Страницы истории

Г.Е.Старцев

Кровавые дни на Кавказе*
(Глава «Армянская резня»)

* Из книги Г.Е.Старцева «Кровавые дни на Кавказе» (Книгоиздательство Г.М.Попова, С.-Петербург, 1907).

6-го февраля позапрошлого года в Баку началась армянская резня. Шайки татар неистовствали в городе, убивая армян, сжигая и уничтожая их имущество.

Местное общество, бывшее живым свидетелем этой резни, отлично понимало истинный смысл событий и вполне ясно, определенно высказалось в целом ряде собраний в Баку уже на третий день после резни... Легенда о фанатизме мусульман, о ненависти их к гяурам была рассеяна, никто и одним словом не помянул её как причину резни. И только официальный «Кавказ» в статьях, заметках и корреспонденциях своих неукоснительно лгал о какой-то племенной вражде между татарами и армянами, лепетал всякий вздор о революционных армянских комитетах, о корректном, энергичном поведении администрации... Всё это была ложь с целью выгородить и оправдать местную администрацию...

На митинге 18-го февраля в бакинском общественном собрании (клубе) в присутствии более двух тысяч русских, армян и татар была вынесена такая резолюция:

«...1) Расовой и религиозной вражды между мусульманским населением и армянами не было и нет. Это доказывается долголетним мирным соседством армян и мусульман, общими их делами, а также многими, имевшими место во время последней резни, случаями защиты мусульманами преследуемых громилами армян.

2) Одновременность начала резни в разных частях города, наличность огнестрельного оружия (бердянок и револьверов) у многих из мусульман, всё поведение громил и убийц приводят к убеждению, что: а) тёмная мусульманская масса начала и продолжала бойню с уверенностью остаться безнаказанной; б) что этой бойне предшествовала подготовка и в) что всем этим делом руководила опытная полицейская рука: это находит подтверждение также и в факте быстрой, почти моментальной, остановки резни, как бы по слову команды.

3) Наличных сил полицейской стражи и воинских команд было совершенно достаточно, чтобы прекратить начавшиеся беспорядки.

4) Оглашённые в собрании факты, которые могут быть засвидетельствованы показаниями многих очевидцев и подлинность которых не подлежит сомнению, устанавливают, что полиция не только не принимала мер к подавлению беспорядков, не только не оказывала препятствий громилам и убийцам, но бездействовала или, в лице отдельных своих представителей, подстрекала и поощряла их и даже сама принимала участие в грабежах и убийствах; констатированы случаи направления ею воинской силы заведомо не в те места города, где была в них необходимость, констатированы, далее, случаи такого же поведения со стороны отрядов казаков и солдат.

5) Собранием констатировано, что местная администрация натравляла местное мусульманское население на армян, называя последних врагами царя, приписывая им желание отделиться от России, иметь «своего царя» и вырезать мусульман. Эта пропаганда травли имела место задолго до резни, но особенно усилилась в последнее перед нею время, что, по всем признакам, находится в связи со слухами о возможном отклике бакинского населения на кровавые события, бывшие в Петербурге 9-го января»...

Почти такая же резолюция была принята и на другом многочисленном митинге рабочих. И здесь было установлено, что никакой национальной или другой какой-либо массовой вражды между татарами и армянами не существовало... Митинг рабочих во всём обвинял администрацию и единственно возможной и важной мерой широкого объединения всех классов общества призвал всеобщую забастовку. Собрание рабочих объявило себя постоянно действующим, и собрания происходили ежедневно: на них стекались тысячи рабочих – и татары, и русские, и армяне – и все они в один голос утверждали, что вызывали резню шайки громил, руководимые полицейской рукой...

Устроенный мусульманами митинг вынес такую резолюцию:

«Мы, представители всех слоёв мусульманской, армянской, русской и других национальностей г.Баку, собравшись 16-го февраля в количестве 3-х тыс. человек для обсуждения вопроса о причинах кровавого побоища, пришли к глубокому убеждению, что это побоище возникло не на почве национальной вражды, как это умышленно лживо утверждают официальные агентства со слов местной власти, и не на почве социально-экономического антагонизма или религиозного фанатизма, так как ни фанатизма, ни вражды, ни антагонизма между мусульманами и армянами нет и не было. Кровавая резня подготовлена исключительно провокацией тайной и явной полиции, распускавшей перед резней среди мусульман чудовищные, разжигающие массу слухи, будто армяне намерены резать татар. На самом деле, власти, распуская подобные гнусные слухи, хотели противопоставить готовившейся рабочей политической демонстрации тёмную мусульманскую массу и, таким образом, в крови граждан затопить движение в среде рабочих и других слоев населения г. Баку. Таким образом, как и в Кишинёве евреи, у нас в Баку армяне были избраны козлом отпущения за ею собственные грехи и преступления перед всеми народами, населяющими Россию.

Считая поэтому истинным виновником татарско-армянской резни исключительно провокаторские происки агентов полиции и умышленное бездействие и попустительство громилам местной власти, мы признали, что только на их голову должна пасть вина за невинно пролитую кровь тясячи невинных жертв резни и погрома и что только коренное изменение существующего политического режима может нас гарантировать от повторения подобных ужасов.

Мы требуем и мы клянёмся ценою жизни добиться созыва учредительного собрания путём общего, тайного и прямого выбора депутатов без различия пола, национальностей и вероисповедания, для выработки новых свободных политических форм, только при наличности которых всем национальностям, живущим в России, будет открыта возможность к развитию всех своих сил и способностей на благо всего человечества»...

Но все эти митинги, эти собрания выносили свои резолюции под свежим впечатлением только что пережитых ужасов, были скороспелыми и легко могли быть заподозрены в пристрастии, в увлечении. Явилась необходимость в спокойном расследовании фактов, в оценке их. Эту работу и взяла на себя организованная местной адвакатурой следственная комиссия, пригласившая для участия в своих работах петербургского присяжного поверенного А.С.Зарудного. Много времени и труда затратила комиссия, допросила массу свидетелей и собрала ценный материал. Комиссия допрашивала почти исключительно русских и иностранцев, избегая, по вполне понятным соображениям, показаний армян.

