Имена
(Елизавета Мнацаканова)

Татьяна Михайловская

Музыка синего

Елизавета Мнацаканова.
(Фотография Владимира Аристова)

Его не воспевали поэты. Классическая русская поэзия обошла его стороной. Баку… Самый европейский город на Кавказе в начале ХХ века и самый азиатский. Рожденный морем, он издревле был священным местом огнепоклонников, и, когда горели промысла, то, казалось, сам бог Огня летал над каменистой пустыней, и город жался к морю, к воде… Самый промышленный и самый экзотический. Нобель, один из первых в России, строил дома для рабочих нефтяных вышек, в то же время 10-го мухаррама, в день поминовения имама аль-Хусайна ибн Али (внука Мухаммеда), траурная процессия шла по Старому городу, и обнаженные по пояс мужчины наносили себе раны кинжалами и саблями, били себя цепями и горько оплакивали аль-Хусайна и его брата аль-Хасана, лилась кровь, и каждый неправоверный – не мумин – старался избежать с ними встречи. Ашура, шаксей-вахсей… В 20-х гг. по городу уже ходил трамвай – и можно было при этом встретить верблюдов. Город – средоточие многих культур, но ни одна не была доминирующей: море «40 имен» (В.Хлебников) обкатывало народы, точно гальку. И слова всех языков будто соединялись, и вечный шум волн рождал музыку.

Баку наполнен музыкой, город звучит. В его звучании никогда не было вульгарности, как в Одессе, пышности, как в Тбилиси, – она была другой. Сдержанной, нежной, бесконечной… Некоторые поэты сразу улавливали эту музыку, она перетекала в их стихи. Не только это ощутимо у Хлебникова, родившегося на Каспии, в чьих жилах была и армянская (Алабовы) и запорожская кровь (Вербицкие), но и у нижегородца Мариенгофа, и совсем уж далекого от «материка А» Есенина.

Хлебников, гуль-мулла, священник цветов, жил в Баку в 1920-ом и отсюда начал свое путешествие по Ирану (Тиран без «тэ»).

И воды носятся вдали,
Уж покорены небесами.
Так головы, казненные Али,
Шептали мертвыми устами
Ему, любимцу и пророку,
Слова упорные: «Ты – бог» -
И медленно скользили по мечу,
И умирали в пыли ног…

(«Моряк и поец», начало 1921 г.)

В 1922-м году Хлебников умер в далекой деревне Санталово. В Баку в этом же году родилась Елизавета Мнацаканова. Эта стыковка начала и конца для нее оказалась определяющей в судьбе. Всю жизнь она придает этой дате особое значение. Председатель Земного шара Велимир Хлебников навсегда остался и остается ее литературным ориентиром, «типом некоего абсолюта». Позже она напишет: «Нет, моим учителем он не был. Никогда. Да и возможно ли это – научить БЫТЬ?.. Бытию учит бытие. Люди учатся у жизни и у самих себя». И тут же себе возразит: «Впрочем, я все-таки чему-то научилась у него. Например, не поддаваться соблазнам литературы. Например, презирать литературщину. Например, отличать подлинное от подделок, симуляцию творчества – от творчества» («Хлебников: «Клянусь...») Разве не научилась она у него самому главному для поэта?

С Баку связаны первые детские впечатления Мнацакановой, и она прекрасно понимает их значение для всего ее творчества. У нее есть специальная работа, которая так и называется «Значение и роль воспоминания в художественной практике», в которой она, в частности, рассматривает «чувство «космического», «океанического», возникающее у ребенка «непосредственно из созерцания картины, ландшафта, где широта, безграничность, бесконечность природы играет особую роль». Из этого чувства и рождается «потребность выразить увиденное и пережитое – в звуках и словах». Далее, анализируя эпизод из биографии Р.Роллана, она пишет: «Так пришла к ребенку идея бесконечности бытия: пространство моря заключало в себе пространство бесконечности. Это была и жизнь, и смерть, начало, конец и снова начало, – но над всем этим вырастало нечто безначальное и бесконечное». Не будет преувеличением, если скажу, что эти слова идеально ложатся на характер творчества самой поэтессы. Море, синяя стихия воды – наверное, и есть стержень ее поэзии, на который наматывается нить любви и сострадания. Синий цвет, не однажды встречающийся в её поэзии и эссе, излюбленный цвет Древнего Востока, – это символ вечности, тайны и божественной истины...

