How the Whale Got his Throat
WHEN the cabin port-holes are dark and green
Because of the seas outside;
When the ship goes wop (with a wiggle between)
And the steward falls into the soup-tureen,
And the trunks begin to slide;
When Nursey lies on the floor in a heap,
And Mummy tells you to let her sleep,
And you aren’t waked or washed or dressed,
Why, then you will know (if you haven’t guessed)
You’re “Fifty North and Forty West!”
|
Откуда у кита такая глотка
Когда становится мрачно в каюте
И палуба едет воп – вуп,
Когда стул у стола не стоит ни минуты
И стюард ныряет носом в суп,
А чемоданы скользят почему-то,
Когда нянька лежит, как куча тряпья,
И взрослых не трогай, пока они спят,
И ты не умыт, не одет, не обут, –
То слышно, как шалые волны ревут:
«Долгота сорок, широта пятьдесят!» |
How the Camel Got His Hump
THE Camel’s hump is an ugly lump
Which well you may see at the Zoo;
But uglier yet is the hump we get
From having too little to do.
Kiddies and grown-ups too-oo-oo,
If we haven’t enough to do-oo-oo,
We get the hump –
Cameelious hump –
The hump that is black and blue!
We climb out of bed with a frouzly head
And a snarly-yarly voice.
We shiver and scowl and we grunt and we growl
At our bath and our boots and our toys;
And there ought to be a corner for me
(And I know there is one for you)
When we get the hump –
Cameelious hump –
The hump that is black and blue!
The cure for this ill is not to sit still,
Or frowst with a book by the fire;
But to take a large hoe and a shovel also,
And dig till you gently perspire;
And then you will find that the sun and the wind,
And the Djinn of the Garden too,
Have lifted the hump –
The horrible hump –
The hump that is black and blue!
I get it as well as you-oo-oo –
If I haven’t enough to do-oo-oo –
We all get hump –
Cameelious hump –
Kiddies and grown-ups too!
|
Отчего у верблюда горб
Верблюжий горб – ужасный бугор,
(Но верблюды не знают заботы),
Такой же бугор вырастает у нас,
Когда мало у нас работы.
Дети и взрослые то-о-о-же,
Если жить без работы мо-о-о-жем,
Получаем горб,
Верблюжевый горб,
На синий бугор похожий.
Ты встаешь сам не свой, с пустой головой,
И, с трудом отодвинув подушки,
Ты дрожишь и хрипишь, ворчишь и рычишь,
На одежки, ботинки, игрушки.
И нащупать я смог небольшой бугорок,
(У тебя есть такой же тоже),
Где растет жуткий горб
Верблюжевый горб,
На синий бугор похожий.
Есть лекарство такое – позабыть о покое,
Не сидеть и читать у камина,
Плед шотландский запрятать, взять мотыгу, лопату,
И немного размять свою спину.
И тогда все на свете, и солнце, и ветер,
И Хранитель сада тоже,
Уничтожат твой горб,
Верблюжевый горб,
На синий бугор похожий.
Сам я рад, рады дети то-о-о-же,
Что мы жить без работы не мо-о-о-жем,
Не то вырос бы горб,
Верблюжевый горб,
На синий бугор похожий. |
How the Rhinoceros
THIS Uninhabited Island
Is off Cape Gardafui,
By the Beaches of Socotra
And the Pink Arabian Sea:
But it’s hot—too hot from Suez
For the likes of you and me
Ever to go
In a P. and O.
And call on the Cake-Parsee!
How the Leopard got his Spots
I AM the Most Wise Baviaan, saying in most wise tones,
‘Let us melt into the landscape—just us two by our lones.’
People have come—in a carriage—calling. But Mummy is there...
Yes, I can go if you take me—Nurse says she don’t care.
Let’s go up to the pig-sties and sit on the farmyard rails!
Let’s say things to the bunnies, and watch ’em skitter their tails!
Let’s—oh, anything, daddy, so long as it’s you and me,
And going truly exploring, and not being in till tea!
Here’s your boots (I’ve brought ’em), and here’s your cap and stick,
And here’s your pipe and tobacco. Oh, come along out of it — quick.
The Elephant’s Child
I keep six honest serving-men:
(They taught me all I knew)
Their names are What and Where and When
And How and Why and Who.