В моём распоряжении имеются протоколы комиссии и показания допрошенных очевидцев. Митинги, оказывается, были правы, но... обращусь лучше к документам. Прежде всего, как относились мусульмане к резне и её причинам?..

Один из очевидцев рассказывает, и слова его подтверждены показаниями многих других, что на вопрос, обращённый к татарам-громилам, зачем они стреляют в армян? – получался один и тот же ответ:

– Они бунтовщики!

– Да вам-то что? Ведь, не против вас бунтуют.

– Они хотят своего царя иметь, а потом нас душить будут...

– Да кто это вам сказал, что армяне своего царя хотят? Ведь, это же неправда...

– Полиция говорит, и «другие русские» говорят, что губернатор получил секретную бумагу бить армян бунтовщиков .

– Да за что?

– А за то, что они будут бить татар, если мы не соединимся с ними вместе и не будем бунтовать.

Да кто это тебе сказал?

– Полиция...

– Как, прямо тебе сказали?

– Нет, я от других слышал, что губернатор призывал мулл и богатых персиян и приказал бить бунтовщиков...

И действительно, бесконечный ряд фактов вполне подтверждает, что бездеятельное, более чем странное поведение полиции легко могло внушить громилам такую уверенность... Разве и войска, и казаки, и полиция бездействовали, а в некоторых случаях кричали даже: бей армяшек! – и сами избивали армян, – татары должны были прийти к заключению, что бить армян и грабить их разрешено...

Учитель классической гимназии К.Климич рассказывал в мореходном училище, как ворвались к нему вооружённые татары и говорили: «Дайте нам армян резать, так приказано губернатором».

О довольно странной роли администрации в беспорядках говорит, впрочем, и армянская газета «Мшак»: «Татары, ворвавшись в дом, кажется, Карапета Азиянца, первоначально потребовало денег, а затем, получив деньги, отделили мужчин от женщин и детей. Все поняли, что мужчин хотят перерезать, начали умолять пощадить, но татары ответили, что не могут никому из мужчин сохранить жизни, потому что так приказано губернатором.

Вдова убитого Осипа Агамова рассказывала, что татары, перебивая всех скрывшихся у них мужчин, говорили, что они на это имеют приказ от губернатора»...

Невозможно, конечно, допустить, чтобы кн.Накашидзе отдавал такие приказы. Но очень важно, очень характерно самое существование такой легенды среди мусульман. Откуда же могла родиться подобная легенда?

Вот факты, переданные очевидцами, и они ответят на этот вопрос...

Петр Гусарев показал следственной комиссии:

«Во вторник, 8-го февраля, проходя по Садовой улице, я встретил патруль из 4 – 5 солдат, – это было около 2 час. дня, – во главе с патрулём поравнялась группа татар с бердянками; татары остановились по приглашению Мамедбекова и о чём-то с ним говорили. Затем татары пошли в город, а пристав с патрулём – в противоположную сторону. Ни Мамедбеков, ни солдаты не сделали попытки обезоружить татар. Напротив, солдаты во время остановки татарской группы (пристав, кажется, вошёл в это время в татарскую лавку, находящуюся по близости) смешались с толпой и непринуждённо беседовали с татарами.

Далее, встретив по пути городового (бляхи не помню), я спросил, почему полиция относится безучастно к происходящему; он мне ответил: «нам не приказано». В среду, 9-го февраля, узнав, что депутация мусульман отправилась к губернатору, я сам пошёл к дому губернатора (это было около 12 час. дня) и увидел там, кроме праздной толпы и кучки солдат, ещё толпу татар, вооружённых бердянками, стоявшую против дома г. начальника губернии, шагах в 20 от солдат, причём солдаты совершенно равнодушно, относились к присутствию вооружённой татарской толпы»...

Свидетельница Екатерина Орловская показала:

«Приехала в Баку в воскресенье. Ко мне зашёл г. Мдивани, живущий в той же гостинице, и сказал мне: «Вы приехали в тяжелое время. Полтора месяца тому назад уже решено разделаться с армянами, а на последнем заседании, в пятницу, 4 февраля, происходившем у одного мусульманина, где был и он, Мдивани, решено окончательно уничтожить армян». Видела из окна, как проехал полицмейстер, остановил для чего-то фаэтон, и в этот самый момент на его глазах татарин убил армянина, но полицмейстер, не обратив никакого внимания на это, поехал дальше. Мне говорил тогда же Соломон Цуринов, бледный, как смерть, что он обратился к полицмейстеру с заявлением о том, что татарин убил армянина, и в руках у него дымится оружие, и просил отобрать его у татарина, но полицеймейстер сказал: «Вы мне об этом заявите после». В гостинице «Европа» служит, между прочим, один имеретин, который мне сказал, что татары тяжело ранили его брата, потому что он не хотел позволить себя ограбить. На другой день брат его умер. Потом Мдивани говорил этому имеретину, что все расходы на погребение принимает на себя Ассадулаев и что татары очень огорчены этим несчастьем с его братом, и что они убили его потому, что приняли его за армянина, а армян резать можно.

Уехала я из Баку в среду и четыре дня просидела безвыездно в гостинице. Уехала на вокзал в сопровождении нескольких казаков. По дороге из одной лавки вышел татарин и направил на меня револьвер. Казак спокойно сказал татарину: «Опусти руку». Тот немедленно опустил руку. Когда же я заметила казаку, почему он не арестует татарина и не отнимет у него оружие, то казак пожал плечами и ни слова не сказал мне в ответ.

Когда я приехала на вокзал, там уже были войска, которые жаловались, что они давно приехали и не могут добиться от губернатора, что им делать и куда отправиться...

Прислуга гостиницы неоднократно говорила, что полиция разрешила убивать армян в течении 4 суток; та же прислуга и вновь приезжие пассажиры в один голос заявили, что Накашидзе – варвар, спокойно разъезжает по трупам, куря сигару, и не принимает никаких мер».

В числе этих новых пассажиров было много иностранцев, русских и др., между прочим двое англичан, живших раньше в доме армянина, переехали в гостиницу, потому что к ним пришли татары и советовали им перейти, ибо дом, где они живут, будет подвергнут нападению. По свидетельству всех очевидцев, казаки и солдаты на вопросы о причине их безучастия к кровавым событиям говорила, что им «не приказано».

