В тот день мы возвращались поздно. И я уже было забыл о старике... но он повстречался нам опять. В сквере, рядом с домом. Сидел на лавочке. Курил. Ему, в общем-то, некуда было торопиться. Вся ночь впереди! Ящик. Небо над головой. Чего еще человеку надо?
Я не мог разглядеть его лица тогда. Было слишком темно. Вспомнились его борода и щетина на щеках. Впрочем, где ему здесь бриться?! За день я набегался так, что уснул тут же, а наутро... Наутро мы чуть не столкнулись с ним. Я опять торопился по своим делам: надо было нанести немало визитов, осмотреть достопримечательности, купить билет на самолет. Он же важно шествовал в окружении пяти или шести собак. Вот тогда я сумел впервые внимательно рассмотреть, как он был одет. Просто. Черная потертая куртка, брюки, потрепанные, но еще вполне приличные и туфли, коричневые туфли без шнурков. Нет, не фасон такой, а туфли под шнурки, но без таковых... И ничего, нормально очень даже ходил. Мы чуть не столкнулись, но я тормознул, задержался в подъезде, и мимо меня грациозно не прошли, а проплыли старик и его пять или шесть собак... С утра обычно было прохладно, высокогорье все-таки, и дым от его папиросы был отчетливо виден и сопровождал эту странную кавалькаду... Старик шел величественно, не торопясь, а мне надо было бежать, как всегда, по делам, и, хотя очень хотелось остановить его и поговорить, я обогнал и его самого, и его собак и устремился в самый центр города, тотчас подхваченный людским потоком. Шли дни, я по-прежнему бегал по организациям, знакомился с новыми людьми, пил, если приходилось, звонил, куда следует... и время пролетало незаметно, наступал вечер и... и я снова бежал, чтобы навестить многочисленных родственников, которые обязательно обидятся, если я к ним не зайду! Старика, между тем, я встречал каждый день по несколько раз... К этому времени я уже узнал о нем кое-что... Во-первых, его дом стоял на этом пустыре. Во-вторых, когда дом снесли, то ему предложили квартиру где-то на окраине. Однокомнатную, со всеми удобствами. Но он не поехал, сказал (по версиям очевидцев): «Здесь мой дом. Работа здесь. Куда я пойду?» Сказал так и никуда не пошел. Подыскал себе ящик по размеру, приволок на пустырь, там и поселился! Что человеку надо? Четыре стены да небо над головой! Через свой ящик и сделался он знаменитым. По слухам, на ящик, да и на него самого ходили смотреть целыми толпами... Но, когда я сам захотел было еще раз взглянуть на этот ящик, его на пустыре не оказалось! Старик, как всегда, расхаживал по улице, курил свои папиросы, перекидывался репликами со своими знакомыми, которых у него было, видимо, множество... Ящика не было. Но ведь я сам его видел в то, первое, утро... Может, он уносит его куда-нибудь? А может, мне все это приснилось? Но старик-то, вот он! Вот! Стоит. Разговаривает. Живой. Настоящий... Это потом оказалось, что он убийца! А разве подумаешь — такой благообразный старичок. Кого именно убил — неизвестно... Во всяком случае, достоверно мне узнать не удалось... но вероятнее всего — жену, потому как одинок. И по слухам, из родственников — одна сестра. Это она, видимо, приезжала к нему, уговаривала переехать на квартиру... Итак, я узнал, что он убийца. Отсидел положенный срок и приехал в Ереван. Когда это случилось, никто не помнит уже... Давно было. Но теперь о нем любой знает в столице. Стал чем-то вроде достопримечательности... Вот и в кино снимают... На следующий день я очень медленно прошел мимо него, стараясь заглянуть в глаза... что-то они скажут мне. НЕУЖЕЛИ УБИЙЦА?! Его виновность весьма донимала меня своей, на первый взгляд, однозначностью... ведь, говорят, добрейший человек и, если подойти, попросить, непременно все сделает. И, хотя я сам не видел, люди отзывались о нем так. Я ловлю его взгляд, один только взгляд, потому что остановиться и уставиться на незнакомого мне человека я не могу... и вижу только уставшие глаза старого