I send them over land and sea,
I send them east and west;
But after they have worked for me,
I give them all a rest.
I let them rest from nine till five.
For I am busy then,
As well as breakfast, lunch, and tea,
For they are hungry men.
But different folk have different views:
I know a person small –
She keeps ten million serving-men,
Who get no rest at all!
She sends ’em abroad on her own affairs,
From the second she opens her eyes –
One million Hows, two million Wheres,
And seven million Whys!
The Sing-Song of Old Man Kangaroo
THIS is the mouth-filling song
Of the race that was run by a Boomer,
Run in a single burst–only event of its kind –
Started by big God Nqong from Warrigaborrigarooma,
Old Man Kangaroo first:
Yellow-Dog Dingo behind.
Kangaroo bounded away,
His back-legs working like pistons –
Bounded from morning till dark,
Twenty-five feet to a bound.
Yellow-Dog Dingo lay
Like a yellow cloud in the distance –
Much too busy to bark.
My! but they covered the ground!
Nobody knows where they went,
Or followed the track that they flew in,
For that Continent
Hadn’t been given a name.
They ran thirty degrees,
From Torres Straits to the Leeuwin
(Look at the Atlas, please),
And they ran back as they came.
S’posing you could trot
From Adelaide to the Pacific,
For an afternoon’s run
Half what these gentlemen did
You would feel rather hot,
But your legs would develop terrific –
Yes, my importunate son,
You’d be a Marvellous Kid.
The Beginning of the Armadillos
I’VE never sailed the Amazon,
I’ve never reached Brazil;
But the Don and Magdalena,
They can go there when they will!
Yes, weekly from Southampton,
Great steamers, white and gold,
Go rolling down to Rio
(Roll down–roll down to Rio!)
And I’d like to roll to Rio
Some day before I’m old!
I’ve never seen a Jaguar,
Nor yet an Armadill
O dilloing in his armour,
And I s’pose I never will,
Unless I go to Rio
These wonders to behold –
Roll down–roll down to Rio –
Roll really down to Rio!
Oh, I’d love to roll to Rio
Some day before I’m old!
|
Откуда у носорога такая шкура
На острове «Нет-на-карте»,
У мыса Гар-де-фуа,
В розовом море Аравии
Дуют сухие ветра.
И в такую жару,
Даже меняя галсы,
Вы вряд ли туда доплывете
На пакетботе,
Чтоб найти Сладкоежку-Парса.
Как леопард стал пятнистым
Я, Мудрейший Павиан, тихо тебе сообщаю:
Давай исчезнем в лесу. Мы вдвоем. Никто не узнает.
Приехали гости в коляске, мама их ждет давно.
А я могу пойти с тобой – нянька сказала, что ей все равно.
Давай пойдем к свинарнику и посидим на ограде.
Давай напугаем кроликов. Как – «чего это ради»?
Пусть… Что угодно, папа, – я за все отвечаю.
Уйдем вдвоем на разведку, вернемся только к чаю.
Вот твоя трубка, папа, твоя трость, табак и шляпа.
Скорей, побежали, папа!
Слоненок
Шестерка слуг – Кто, Где, Когда,
Что, Почему и Как –
Всегда находится в трудах,
Чтоб не попасть впросак.
Идут по суше и морям,
На Запад, на Восток,
И всё, что я не знаю сам,
Они готовят впрок.
Но я даю им отдохнуть,
Пусть поедят, поспят.
Окончен день – им снова в путь, –
Уже пробило пять.
Но у меня есть юный друг,
Так, девочка одна.
Ей служат сотни тысяч слуг,
Без отдыха, без сна.
С утра она их шлет везде,
Куда, я не пойму,
Сто тысяч Как, сто тысяч Где,
Сто тысяч Почему.
Песнь о гордом-прегордом Кенгуру
Эту песню поют во всю глотку
О великой гонке за лидером,
Единственной гонке такого рода,
Туда и обратно. Впереди Кенгуру.
Желтый пес Динго – за ним – Такова порода.
По сигналу Великого Бога Нквонга Из Барригаворригару
Помчался Кенгуру прочь,
Задние ноги – пружины,
Прыжками днем и ночью,
Двадцать пять футов прыжок.
Динго бежит во всю мочь,
Желтым облаком. Без причины
Даже лаять не хочет.