По общей молве, татарам оружие раздавала полиция.

Должна добавить, что оружие не отбиралось у татар, а у армян отбиралось».

Об этих собраниях мусульман говорили и другие свидетели. Д-р Огноджанов, например...

Что бакинская резня подготовлялась заранее, об этом говорили многие свидетели... В следственную комиссию явился, между прочим, помощник прис. пов. <...> Тер-Микаэлянц и заявил, что <...> видел на многих домах отметки мелом и углём, какие-то таинственные знаки; оказалось, что это были мусульманские слова: «Я алла», что означает – «с Богом»...

На других домах было надписи: «урус»... Так были помечены дома русских и мусульман... Услышав это заявление, члены комиссии отправились проверить его и заявление вполне подтвердилось. Любопытно, что когда об этом было заявлено прокурору, то он подтвердил это показание.

Насколько равнодушно относился к событиям кн. Накашидзе, это явствует из массы показаний. Привожу наиболее характерные.

Так, по словам д-ра Тертерянца, д-р Карабеков (мусульманин) ещё задолго до столкновения мусульман с армянами уверял, что готовится грандиозная резня армян...

Кандидат естественных наук А.П.Иванов показал:

«7-го февраля, около первого часа дня, я видел, как толпа магометан, человек 15 — 20, с револьверами наголо, быстро шла от здания думы по тротуару Михайловского сада к Садовой. На углу Садовой, на том же тротуаре, на углу Садовой и Николаевской, стоял губернатор со свитой – 2 или 3 полицейских офицера, туземец в красном бешмете и 2 конных казака: тут же был фаэтон губернатора. Видя, что толпа татар идёт по направлению к губернатору, я тоже свернул с тротуара левой стороны Николаевской улицы и пошёл к группе губернатора, подошёл к ней одновременно почти с толпой вооружённых татар.

В то же время подошёл к губернатору отряд солдат 4 – 5 человек с ружьями и выстроился около губернаторского фаэтона. Татары остановились около губернатора, и между ними и губернатором произошёл разговор, содержание которого я не мог разобрать. Разговор продолжался одну минуту, после которого толпа, приподняв шапки, оживлённо разговаривая, направилась по Садовой».

Далее оцевидец передаёт, что утром, 9-го февраля, во время пожара в доме Лалаева, отряд солдат, находившийся под начальством офицера Мамедова (мусульманин), обратился к пришедшему офицеру Зуеву с просьбой дать им начальника офицера христианина, так как они (солдаты) не могут видеть, как истязают на их глазах людей, и Зуев принял сам команду и несколькими залпами разогнал толпу грабителей.

Свидетель С.С.Арутюнов, присяжный поверенный, рассказывает, как в их присутствии, полковник Вальтер просил у кн. Накашидзе разрешения силой разогнать толпу громил и просил только письменного приказа... Губернатор кн. Накашидзе ответил:

– Что же, стреляйте... Я ничего не имею против...

– Нет, ваше сиятельство, вы дайте мне письменный приказ...

– Да, ведь, я не откажусь от своих слов...

– Ваше сиятельство! Дело это чревато последствиями, и мне нужно иметь письменный приказ...

Губернатор – ни слова... Замолчал. А в это время шла резня безоружных армян.

Являлся к губернатору и казачий офицер. Губернатор сказал ему:

– Разгоняйте толпу плетьми!

Чего же можно было ждать от низших агентов полиции?

Вдова Тумаева, напр., сообщила прис. пов. Арутюнову, что в её доме было много осаждённых татарами армян, что в то время подъехал к дому полицеймейстер с казаками и предложил всем жильцам выйти, чтобы проводить в безопасное место: когда же все вышли на улицу, то полицмейстер спросил: «Кто вы такие?» Ему ответили: «Армяне». Тогда полицмейстер оставил их на улице и сам с казаками ускакал, почему все вышедшие вынуждены были вновь побежать в тот же дом и запереться».

Далее, по словам того же Арутюнова, в народе слишком упорно говорят, что оружие и патроны раздавались в некоторых полицейских участках как то: во 2-м, 8-м и чёрно-городском. Относительно чёрно-городского полицейского участка говорят даже, что до событий 6 – 9 февраля мусульманам выдавались офицерские револьверы, причём у них отбирались паспорта, а когда состоялся мир, то стали обратно принимать револьверы, возвращая паспорта.

Очень характерно показание Адриена Блаша, бухгалтера на одном заводе:

«Я проходил по Карантинной улице, я видел трупы убитых. Возле стояла толпа татар, вооружённых казёнными револьверами образца «Смита и Вессона». Проехали казаки.

Один из них предложил обезоружить татар.

– Не твоё это дело, болван! Едем дальше!..

Отставной поручик В.М.Асланов рассказывает, что он был очевидцем такой сценки:

«В понедельник, 7-го февраля, группа татар набросилась на дом Хачатуряна. К проезжавшим в это время по улице трём казакам обращаются с просьбой о помощи три армянина, бросаются перед ними на колени. Казаки соглашаются взять одного из них, берут его в середину и двигаются вперёд: отойдя несколько шагов, один из казаков, завидя татар, мигает глазами татарам, толкает вперёд армянина: татарин выстрелом из бердянки убивает наповал армянина. Казак острит: «Ишь, гололобый, и стрелять-то толком не умеешь, чуть подкову не испортил». Затем преспокойно казак вынул папироску, закурил её у татарина, и все трое двинулись дальше».

Архивариус бакинского окружного суда Нагибеков (татарин) передал тому же Асланову: «В среду, 9 февраля, около 3-х часов дня, губернатор князь Накашидзе едет по Николаевской улице: идут три армянина, в числе их подросток. На глазах у кн. Накашидзе татары нападают на армян, одного из них убивают на месте, подростка бьют по голове прикладом. Сопровождающий кн. Накашидзе казак подлетает к татарину и отнимает бердянку: тогда кн. Накашидзе кричит: «Отдай назад бердянку».

Любопытны и показания Фридриха Печке. Он рассказывает, как к их дому подъехал губернатор с казаками и полицмейстером.