уже человека, а в них — ничего, кроме спокойствия... Много позже я пойму, что, помимо спокойствия, уловил в них еще и полное безразличие к моей суете, да и не только к моей, впрочем... Я и в других городах ежедневно бегаю по своим и не только своим делам, поднимаюсь по этажам, вхожу в одинаковые двери, встречаю почти одинаковых людей, говорю им почти «правильные», «нужные» слова... но сейчас ловлю себя на мысли: «А вот если бы никуда не торопиться, прислониться к нагретой солнцем стене и просто постоять, посмотреть на мир, без суеты, улавливая причинные связи самых малозначительных событий... По ночам мне снятся странные сны. Какие-то шорохи, шорохи... потом я спотыкаюсь, потом что-то бухает и оказывается, что прямо надо мной зависает небо, бездонное синее небо, почему-то в правильный четырехугольник... Он стоял в своей излюбленной позе, подперев ногой стену, и курил... Мое внимание опять привлек башмак. Его башмак... В Москве мы застряли основательно. В Ереван вылетели часа в два ночи. Прилетели под утро, в пять по местному... Ехать в город было бессмысленно, потому как нормальные люди в это время спят. Беспокоить родственников не хотелось. И поэтому мы решили дожидаться утра здесь, в аэропорту, в этом чудноватом и поражающем своей рациональностью здании... Мы определили самое существенное достоинство его — возможность добраться до цели наиболее кратким путем... Только надо знать расположение всех необходимых вам служб аэропорта или иметь некоторые навыки логического мышления... Холод, непонятно откуда проникающий в здание, принуждал нас кружиться по второму этажу, выискивая любую полезную информацию, чтобы хоть как-нибудь убить время... Наконец, утомленные и этой ходьбой, и всем предыдущим днем, мы присели. Напротив на банкетках посапывали молодые люди, бесцеременно развалившиеся на них в своих «фирменных» туфлях. Как можно было заснуть в такой холод, для меня загадка, во всяком случае мне это не удалось, да и моему соседу, армянину из солнечных Гагр, тоже. Неодобрительно оглядев спящих, он чуть покачивая головой, высказался, не удержался: «Что за молодежь пошла? Совсем о людях не думают. Откуда в них такое бескультурье?..» И действительно, такой сверхсовременный аэропорт, какой только во сне или в фантастических фильмах увидеть можно, и эти парни, развалившиеся на банкетках прямо в туфлях. Все это никак не вязалось... И тем не менее — было. Старик слегка постукивал своей левой туфлей. Оцепенение, охватившее вдруг меня, прошло, и я понесся в круговерть событий. Оставались считанные дни моего пребывания здесь, а от этой поездки, повторяю, зависело немало в моей жизни... Но этот старик словно преследовал меняВ общем, для меня это была загадочная личность, а подойти, познакомиться и времени не было, да и стеснительно как-то... И потому каждое утро я разрывался между делом и желанием все-таки подойти и заговорить с ним... А стоило бы только заговорить... и, возможно, я бы узнал очень многое из его жизни... и кто знает... может, она бы показалась мне неинтересной... И что самое страшное... впечатление от рассвета в то, первое утро, когда я увидел пустырь, ящик и видневшиеся из него башмаки, потеряло бы цену... Много позже в каком-то фильме я усмотрю «своего» старика, несущего лошадку из папье-маше. На ночь он прятал ее в подвале, с утра относил в парк или на площадь, смотря где намечались фотосъемки. Мамаши ведь очень любят подобное фото: любимое чадо верхом на лошадке... Когда же камера приблизит лицо старика, я хорошо разгляжу его невозмутимые глаза. Они всегда такие... На следующий день мне предстоял очень важный разговор, и я готовился к нему долго. Продумывал возможные ситуации, мое поведение в разных случаях, старался предугадать будущие вопросы и нужные ответы на них... Завтра решалась моя судьба, а тут старик привязался, с мыслей сбивает, я даже телевизор и тот нормально смотреть не могу: все старик перед глазами... Это что же со мною случилось? А тут еще сны эти... Каждую ночь меня стали мучить кошмары. Снился старик... Черт бы с ним, если б сам только снился, так ведь жену убивает!.. Кошмар! Четыре ночи подряд убивал он жену, и все разными способами, а на пятую ночь — моя очередь вышла! Подкрадывается он ко мне сзади, с веревкой, петлю уже сделал, все подготовил... и подкрадывается. А я его вижу... в зеркале. Вижу и ничего сделать не могу. Стою, как баран... Чувствую, хочу закричать, а только челюсти судорога свела... От испуга. А его огромное бородатое лицо заполняет собой все зеркало... Его дыхание, прерывистое, согревает мою шею, и я словно чувствую петлю эту, которая затянется через минуту... От испуга у меня дрожат колени... а тут еще щетина его, противная, мерзкая, тычется в щеку мне... и я просыпаюсь! Никого! У самого щетина за ночь выросла, а на старика сваливаешь... В комнате никого: все на работе. Абсолютная тишина, но я чувствую чье-то присутствие... Но в квартире никого... я обхожу все комнаты, заглядываю во все уголки, шкафы и даже под диван! И, хотя никого нет, я чувствую здесь чье-то присутствие... И вдруг мой взгляд останавливается на шторах. «Может, там...» — думаю. Подхожу с опаской, отдергиваю... Никого. За шторой никого, но за окном я увидел старика... Он стоял внизу, у самого подъезда, и кормил собак. Собак было много, а хлеба мало, и, когда старик доставал новый ломтик, начиналась суета... Собачья суета... Он даже не смотрел в мою сторону, но почему его присутствие так ощущалось мною? День начинался стариком. Им же он обычно и заканчивался. Чертовщина какая-то! Говорили, что пьет. И сильно! Возможно, и так... но в эти дни я ни разу не видел его пьяным. Мог ли я верить всему тому, что о нем говорилось? Сейчас же мне представилась возможность понаблюдать за ним со стороны. Редкая возможность. Меня он не видел и потому не мог играть какую-либо «роль», а должен был быть самим собою... Тут, кстати, подвернулся под руку бинокль. Я и не замечал его раньше. Лежал он себе на полке, манил ребятню своими стеклянными глазницами и нисколько меня не волновал, то есть не привлекал внимание, а тут почему-то протянул руку к этому самому месту, нащупал бинокль и автоматически поднес к глазам... И я увидел его старую кожу, жирную, грязную... длинные красные языки слизывали хлеб с его ладони... Потом я увидел ногти, под ними грязь... и хотел было ужаснуться... но посмотрел на свои и обнаружил, что и они, оказывается, мало чем отличаются от стариковских... И устыдился своих размышлений на этот счет, а чуть позже и вовсе подумал: «Нехорошо как-то... чего это я подглядываю, что это со мною случилось?» Положение, в которое меня угораздило попасть, стало уже раздражать... А в раздражении я страшен, могу наговорить всяких дерзостей и близким, и нетаковым, и даже самому большому начальству... В таких случаях я вспоминаю Борю... Боря был большим оптимистом! Работал в нашей конторе водителем на такой красно-желтой машине. У нас ее называли «аварийной». Возили на ней всякое испытательное оборудование, железки, при необходимости в будку с одним выбитым стеклом втискивались и мы... Необходимость возникала часто, так как обслуживаемые нами объекты были разбросаны по двум областям. На них всегда находилось чему забарахлить, и потому командировки тоже случались часто. И продолжительные весьма. Жили в вагончике из двух отделений. Каждое на четыре места. Нас — семь человек, и потому на пустующей полке — вся кухонная утварь. Мы здесь надолго. Работы много. На ночь — раскочегариваем печку в тамбуре. Иполучается наподобие «маленького Ташкента»: стоит такая жара, что все ходят в плавках... Но за ночь воздух остывает, и температура опускается, как нам казалось, ниже нуля! Мы трясемся от холода даже под одеялом. И так — каждый день! С утра на работу. Днем — на обед. Потом опять работа, но вечера все