И море – и город – многократно возникают почти во всех её произведениях. Вот цикл (поэма?) из десяти стихотворений памяти Анны N, опубликованный впервые в 1977 г. в парижском журнале «Ковчег», названный символично «Великое Тихое море». Для наглядности приведу некоторые строчки из 2-го, 8-го и 10-го стихотворений.

это тихие побеги моря тихого моря тихо растворяются в памяти людей
морей моей памяти побеги тихие тихий бег времени в тихой памяти
лета буквы тихого моря горят золотом тихого лета в памяти людей
уплывает в море тихое золото вечера вечное золото вечеров тихого
лета в памяти людей морей вечерним золотом на тротуаре бульвара

(2)

круги мёртвой воды наша память о мёртвых в изгнании
круги мёртвой воды наша память о мёртвых в молчании
так думаю молча: теперь уже знаю: мёртвым пятном расплываются
мёртвые в памяти нашей мёртвые мы, мы мертвы, когда друг другой
другой когда другой умирает: мы, мы мертвы…
(8)

волною волной большая морская
вода морская волна большая
морская волна ты помнишь? Ты вспомнишь?
БОЛЬШАЯ МОРСКАЯ ВОЛНА ты
вспомнишь? ты помнишь?
Большая Морская
(10)

Вначале возникают «тихие побеги моря», затем «тихое золото вечера горит догорает на бульваре». В мире есть множество бульваров на берегу моря, но тот, кто однажды прошел по бакинскому бульвару, сразу узнает его в этом описании, без всяких конкретных примет. Конкретная примета появляется только в самом конце, когда уже всё оплакано: бакинская улица Большая Морская продолжает море, вытекая из БОЛЬШОЙ МОРСКОЙ ВОЛНЫ, как слеза. И в других стихотворениях встречаются бакинские реалии (то норд скрежещет, то «меж базальтовых скал и жемчужных пой моряна пой…»), но цикл «Великое Тихое море» удивительно соответствует духу города и моря, при том, что этот шедевр лирической поэзии проявляет чувства глубоко личные и отличные от общих. «О, как это важно для любого Автора – НЕ УМЕТЬ! НЕ УМЕТЬ думать, как все другие. НЕ УМЕТЬ делать, как другие» – вот кредо Елизаветы Мнацакановой, очень четко ею сформулированное.

В своем предисловии к первой книге Е.Мнацакановой, вышедшей в России только в 1994 г., “Vita breve» (Пермь), Джеральд Янечек, известный американский исследователь в области русского и мирового авангарда, с уверенностью констатирует: «Творчество Мнацакановой не имеет прямых прецедентов не только в русской, но, быть может, и в мировой поэзии». В чем же состоит эта непохожесть, эта особость поэзии Елизаветы Мнацакановой? Прежде всего, в том, что ее поэтическое произведение воспринимается как музыкальное: слово – это тема, она развивается, взаимодействует с другим словом-темой (их, как правило, в каждом стихотворении немного), нарастает, сменяется новой темой и т.д. Синтаксис при этом практически отсутствует или сведен к самым элементарным связям типа «подлежащее – сказуемое», «определение – определяемое». Это воплощение того футуристического принципа, который Маринетти называл «слова на свободе», «освобожденные слова» (Parole in Liberita). Поэтический смысл рождается не из логико-грамматического взаимодействия слов, а из сцепления звукообразов. Для этого автор применяет повтор. Повтор обычно используют для усиления, экспрессии высказывания – так ринято в классической поэзии; для закрепления, запоминания – так в фольклорной традиции; для обозначения концепта – так в концептуальном искусстве 60–80-х гг. прошлого века. Мнацаканова повторяет одно и то же слово многократно для того, чтобы создать мелодическую фигуру стихотворения – такое впечатление, что в тексте не хватает только указаний композитора «legato», «crescendo», «poco a poco diminuendo»…

Музыка играла и играет в ее жизни и творчестве совершенно особую роль: никогда она не была для нее развлечением или любительством, но была и есть профессиональной основой ее жизни и стиха. Обращаясь к русской классике, в первую очередь, к Достоевскому и Чехову, она слышит в их прозе музыку, «наилучшие сочетания звуков слова». Именно из этих «сцепленных воедино слов Автор добывает свою странную музыку», – написала она о Чехове, но то же самое можно сказать и о ней самой.