«Здесь их встретили вооруженные татары с <...>. Один из казаков отнял у татарина бердянку, но тут же губернатор приказал возвратить ее по принадлежности.

Двое из предводителей шаек громил, один из них чиновник казначейства Гаджи Бек, жаловались губернатору, что из 3-х этажного дома М.Мамиконова последовал выстрел.

Губернатор подъехал к сказанному дому и приказал выйти на улицу домохозяину, сделал ему внушение, что если еще один выстрел из его дома последует, то он, губернатор, запрячет его туда, <...> он еще не был, а в заключение разрешил ему великодушно спрятаться от татарских пуль».

По словам того же г. Печке, околоточные надзиратели гуляли по городу с папиросой в зубах, с руками в карманах, беседовали и шутили с вооруженными татарами.

Пьяные городовые провожали опоздавших за известное вознаграждение (только не армян), шутя по дороге с вооруженными татарами. Если армянин просил проводить его, то показывали ему «шиш» и пускали в него нецензурные и оскорбительные слова.

Офицер с солдатами провожал партию армян: какой-то татарин ухитрился вытащить из-под конвоя одного армянина; несчастный, спасаясь, вскочил в дом Зуева, но был оттуда вытащен и смертельно ранен. С утра он лежал на мостовой в страшных мучениях, пока вечером не скончался.

Некто Ованесов, сам служащий в полицейском участке, показал:

«Помощник пристава 8-го полицейского участка Султанов ходил с шайкой татар по улицам и, когда встречал армянина, то кричал татарам: «Бежит заяц – убивайте его!»

«Так как татары, – продолжает г. Печке, – говорили, что дом, в котором я живу, будет ограблен, и, желая спасти несчастных, я подошел к квартире офицера и просил его дать мне охрану из 2-х солдат, совершенно достаточную, чтобы разогнать татар, так как, во-первых, они большие трусы и, во-вторых, ужасно боятся солдатского ружья, но получил лаконичный ответ: «Нам не велено давать охраны, а во-вторых, нам еле хватает солдат для вашей личной охраны – помогите себе, как умеете».

В 30 шагах от охраняющих офицерскую квартиру солдат разыгрывается страшная драма: убивают людей, отрубают одному голову и бросают в огонь, а солдаты хладнокровно на все смотрят. На мой вопрос, почему не разгоняют мерзавцев и не спасают несчастных, получаю ответ: «Не велено»...

Предводителями шаек в моем районе были преимущественно чиновники и учителя-татары (чиновник казначейства Гаджи-бек и 2 учителя из татарских школ), которых я сам видел во главе шаек с бердянками и револьверами в руках...

К одному из них подошла моя жена и просила его на коленях, вся в слезах: «Ради единого Бога пощадите дом, в котором мы живем, и не делайте более 20-ти детей сиротами!».

Но этот мерзавец, вместо оказания помощи и сочувствия, сделал ей циничное предложение: «Если боишься, переходи ко мне на квартиру, и тебя буду кормить пловом!»...

Д-р Оганджанов рассказывает, как он, желая прекратить стрельбу в доме Ашурбекова (мусульманин), отправился к присяжному поверенному Рашету и просил его дать знать по телефону властям, чтобы прислали казаков к дому Ашурбекова.

На это Рашет с улыбкой ответил: «И казаки, и полиция стоят у этого дома, а полиция так сама указывает, куда стрелять».

Казаки разъезжали по городу, ничего не делая: проезжали мимо стрелявших, не задерживали их и не отбирали у них оружия. Слышал от железнодорожного врача Лысаго, что казаки по Великокняжеской улице конвоировали двух армян и затем отбросили их татарам. Татары убили армян, и прокурор Воронов был сам свидетелем этого события, о чем и телеграфировал в Петербург. После перемирия в пятницу, 10-го февраля, я зашел в одну лавку. Туда же пришел татарин и пожелал купить дробь; я ему шутя заметил, что «ведь теперь мир и дробь больше не нужна». Татарин на это ответил: «Мало ли что может случиться».

Тогда я опять обратился к татарам с просьбой сказать мне по чести, почему они затеяли такую резню?

На это один из татар сказал: – «Нас научила полиция. А зачем армяне бросают прокламации о том, что они хотят нас перебить?..

Д-р Оганджанов глубоко убежден, что «резня эта подстроена администрацией, а затем уже разыгрался дикий фанатизм. Полиция указывала татарам армян, и татары тогда стреляли по ним. Об этом мне говорил лезгин, служащий у Асадуллаева, будто сам видел передачу полицией татарам отобранного у армян оружия. На вокзале армян обыскивали, а татар – нет. Инженер Манандов наблюдал, как у идущих из Черного города армян отбирали оружие, у татар же – нет.

Дочь полицмейстера Деминского говорила, что отец ее за три дня до начала резни говорил губернатору о готовящихся событиях, но губернатор ответил, что это пустяки. Затем в первый же день возникновения беспорядков полицмейстер просил дать в его распоряжение 150 казаков, обещая усмирить толпу, но губернатор отказал:

– Уходите! Это не ваше дело.

Д-р Шахмурадов сам видел, как грабили татары, причем распоряжались этим околоточные и городовые...

Существенно важное показание было сделано сотрудником «Тифл. Листка» г. Джабаровым, беседовавшим с губернатором кн. Накашидзе.

– Правда ли, – спросил я, – что когда вы встретили татарина, который жаловался, что у него казак отнял оружие, вы приказали вернуть ему его?

– Да, – ответил губернатор...

– А почему?

– У этого татарина было разрешение на право ношения оружия»...

Отговорка прямо великолепная: люди режут, стреляют друг в друга, а им возвращают оружие только потому, что эти убийцы и громилы снабжены какими-то разрешительными свидетельствами!

Бездействие властей было прямо-таки невероятное. На глазах у них громилы спокойно расхаживали с бердянками в руках, а чины полиции мило и любезно беседовали с убийцами. Как легко было властям, если бы только они пожелали этого, прекратить погром, видно из того, что там, где татары встречали энергичный отпор, они мигом разбегались. Был, напр., такой случай. Пять вооруженных армян рассеяли толпу громил и спасли несколько десятков своих единоверцев... Один из очевидцев, сам вынесший все ужасы кровавой бойни, рассказывает, как офицер Зуев с пятью солдатами спас его и его семью с массой женщин-армянок и детей от разъяренной тысячной прекрасно вооруженной толпы татар.