равно выходят длинные-предлинные; ребята режутся в карты, выпивают при случае и «травят» анекдоты... Иначе скучно, тоска заест... Самый большой оптимист в нашей компании — Боря! Ох, и заводной парень! Я не видел его унывающим, хлюпающим, хныкающим! Была у него привычка всех критиковать, резать правду-матушку без разбору рангов! Но, даже злясь, он оставался оптимистом! Такой вот человек. Однажды сидим мы в вагончике, картошку жарим на ужин, беседы на всякие важные темы ведем, одним словом, — семейная идиллия. И тут... И тут открывается дверь, холод мигом врывается в нашу комнату, привнося с двумя пришедшими мужиками еще и какую-то нависшую над нами неопределенность... Визитеры были не простые — высокопоставленные. Один — из «большого» министерства. Приехал активизировать работу. Сроки поджимали. Могли по головке и не погладить. Уже и народу нагнали, а теперь бегают, размещают. Большой начальник, понятное дело, устроился в гостинице и к нашему вагончику на «лимузине» подкатил. А зашел — не поздоровался даже. За ним и начальник наш, на некотором отдалении. Походили они, посмотрели по сторонам и обнаружили «пустующую» полку. — Так, сюда одного подселим, — глубокомысленно и удовлетворенно заявил большой начальник-человек... От такого нахальства мы все опешили, но вот Боря завелся с пол-оборота: «Пшел вот отсюда, дармоед! Ты что, ослеп?! Не видишь, что ли? Люди тут живут! Катись отсюда!» Начальник, не ожидавший такого отпора, быстро ретировался... Правда, хотел было что-то сказать напоследок, но Боря к тому времени перешел уже на более «откровенное» выражение своих чувств... Хлопнула дверь за мужиками, и на нас вновь повеяло холодом... Весь вечер гадали мы: что будет-то? Что? Только один Борис не думал, а ходил по вагончику взад-вперед и возмущенно шипел: «У! Дармоед...» Пришло утро, потом день. Никто не объявился, не сказал дурного слова. И вечером не потревожили... Потом прошла неделя, вторая... Так мы этого начальника у нас больше и не видели! Вот и у меня такой характер — с пол-оборота могу завестись, если я в раздражении... А уж если заведусь!.. Мне на глаза лучше не попадаться.Такого наговорю, такое выдам... что и сам иногда боюсь себя в таком состоянии... А каково другим? Вот и получилась у меня неувязка... два часа спустя в самом важном для себя разговоре я ТАКОЕ сказал! Что все полетело сразу к чертям! Все, что я добивался в течение целой недели. И от одной только фразы, сказанной в раздражении... От одной только фразы, состоящей из нескольких слов! А вся твоя жизнь перекорежена и висит на волоске... Из-за какого-то старика, живущего на пустыре! Злой и растерянный, ходил я по городу и никак не мог успокоиться. Моя мысль все чаще возвращалась к тому, что сделаю я со стариком этим, повстречайся он мне сегодня опять... «Убийца! — кричал я про себя... — Убийца!» И если раньше для меня подобное утверждение казалось предположительным и только, то теперь я готов был поверить этим слухам, или, точнее, факту совершения им злостного убийства... Убийства, но с какой целью? С какой целью? Для чего? Что за необходимость была у него пойти на это?.. Это было весной. За выходные снег растаял и земля обнажилась, еще не полностью, еще не вся. В тени оставались сугробы, и была земля пятнистой, серо-ржавой и коричневой местами... с белыми пятнами. Наша «перекачка» осталась без электроснабжения. АВАРИЯ! «Полетел» кабель. Насосы остановились. И нефть — тоже... Нас вытаскивали из постелей, потому что необходимо было обнаружить разрыв кабеля как можно быстрее, в считанные часы, и дать ток, запустить машины... Захватив оборудование, мы приехали только к вечеру. Аварийные бригады были наготове, даже экскаватор откуда-то пригнали, чтобы ускорить работы, и ждали только нас. Место разрыва кабеля удалось установить быстро, и вскоре вся собранная «армада» ринулась туда. Темнело. Работали поэтому при включенных фарах. Вплотную