Оба бегут на Восток.
Они скрылись в один момент.
Никто не побежал за ними,
Так как тогда Континент
Не имел никакого имени,
Но, проследив по карте,
Ты сам поймешь, вероятно,
Где градусов тридцать от старта
Они повернули обратно.
Если бы ты смог
Бежать вдоль дороги
До Океана Неистового
Каждый день от лета до лета,
Мой капризный сынок,
Твои ноги
Стали бы мускулистыми,
А ты – молодцом-атлетом.
Откуда взялись броненосцы
Я не бывал в Бразилии.
Там, говорят, красиво.
Кто может без усилий
Вдруг оказаться в Рио?
Огромным пароходам
(Эх, трубы, мачты, реи…)
Плевать на непогоду!
Пусть злые ветры веют,
Суда уходят в Рио.
Там, говорят, красиво.
И я хотел бы в Рио!
Как жаль, что я старею…
Увидеть ягуара,
Увидеть броненосца,
Пока не стал я старым, –
Все было бы так просто!
Лишь только съездить в Рио…
Пусть океан звереет,
Скорей, скорее в Рио!
Там, говорят, красиво.
Я должен съездить в Рио!
Как жаль, что я старею… |
How the First Letter Was Written
THERE runs a road by Merrow Down –
A grassy track to-day it is
An hour out of Guildford town,
Above the river Wey it is.
Here, when they heard the horse-bells ring,
The ancient Britons dressed and rode
To watch the dark Phoenicians bring
Their goods along the Western Road.
And here, or hereabouts, they met
To hold their racial talks and such –
To barter beads for Whitby jet,
And tin for gay shell torques and such.
But long and long before that time
(When bison used to roam on it)
Did Taffy and her Daddy climb
That down, and had their home on it.
Then beavers built in Broadstone brook
And made a swamp where Bramley stands:
And hears from Shere would come and look
For Taffimai where Shamley stands.
The Wey, that Taffy called Wagai,
Was more than six times bigger then;
And all the Tribe of Tegumai
They cut a noble figure then!
How the Alphabet Was Made
OF all the Tribe of Tegumai
Who cut that figure, none remain, –
On Merrow Down the cuckoos cry
The silence and the sun remain.
But as the faithful years return
And hearts unwounded sing again,
Comes Taffy dancing through the fern
To lead the Surrey spring again.
Her brows are bound with bracken-fronds,
And golden elf-locks fly above;
Her eyes are bright as diamonds
And bluer than the skies above.
In mocassins and deer-skin cloak,
Unfearing, free and fair she flits,
And lights her little damp-wood smoke
To show her Daddy where she flits.
For far–oh, very far behind,
So far she cannot call to him,
Comes Tegumai alone to find
The daughter that was all to him.
The Crab that Played with the Sea
CHINA-GOING P’s and 0’s
Pass Pau Amma’s playground close,
And his Pusat Tasek lies
Near the track of most B.I.’s.
U.Y.K. and N.D.L.
Know Pau Amma’s home as well
As the fisher of the Sea knows
Bens, M.M.’s, and Rubattinos.
But (and this is rather queer)
A.T.L.’s can not come here;
O. and O. and D.O.A.
Must go round another way.
Orient, Anchor, Bibby, Hall,
Never go that way at all.
U.C.S. would have a fit
If it found itself on it.
And if “Beavers” took their cargoes
To Penang instead of Lagos,
Or a fat Shaw-Savill bore
Passengers to Singapore,
Or a White Star were to try a
Little trip to Sourabaya,
Or a B.S.A. went on
Past Natal to Cheribon,
Then great Mr. Lloyds would come
With a wire and drag them home!
You’ll know what my riddle means
When you’ve eaten mangosteens.
|
Как было написано первое письмо
У деревушки Мэрроудаун
Тропа в траве густой бежит,
И час ходьбы до Гилфордтаун –
Вэй-речка под горой бежит.
Звон Финикийских бубенцов
Как только слышали с дороги,
Так сотни бриттов – праотцов
В дорогу снаряжали дроги...
И где-то, где-то здесь шел торг:
Общение племен и рас –
Где бусы вызвали восторг,
Янтарь идет в обмен тотчас.
Но ранее, во время оно,
(А время скачет неуклонно)
В долине той паслись бизоны
И Тэффи шла домой по склону.