«Стоять с пятью солдатами против тысячной, притом хорошо вооруженной, толпы татар было очень рискованно. Но Зуев, рискуя своей жизнью и жизнью своего семейства, сделал это... Солдаты с нетерпением ждали приказания своего начальника, чтобы положить конец кровавой драме, пожарам, грабежам и прочим диким насилиям.

Наконец, на помощь штабс-капитану Зуеву пришли еще человек 20 нижних чинов с одним офицером. Приняв команду на себя как старший, штабс-капитан Зуев обратился к татарам, чтобы они разошлись. Требование это было повторено несколько раз. Увидя, что татары не уходят и чем дальше, тем хуже становится положение Шемахинской части города, шт.-кап. громогласно обратился к солдатам и сказал приблизительно следующее: «Вы видите, ребята, что творится на наших глазах. Хотя нет приказания стрелять, но я именем Государя беру на себя ответственность!.. Если прикажу, будете стрелять»?.. Так точно, ваше благородие», – раздался ответ нижних чинов. – И, действительно, раздались оглушительные залпы в воздух... То, чего не могла, скорее, не хотела сделать бакинская полиция во главе с губернатором в течение четырех дней, сделал штабс-капитан Зуев – в пять минут рассеял разъяренную толпу татар и спас много жизней»...

В заключение автор этого письма говорит:

«Теперь, когда все уже кончилось, спрашивают все друг у друга, почему полиция бездействовала, почему она не прибегала к оружию, почему она всюду являлась простым зрителем, почему обезоруживала тех армян, которые защищали свою жизнь, почему в данное время обыскивают армянские дома для обнаружения оружия?..

Эти и тысячу таких вопросов задаются, но ответ один и тот же: потому что она сама виновата во всем, что творилось в Баку в течение 4-х дней»...

И с этими суровыми строками согласуются буквально все свидетельские показания как мусульман, так и армян, русских и всех иностранцев, бывших свидетелями резни...

Вот, напр., один случай. Когда г. Саруханов, защищаясь от татар, стал отстреливаться, губернатор, возмутившись этим, отказал в помощи и громко заявил:

– Не стреляйте, так и татары не будут стрелять...

Сказал и уехал.

Свидетель, директор каспийского о-ва инж. Сундукянц, рассказывает, как он видел губернатора, ехавшего в фаэтоне в сопровождении десятка казаков: навстречу ему толпа мусульман, вооруженных бердянками и револьверами; губернатор движением руки остановил толпу, слез с фаэтона, подошел к толпе... «Я думал, – говорит г. Сундукянц, – что сейчас последует приказ казаку разоружить толпу и направить бесчинствующих, куда следует, но каково было мое удивление, когда губернатор, о чем-то поговорив с толпой, похлопал по плечу одного из толпы и повернулся к фаэтону... Сияющие участники толпы, сняв шапки, низко поклонились губернатору и весело, воодушевленные, быстро двинулись дальше... Губернатор уехал... Я стоял, как вкопанный, на месте... В это время раздался выстрел, очевидно, направленный в меня, так как пуля, прожужжав около меня, попала в стену...

Власть утверждает, что у нее не было достаточно силы, которую она могла бы противопоставить мятежу. Что это ложь, видно из следующего: в нашем доме проживает семья, один член которой – русский благодаря своему знакомству с военным миром города выпросил трех солдат, которые бы проводили горничную, где-то оставшуюся, домой. Когда солдаты привели горничную, семья эта стала с моего телефона хлопотать, чтобы этих солдат оставили у нас в доме для охраны: во время этих переговоров я обращаюсь к старшему, на вид толковому, парню с следующим вопросом: «Что, брат, неужели у вас так мало солдат, что не можете справиться с буянами?» – «Как мало, барин? Шестнадцать рот... Если бы нам позволили, мы бы в 2 – 3 часа весь город успокоили, да вот велено не вмешиваться в толпу и сидим в казармах без дела»... Разводящий, старший унтер-офицер, пришедши вечером убрать караул, прямо заявил: «Полиция, барин, виновата. Нашто видано, чтобы люди убивали, грабили среди бела дня, а войску приказывали не вмешиваться»?..

Целым рядом свидетельских показаний подтверждается бесчеловечное равнодушие властей к избиваемым армянам и какое-то странное, необычайно корректное отношение к шайкам озверевших громил. Доходило до того, что если казаки или солдаты, по неведению, отбирали у них оружие, что власти немедленно возвращали его татарам.

– Помилуйте! У них свидетельства имеются...

Они имеют право на ношение оружия.

Этим правом, к сожалению, пользовались только убийцы; за жертвами их этого права не признавалось и оружие отбиралось от них...

Я остановлюсь только на нескольких, наиболее характерных, свидетельских показаниях:

«Когда губернатор подошел к нашему дому, – рассказывал Бабаян, – я вышел на балкон, вместе с семьей и родными, и мы все обратились к губернатору с просьбой принять меры для нашей охраны, указав, что в противоположном нам доме укрывается масса вооруженных татар, стреляющих в нас. На это губернатор нам ответил: «Мы это знаем, но, смотрите, вы сверху не стреляйте».

В это время подъехали пять казаков и предъявили губернатору отобранные у татар одну бердянку и пять револьверов. Тотчас же подошла к губернатору группа татар, заявившая, что оружие отобрано у них и что они просят покорно выдать им оружие обратно. Губернатор сделал распоряжение о выдаче татарам оружия и уехал. Через полчаса по его отъезде началась снова стрельба против нас, и убили массу армян на улице.

...«Мой компаньон по делу, татарин, рассказывал мне, что полицмейстер им прислал два ящика патронов и несколько бердянок с советами получше воспользоваться ими в течение трех дней, убивая побольше армян. Этот же татарин, потом высказывал мне сожаление о том, что они послушались полиции»...

Я опять повторяю, что трудно, невозможно допустить, чтобы г. полицмейстер был так опрометчив и так открыто снабжал оружием татар для избиения армян. Это слишком чудовишно, слишком невероятно.