несколько машин. И наше «аварийка» тут, помогает... Ковш экскаватора вгрызался в землю все ближе и ближе к кабелю... И тут я заметил, что несколько человек куда-то отошли, потом услышал чей-то шепот: — Где? Что? Когда? — Тут недалеко... метров триста. Наши нашли. Уже милицию вызвали... Потом кто-то вертелся между нами и уговаривал сходить, посмотреть... Но нас в эту минуту волновал только один вопрос: кабель и только. Когда обнажилась жила, нас послали за «вставкой», без нее никак не обойтись... Я сел рядом с водителем. Сам напросился, так как знал о трупе, который должен был случиться нам по пути... Мы ехали уже по проложенной кем-то колее. В ночи была видна только небольшая часть ее, метров на тридцать... Вскоре увидели красный огонек, рядом белый... Фары высветили три фигуры на дороге. Один размахивал фонарями, требуя остановиться. Он был в форме, а те двое — в штатском... Мы выпрыгнули из кабины. Пока милиционер разбирался с водителем (кто куда?..) я подошел к трупу. Он лежал у дороги, голый, сморщенный. Я удивился даже. Почему такой маленький? Руки сложены на груди. Видимо, уже после... Картина была страшная. Ночь. Поле. Колея, освещенная фарами... Милиционер и «штатские». Шепот в тишине... Ножевые раны на трупе. Сложенные руки. И жертвы неестественный короткий рост... Но самым страшным казалось, КАК УБИВАЛИ ЕГО?! Где-то рядом с нами. Ведь мы жили неподалеку. Всю зиму. Убили ночью. Раздели, чтоб не оставить следов, и бросили в сугроб. Лишь весной солнце растопило снег и труп обнажился... Его нашли в воскресенье днем, ближе к вечеру, незадолго до нас, а теперь милиционеры искали машину, чтобы вывезти труп в город. Для этой цели они и остановили нас, но, убедившись в срочности нашего поручения, отпустили... Честно говоря, мы были рады уехать отсюда поскорее: нашли вставку, подвезли к котловану, но начальство, посовещавшись, решило пайку кабеля перенести на утро. Поэтому остаток ночи мы провели на станции, подавленные увиденным... С трудом заснули. Ночью я проснулся от странного шороха. Кто-то ходил. Там, за стеной... Я не мог понять: сплю я или это мне только снится. Но «кто-то» там, за стеной, подошел к нашей комнате и стал открывать дверь, которую мы предусмотрительно очень закрыли на все возможные запоры. Этот «кто-то» ковырялся долго и безуспешно... В общем, делать мне было уже нечего. Билет на самолет куплен, чемоданы уложены, достопримечательности осмотрены, музеи посещены, деньги истрачены и впустую... но не это заботило меня, а мое душевное состояние... Глупость случившегося угнетала меня, а сегодняшняя неудача, но неудача решающая, действовала хуже всякой пытки... Но странно! Стоило мне только к вечеру увидеть этого старика, и я обо всем забыл! И об обидах, и неудачах, и всех своих огорчениях... Его лицо, невозмутимые глаза, его такая простая и естественная поза поразительным образом успокоили меня... И борода, и волосы с проседью — все это казалось таким знакомым! Действительно, что я привязался к старику, это же не он за мной подглядывал, а я — за ним... Вот и поделом! Старик стоял, опершись ногой о стену, курил... Дым от папиросы на холоде был четче, графичней что ли... и привлекал внимание. Я долго смотрел, как он клубится, образуя причудливые формы, ежесекундно меняясь в пространстве... Как он клубится и обволакивает лицо старика... Я так и не заговорил с ним... Постеснялся как-то. А может, и испугался? Но чего? Вот и знаю о нем только два-три факта, да видел несколько раз... Все! А между тем он вмешался в мою жизнь, ворвался необратимо... выбил меня из колеи... и при этом не сказал ни слова в мой адрес, и я даже не могу утверждать, знает ли он вообще о моем существовании... Этот старик.своим каждодневным присутствием,
своими невозмутимыми глазами,
своею черною бородою с проседью,
своими штанами, и курткой, и, наконец...
своими башмаками, наверное, знаменитыми отсутствием шнурков...