Бобры построили плотину –
У Брэдли создали трясину.
Медведь огромный, пасть разинув,
За Тэффи прибежал в низину.
Была тогда река Вэгаи
И полноводней, и быстрей.
И было племя Тэгумаи
И благородней, и сильней.
Как был придуман алфавит
Безмолвие. Нет Тэгумаи…
Кому послать привет? Кому?
Кукушка плачет и желает
По многу лет – но никому…
И, если вспоминать былое,
В сердца огонь и свет вдохнуть,
Вас Тэффи вновь лишит покоя,
К вам в Сэррей приведет весну.
На лбу косички пахнут миррой,
Над ними локон золотой.
Глаза, как синие сапфиры,
Полны небесной синевой.
Шарф, мокасины, плащ олений –
По воздуху она летит
И, зажигая мрак весенний,
К отцу, как легкий дух, летит.
Всем дочь была для Тэгумаи.
Она зовет – не дозвалась…
Но в мире без конца и края
Меж ними сохранилась связь.
Как Краб играл с морем
На море, на океане,
Где суда вверх-вниз снуют,
У судов любой компании
Есть намеченный маршрут.
И дорогою знакомой
Пассажирский пакетбот
Проплывает мимо дома,
Где «Великий» Краб живет.
Но какие-то громады
Отбиваются от рук
И плывут, куда им надо,
Делая огромный крюк.
Если, как это ни странно,
Хочешь изменить маршрут,
То иные капитаны
В гневе с мостиков уйдут.
И Рыбак Великий знает,
Ежели случится сбой,
То приходит Злой Хозяин,
Чтобы судно взять с собой.
Коль желаешь догадаться,
Что загадка означала,
Нужно манго съесть сначала. |
The Cat that Walked by Himself
PUSSY can sit by the fire and sing,
Pussy can climb a tree,
Or play with a silly old cork and string
To ’muse herself, not me.
But I like Binkie my dog, because
He knows how to behave;
So, Binkie’s the same as the First Friend was,
And I am the Man in the Cave.
Pussy will play man-Friday till
It’s time to wet her paw
And make her walk on the window-sill
(For the footprint Crusoe saw);
Then she fluffles her tail and mews,
And scratches and won’t attend.
But Binkie will play whatever I choose,
And he is my true First Friend.
Pussy will rub my knees with her head
Pretending she loves me hard;
But the very minute I go to my bed
Pussy runs out in the yard,
And there she stays till the morning-light;
So I know it is only pretend;
But Binkie, he snores at my feet all night,
And he is my Firstest Friend!
The Butterfly That Stamped
THERE was never a Queen like Balkis,
From here to the wide world’s end;
But Balkis talked to a butterfly
As you would talk to a friend.
There was never a King like Solomon,
Not since the world began;
But Solomon talked to a butterfly
As a man would talk to a man.
She was Queen of Sabaea –
And he was Asia’s Lord –
But they both of ’em talked to butterflies
When they took their walks abroad!
|
Кошка, гулявшая сама по себе
Кошка может петь у огня,
Карабкаться по стволу
И, развлекая себя – не меня, –
Играть клубком на полу.
Но Бинки умеет себя вести.
Бинки – мой пес верный,
Поможет охотиться, стадо пасти,
А я – человек пещерный.
Кошка, как Пятница, слушает вас.
Но, только устанет она,
Как тут же к окну подбежит и – раз! –
Выпрыгнет из окна.
Она скажет вам «мяу», завалится спать,
Как будто все пусто вокруг.
Но Бинки всегда готов поиграть,
Он мой настоящий друг.
Кошка мордочкой трется у самых колен,
Мурлычет про всякий вздор;
Что любит, но хочется перемен, –
И убегает во двор.
И там темной ночью гуляет она,
Пока не светлеет вокруг.
Но с Бинки мне темная ночь не страшна –
Он мой наипервейший друг.
Мотылек, который топнул ногой
Была царица Балкис
Мудрей Соломона порой:
Она говорила с бабочкой,
Как со своей сестрой.
Царь Соломон Великий
Совсем не без причины
С мотыльком разговаривал,
Как мужчина с мужчиной.
Она, царица Савская,
И он, царь Азии всей,
С мотыльком и бабочкой
Общались без всяких затей. |
|