Но... почему же почти во всех свидетельских показаниях слышится одно и то же обвинение полиции, как единственной виновницы резни?

Скажут, что это показания армян.

Тогда извольте выслушать представителей других народностей и даже самих татар.

«Вот, например, что показала француженка, м-м Жозефина Кубли:

«В воскресенье, 6-го февраля, около 6-ти часов вечера, весь бледный, вошел в квартиру мой знакомый инженер г. Осепьянц и сказал, что по пути следования его преследовали группы татар и беспрестанно стреляли. Вслед за г. Осепянцом вбежал один из сыновей домохозяина Алиева и обратясь к нам спросил: “Кто вы?” – Мы ответили: “Французы”. – “У вас здесь армянин!” – сказал вошедший. – “Нет, – воскликнула я, – мы французы, а он (указывая на Осепьянца) мой муж. Если вы его тронете, я сейчас дам знать французскому консулу, чтобы он защитил нас...”

Поверив моим словам, вошедший татарин стал говорить нам, что ему очень жаль проливать армянскую кровь, что армяне с татарами веками жили дружно; в этой резне, по его словам, ни татары, ни армяне [не заинтересованы] и грабит их полиция».

И это, заметьте, далеко не единственное показание самих татар...

Очень любопытно и показание слесаря Петра Монтина (русского), категорически обвиняющего полицию в устройстве и подготовке резни. Показание его интересно еще и потому, что оно выясняет вопрос – для чего же, собственно, полиции попадобилось разыграть такую позорную кровавую роль?

Он говорит:

«За несколько времени до начала кровавых происшествий среди бакинской полиции был распространен упорный слух, что будто бы готовится серьезная демонстранция вооруженных рабочих. Не надеясь своими силами воспрепятствовать последней, полиция начала воcстанавливать татар против армян, в чем особенно деятельное участие принимали околоточный Шах-Тахтинский и пристав Мамед Беков».

Заявитель-очевидец, как сказано в протоколе следственной комиссии, лично видел даже особые листки, раздававшиеся татарам околоточным Шах-Тахтинским, в которых, между прочим, указывалось, что армяне на Кавказе издавна являются нацией, подавляющей и угнетающей другие национальности, в том числе и татар; что они деятельно агитируют в пользу уничтожения царской власти и что их поэтому следует бить.

На вопрос г. Монтина, обращенный к татарам, почему они за смерть одного из их единоверцев не ограничились убийством одного же армянина, а убивают в течение нескольких дней всех попадающихся им навстречу армян, татары отвечали, что так приказала полиция.

Буйствовавшие татары были вооружены кинжалами и огнестрельным оружием. Последнее состояло из бердянок, револьверов Браунинга и казенных револьверов Смита и Вессона. У многих татар оружие было совершенно новое.

Ни казаки, ни полиция не обезоруживали татар и никаких мер к прекращению их безобразий не принимали.

Стоявшие на улицах в дни убийств городовые не имели даже револьверов в своих кобурах.

На вопрос г. Монтина о причинах отсутствия револьверов и неприятия мер к прекращению зверств городовые отвечали, что если казаки ничего не делают, то и им не приходится что-либо предпринимать. На вопрос же, почему казаки ничего не хотят делать, следовал ответ: «Известно, почему».

8-го февраля на Молоканской и Телефонной ул., около гостиницы Кавказ», стояла рота солдат. Командовавший ею офицер слышал вопли жертв о помощи, но, тем не менее, не трогался с места. На вопрос г. Монтина, почему солдаты бездействуют ввиду таких страшных драм, офицер отвечал: «Мы имеем другое назначение. Проходите».

Рабочие-армяне с биби-эйбатских промыслов отправились было на помощь своим единоверцам, но не были пропущены в город и были разоружены.

По возвращении означенных рабочих в Биби-Эйбат была собрана общая сходка биби-эйбатских рабочих, на которой было постановлено идти в город бить полицию и разносить полицейский губернские учреждения, если полиция не примет мер к прекращению убийств.

В части города с преимущественным армянским населением армяне брали верх над татарами, отплачивая последним за их зверства, но здесь полиция действовала очень энергично.

Между прочим, уговаривали русских рабочих бить армян-товарищей и рабочих с Биби-Эйбата, но на сходке рабочие отнеслись с крайним порицанием к такому предложению и наотрез отказались следовать ему»...

Свидетель бакинский купец Маркус Портнов заявил: «Во вторник, 8-го февраля, около 10 – 11 часов дня, я вышел из моей квартиры и направился в аптеку Моравского. На Никольской улице, из мусульманских нумеров, находящихся в доме Ашумова, раздались выстрелы по армянину, проходившему по Николаевской улице. Я из боязни пошёл назад и на углу Николаевской улицы, около пассажа Калантарова, встретил стоявших там двух офицеров и нескольких солдат, на глазах которых происходило вышеописанное. Я обратился к офицерам и спросил: «Господа! Неужели нельзя прекратить эти безобразия? Ведь, как видите, никому нельзя проходить по улицам». Один из этих офицеров задал мне вопрос:

– А вы кто такой будете?

Хотя я еврей, но назвал себя немцем. Тогда тот же офицер сказал:

– Да что же, вам жалко этих армяшек? Их слишком много расплодилось, пускай немножко почистят... – После такого грубого и бесчеловечного ответа офицера, я ушёл. Имён и фамилий означенных офицеров я не знаю, но в лицо могу узнать их, если они будут предъявлены мне.

Знакомый мой Абрам Шафер, проживающий в крепости и торгующий в пассаже Калантарова, говорил мне, что он, Шафер, слышал, как один полковник говорил стоявшим при нём офицерам: «Господа, дали татарам три дня баловаться и довольно»...

Христофор Сааков заявил, что он «слышал разговоры бушующих татар, которые говорили своим одноверцам, что ружья им отпущены от полиции ночью»...