Совершенно понятно, что такая воистину новаторская поэзия в России долгие годы не могла быть напечатана. Елизавета Мнацаканова училась в Москве на филологическом факультете МГУ, училась в Московской консерватории, где окончила также аспирантуру, но стихи писала «в стол», даже не помышляя о публикации. В 1966 г. она предприняла первые попытки соединить стихотворный графический текст с живописным, превращая свои поэтические произведения в книги-альбомы. Ее увлекала экспериментальная работа по синтезу разных видов искусств, начатая еще в начале ХХ века русским и итальянским футуризмом. Подобное направление делало еще более нереальным публикацию ее поэзии на родине, поскольку всякие авангардистские «уклоны» были у нас совершенно неприемлемы. Выходили ее статьи и книги о русской классической музыке, о композиторах Венской классической школы, о Брамсе, о Малере, о Прокофьеве. Были напечатаны некоторые ее переводы из австрийской и немецкой поэзии; среди поэтов, которых она в то время переводила: Рильке, Тракль, Новалис, Гельдерлин, Целан, Артманн, Бахманн, Рюм, но очень немногое прошло редакционные рогатки. Однако ее оригинальные стихи и графические композиции оставались «в столе», и автор тогда даже не предполагала такой возможности их напечатать.

Единственным исключением стала публикация в «Литературной Армении» (1971 № 11) вух стихотворений, написанных во время поездки по Армении. Глубокое впечатление произвело на поэтессу посещение древних исторических мест – Агарцына, Гегарда, Гарни. В 2002 г. она во второй раз приехала в Армению, встречалась со студентами и преподавателями Ереванского государственного Университета, Ереванского Славянского Русского Университета, передала в дар Библиотеке АН Армении и Национальной Библиотеке Армении некоторые из своих книг. Поэтическим итогом этой поездки стал расширенный и переработанный цикл стихотворений «Айастан», который и по сию пору полностью не опубликован.

Первая книга Мнацакановой на родине – «Vita breve» – вышла только в 1994 г. в Перми. В 2006 г. в Москве, в издательстве Р.Элинина увидела свет вторая книга, – «Arcadia», – включающая поэзию, а также статьи, фрагменты лекций, прочитанных в Венском университете, и эссе о русской литературе и русских писателях – Хлебникове, Достоевском, Чехове. На сегодняшний день эти две книги – всё, что могла осилить наша новая интеллектуальная элита, вернее, та верхушка, которая мнит себя таковой.

Неудивительно, что первая настоящая публикация Мнацакановой состоялась за рубежом: в «Аполлоне-77», знаменитом «тамиздатском» альманахе, составленном и выпущенном в Париже Михаилом Шемякиным, был опубликован ее «Реквием». К этому времени Елизавета Мнацаканова уже жила в Вене.

«Я был Дунаем, Вы были Веной…» – строка Хлебникова оказалась прямо-таки пророческой: русская поэтесса давно «прописана» во всех литературных справочниках австрийской поэзии. Ее знают там как Elisabeth Netzkowa Mnatsakanjan. Австрийская культура близка ей по духу. В Вене Мнацаканова выступала вместе с Хансом К.Артманном, Герхардом Рюмом. Она подготовила антологию австрийской поэзии в переводе на русский. Также много переводила на немецкий русских поэтов – Пушкина, Хлебникова, Блока, Гумилева. В 1980 году она выставляла в Вене серию графических работ на стихи Хлебникова и Пушкина. Ее книги-альбомы, графику, акварели приобретает Венский музей «Альбертина». На ее счету участие во многих международных выставках и фестивалях в Вене, Париже, Амстердаме, Нью-Йорке, на которых она выступала от лица австрийской и русской поэзии. Именно за литературные переводы Елизавета Мнацаканова в 1987 г. была награждена Премией Министерства образования и искусств Австрийской республики.

С 1979 г. и по сию пору Елизавета Мнацаканова преподает в Венском Университете, читает студентам русскую литературу ХХ века и литературный перевод. Из-под ее пера вышли статьи, эссе, книги о Чехове и Достоевском. Основной принцип ее подхода к произведениям классиков: «Ворота искусства отпираются только ключами искусства», блестяще реализованный ею в эссе «Хлебников: «Клянусь…»». Возможно, когда-нибудь новоявленный исследователь пойдет по ее стопам и создаст свой опус, посвященный ее творчеству, по законам высокого искусства. Я искренне ей и всем нам этого желаю, потому что ее искусство достойно быть понятым не только очень узкой группой ценителей, но и широким кругом любителей поэзии, где бы они ни жили.

2008, июль

Елизавета Мнацаканова. «Визуальные тексты»


[На первую страницу]
Дата обновления информации: 09.03.09 16:32