Ваан Сагателян

Дом

Врачи сказали: «Неизлечим! Везите домой. Сколько дней проживет — все его». Жена Рача тайком заплакала, прокляла свою судьбу, привезла домой. Привезла да стала дни пересчитывать.

Рач молчал: говори не говори, но когда на тебя смотрят с таким сочувствием, все становится ясным... И тогда открыл он сердце перед женой: «Соник джан, не мучай себя, судьба моя так предопределена». И отвел взгляд от жены...

Недели две, положив голову на подушку, Рач тихо стонал. О разном передумал за эти дни. И окончательно смирился со своей судьбой, но вот с одним обстоятельством — никак не мог...

Не было у Рача дома — жил в общежитиии. Двадцать лет назад с радужными мечтами приехал он из села и устроился работать на одном из ереванских заводов. Выделили ему в общежитии малюсенькую, но отдельную комнату, в ней и жил. Пока молод был, пока спина крепка была, легко дышалось. И как только на городском асфальте нога его окрепла, Рач женился. Вот в этой комнатке и обосновались они, Рач и его молодая жена. Здесь же родились у них два сына.

Заботы, словно снежинки от первого снега, начали медленно опускаться на его плечи. Но от кипящей непокорно крови молодого Рача заботы эти — вот так же, как снежинки, — с легкостью таяли и исчезали. К тому же начальство намекало ему: вот наладится очередь на квартиру, рассосется чуть-чуть и, «ей богу, Рача они не забудут!»

После сладких и доверительных этих речей Рач записался в очередь и, окрыленный надеждой, начал ждать. Но уходили по одному те, кто обещал, а очередь не продвигалась. И более того, с ней происходило нечто странное: время от времени некоторые предприимчивые молодые люди, стоявшие далеко позади, проносились по очереди подобно смерчу и неизменно оказывались впереди Рача. «Э... да что тут говорить...»

Рач же, как пригвожденный, оставался на этом проклятом, верно, заколдованном пятидесятом месте. А если бы и попытался разобраться в этом вопросе, то где бы выискал он правду? И разве хватило бы на правду эту его ежемесячной зарплаты в триста рублей? Этих денег едва хватало на жизнь. Ему только и оставалось жить надеждой, ожидая чуда... Так и пролетели незаметно двадцать лет, и тогда обескрыленная жизнь Рача встала перед ним...

— В деревне должен дом построить, — сказал он таким решительным тоном, что возражать не имело смысла. Да и кто бы смог возразить? Ведь не скажешь: «На что тебе дом?», ведь не пошлешь же его живым в могилу. Уж коли решил, значит, сердцем предчувствует...

Как не прислушаться? Не помочь? Человеку, которому, может, всего ничего осталось жить...

И вот в молчаливом одобрении окружавших его Рач начертил план своего дома. «Роскошь ему не нужна — не к свадьбе готовится. Две маленькие комнатки, но в своем селе, на земле его предков, чтобы люди могли сказать: «Это дом Рача...». Чтобы Рача в последний путь из собственного дома... А то будь все проклято: человек целую жизнь прожил, как бродяга, слонялся, а для своего ребенка четырех стен не оставил?..

Нет, не мог допустить Рач, чтобы гроб с его телом из общежития вынесли... Руки-то золотые были. На ногах крепко стоял.

Нечего было верить этим проходимцам, ведь знал же им цену. Ждал от них милости и дождался... А теперь, когда решился сам строить собственный дом, все зависит только от милости Бога! Успеть бы!.. Во что ты верил, Рач, так безропотно ожидая своей участи? Во что?

Разве не знал, что эти мерзавцы не сдержат слова? Скольких они обобрали на этом пути?..

Что убаюкивало твою веру, Рач?

Что ты еще молод, что 45 — сама зрелость, и все успеется...

Не успелось. Пролетела жизнь... и не заметил... И что теперь плакать о щепке от колеса, когда вода уносит всю мельницу?

Эх!..

 

На строительство дома собрались все друзья и родственники. Каждый что-то умел и значил в своем деле. И все они с такой силой и вдохновением начали работу, что через 20 дней дом Рача был закончен и твердо встал на землю его предков. Выпили магарыч, пожелали доброго наслаждения домом и разошлись. Но время наслаждений Рача уже прошло...

Дом между тем придал Рачу силы. И, казалось, мышцы пролучили упругость, увядшая было жизненная энергия словно обрела крылья, где-то на горизонте забрезжила надежда, и даже медики были почти готовы дать приговору обратный ход.

Но нет, то была иллюзия прихода энергии, ощущение удовлетворенности, подобное первому льду, тонко и прозрачно окружившему душу Рача. Нет, черная тропинка судьбы не исчезла, не затерялась, и где-то там, далеко впереди, уже просматривалась дорогой. И Рач был путником на ней...

И снова потекли тихие дни ожидания. Но жить ожиданием смерти? Ему ли? Рачу? Каждый, воспринимающий свет и тепло солнца, имеет цель, а имеющий цель живет с иллюзией бессмертия.

Так и жил Рач в ожидании смерти и пренебрежении к ней.

Перед взглядом его не было мглы. Взгляд Рача был устремлен к солнцу, остальное — в руках нелепой судьбы.