Доктор Тер-Григорьянц передавал слова одного офицера, приехавшего в Баку, сказанные им в присутствии многочисленных свидетелей:

«Мне дали несколько солдат и казаков, с которыми я и пошёл на Шемахинку, где проживал мой отец. На Шемахинке я видел массу трупов армянских и несколько групп татар, вооружённых казёнными бердянками и офицерскими револьверами: У нас проходится курс оружия всех родов и систем, и ошибиться я не мог, я тотчас же узнал, что как бердянки, так и револьверы были казенные. Как раз в то время, когда мы проходили около одной группы татар, вдруг невдалеке от нас показался какой-то армянин. Моментально все набросились на него и стали стрелять. Я обратился к сопровождавшим меня солдатам со словами: «Защитите! Послушайте, ведь убивают человека!» Но солдаты ответили: «Нам не велено защищать».

Через минуту татары отошли, оставив труп армянина, пронизанный десятками пуль».

Тер-Ованесянц показал: «Подойдя к г. губернатору, я заявил ему, что нас окружают вооруженные татары, что наша жизнь в опасности и что нам необходимо оказать помощь, а именно дать несколько казаков, чтобы выбраться из означенного дома и перейти в армяно-русскую часть города. Но губернатор рассердился на меня и сказал: – «Вон! Убирайся к черту; не надоедай мне».

Тогда я попросил г. губернатора не отказать хотя бы в милости дать мне казака, с которым я мог бы отправиться в пурию и купить хлеба для детей, голодавших два дня. И эта просьба моя не была уважена. В это самое время откуда-то вышли 5 – 6 вооруженных татар, у которых в руках были одного образца офицерские револьверы. Через несколько минут губернатор направился к Кубинской площади, а за ним, позади казаков, шли те же татары с револьверами. Это я видел из окна. Татары эти не были задержаны и оружие у них не было отобрано. Знакомые мне русские и немец Александр Миллер, служащий в конторе Винтерпица, говорили мне, что резня армян татарами производилась при содействии полиции, чины которой раздавали татарам и оружие, и патроны. Но дело в том, что все боятся мести и не решаются дать показание. Я сам знаю главарей неслыханной резни, знаю, где скрыто похищенное имущество, но не решаюсь назвать их: меня могут убить».

«Возмутительное поведение полиции подтверждает французский гражданин, инженер М.А.Тимони.

«Просидев до двух часов дня дома, я, несмотря на гром и трескотню выстрелов, решил, надев солдатскую шинель стражника и казачью папаху, пойти проведать своего знакомого, частного поверенного Николая Даниловича Арутюнова, который жил недалеко от меня. Я встречал большие толпы мусульман, вооруженных револьверами и берданками; на меня они не обращали никакого внимания. Подойдя к углу дома квартиры Н.Д.Арутюнова, я увидел бакинского полицмейстера г. Деминского, парадирующего во главе около сотни казаков; полицмейстер, проезжая мимо вооруженной толпы мусульман, не обращал на нее никакого внимания; со своей стороны, татары, не стесняясь присутствия г. полицмейстера, не прятали оружия, наоборот, широко улыбались ему. Во время моего путешествия к Арутюнову и обратно я довольно часто встречал разъезды казаков, причем, когда во главе их ехал урядник, то толпа татар быстро разбегалась, когда же впереди казаков ехал полицмейстер, то толпа не трогалась с места. По совести могу сказать, что нигде я не видел такого безучастия, какое проявляла бакинская полиция в эти три дня; для прекращения всей этой резни в первый же день ее возникновения достаточно было разбить сотню казаков на 20 разъездов, чтобы те, даже не прибегая к оружию, восстановили во всех частях города порядок; между тем сотня казаков занята была тем, что эскортировала полицмейстера, разъезжавшего по городу».

Заслуживает внммания и показания бухгалтера Чикнаверова:

«С балкона все эти дни я видел, что у участка постоянно стоял отряд в 20 – 50 казаков и масса вооруженных и без оружия татар. Многие из татар входили туда и выходили оттуда с револьверами в руках, и после этого через несколько минут по окрестным улицам усиливалась пальба. 10-го ночь провел с родными на вокзале. Там рассказывали, что офицер с отрядом, стоящим на Сабунчинском вокзале, вызвал лучшего стрелка и приказал стрелять в кучу армян на противоположной горке и что, таким образом, убил или ранил двоих.

13-го, вечером, кубинец Аспан бек Тарханов, в присутствии Агаджана Бженкянца и через несколько дней при Н.О.Ризель рассказывал, что задержанные татары с казенными револьверами категорически заявили, что пристав сам дал им револьверы и что они сами шли в участок с благодарностью возвратить взятое оружие, когда их задержали. 16-го на собрании в общественном собрании при публике в 3 – 4 тысячи молодой интеллигентный татарин из сеидов Мовсумов рассказывал, что он был очевидцем, между прочим, и следующего факта: губернатор ехал в сопровождении конвоя и переводчика Шах-Тахтинского. Его обступила толпа в 40 человек вооруженных татар. В это время подвезли убитого татарина и нарочно остановились тут. Татары по очереди подходили, смотрели и, конечно, усиливалось возбуждение. Губернатор будто обратился тогда к ним и сказал: «Я вам мешать не буду, режте, убивайте армян на улицах, но только домов не трогайте и не грабьте, а то я принужден буду приказать действовать войскам». По крайней мере, так перевел на татарский язык Шахтахтинский.

Г. Мовсумов за свою речь через несколько дней был жестоко избит единоверцами своими, пригрозившими ему, к тому же, убить его. Он вынужден был бежать из пределов Кавказа. Вот кстати, что пишет г. Мовсумов своему другу из места своего изгнания:

«Пишет тебе эти строки несчастный изгнаник Родины. Ты просил написать, почему не являюсь я, но неужели ты веришь еще в беспристрастие судей в России?.. Нагрянули кровавые казни... уже два месяца шла подготовка. Пристав 1-го участка Мамедбеков и Султанов (помощник пристава), еще летом возбуждавший татар на резню армян на фабрике Мирзабекянца, собирали татар в чайных заведениях и говорили им, что так как татары не хотят принимать участия в «бунте» (демонстрациях), то армяне поэтому собираются вырезать татар во время предстоящей демонстрации рабочих. Я сам был свидетелем этой гнусной пропаганды»...

В.Н.Благообразов рассказывал, между прочим, Е.А.Арутюнову, что в его присутствии начальник военного отряда заявил губернатору, что полиция и пристава его морочат и нарочно посылают дальше от места резни и погрома. 25-го февраля в помещении общества взаимного кредита г-жа С.В.Бризнмейстер, в присутствии Мелин, Д.Арутюнова, О.П.Больберга, М.А.Абрамович, рассказала: 9-го февраля, в 12 час. дня, она вышла на Николаевскую улицу купить провизии и хлеба. Она встретила там двух солдат, которые сказали ей, чтобы она поспешила домой: вышел приказ действовать и что они идут к частям. Возвращаясь домой, она в крепости видела кучку татар, которые говорили, что осталось мало времени работать, и смотрели на часы и говорили, что остается разрешенного губернатором времени еще полчаса»...

Я боюсь, что произведенные мною выдержки из свидетельских показаний утомили читателя своим однообразием. Но... что же делать?

Передо мной лежит до сотни таких показаний; я полагаю, впрочем, что и приведенные вполне достаточны для надлежащей оценки кровавых событий в Баку...

Для полноты картины мне остается только привести еще один документ; это – записка, которую подали бакинцы сенатору Кузьминскому, производившему расследование бакинской бойни... «Записка» полностью выражает общественное мнение в Баку всех слоев населения, всех народностей, и я позволю себе привести из ней следующие выдержки. Указав на бездействие властей, авторы «записки» идут дальше и говорят:

«Но этого мало: к несчастью и ужасу нашему, целый ряд данных, устанавливаемых очевидцами событий, дают весьма веские основания предполагать, что виновность бакинского губернатора и подчиненных ему чинов полиции заключается не в одном неприятии надлежащих мер или неумелых распоряжениях, а является значительно более серьезною: успешное расследование, быть может, выяснит, что один из должностных лиц – по соображениям политического или полицейского характера – умышленно создавали и поддерживали такие условия, вследствие которых одна народность вводилась в заблуждение относительно опасности, представляемой будто бы для нее другой народностью, и, таким образом, разжигали народные страсти и вызвали темную массу на совершение погрома; другие же должностные лица могут оказаться виновными в прямом подстрекательстве или непосредственном участии в преступлениях.

Мы имеем указания на то, что еще задолго до ужасной резни 6-го – 10-го февраля некоторые администраторы находили нужным внушение мусульманскому населению, что правительство ожидает от него помощи в могущем возникнуть у него столкновении с будто бы бунтующими армянами; что злоумышленники подготовляли в нашем городе нападение, мусульмане на армян при таких условиях, которые заставляют нас думать, что это подстрекательство не могло исходить ни от кого другого, как от чинов полиции; что за несколько дней до погрома 6-го – 10-го февраля один полицейский чин лично и через подчинённых ему допрошенных лиц подстрекал мусульман к избиению армян; что, наконец, в те ужасные дни подлежащие должностные лица не только не распорядились об охране города достаточным числом солдат, часть которых 7-го февраля мылась в банях в то время, когда на улицах шла перестрелка и убитые падали десятками, не только бездействовали, когда на их глазах убивали людей и грабили имущество, не только отказывали в просьбах о помощи лицам, жизни которых угрожала опасность, имея иногда возможность эту помощь оказать, не только (нижние чины) брали денежную мзду за охрану потерпевших, не только не задерживали на улицах людей, шедших толпами с оружием в руках, и не отбирали у них оружия, но даже возвращали отобранное оружие; быть может, и сами вооружали злоумышленников, а некоторые чины принимали прямое участие в грабежах или же воспользовались похищенным, либо сданным им потерпевшими на хранение имуществом»...

Далее в «записке» говорится:

...«Мы лишены возможности представить на ваш суд все имеющиеся по настоящему делу сведения, а тем более обставить эти сведения надлежащими доказательствами. Особенности условий общественной жизни на Кавказе, то исключительное влияние, которое имеют здесь администрация и полиция на массу населения, возможность новых искусственных возбуждений одной народности против другой, неустанно работающая провокация, лёгкость найти среди подонков местного населения исполнителей последней, в связи с лишением администрацией мирного населения возможности обезопасить себя от преступных посягательств (на днях губернатор отказал в ходатайстве даже городской управе о разрешении кассирам и другим должностным лицам иметь при себе оружие), и с воспрещением печати оглашать факты, касающиеся действий властей, – всё это не может не связывать нам рук, не зажимать наших уст. Ваше превосходительство, чтобы узнать правду, вы должны развязать эти руки, раскрыть молчащие уста!

Для того, чтобы ваше расследование могло добыть все необходимые для раскрытия истины данные, мы признаём безусловно необходимым:

1) устранение на время этого расследования местного губернатора, кн. М.А.Накашидзе, и всех подчинённых ему чинов городской полиции от исправления их должностей;

2) принятие действительных мер к тому, чтобы местная полиция не могла путём угрозы административными мероприятиями препятствовать раскрытию перед вашим судом истины;

3) предоставить мирному населению возможность в это тревожное время обезопасить себя от посягательств со стороны преступной части общества, и <...>

4) участие представителей общества и общественных учреждений в производимом вами расследовании и полная его гласность.

Мы убеждены, что без соблюдения этих условий всеобщее желание о выяснении причин бакинского погрома и об умиротворении нашего края удовлетворено не будет, с каким бы беспристрастием и с какой бы добросовестностью вы ни совершили предстоящую вам работу»...

Всё, что говорится в только что приведённой «записке», как мы знаем, уже безусловно подтверждается массой свидетельских показаний... «Записка», по-моему, грешит даже излишней мягкостью... Мы выслушивали резолюцию многочисленных митингов, перед нами прошли длинной вереницей свидетели, и все они, в один голос, обвиняют полицию не только в бездействии, но и в сознательной провокации, в сознательной подготовке ужасной бойни... Бесконечный ряд фактов подтверждает, что отбросы мусульманской массы были заранее организованы, снабжены оружием и действовали планомерно, по известной программе... Достаточно сказать, как это вполне установлено, что на домах, обречённых на разгром, заранее делались отметки...

Вскоре после погрома мне писали из Баку, что в городе пошли опять глухие и страшные толки... Нервное настроение росло... Среди армян распространялись таинственными агентами безграмотные прокламации. Мне прислали текст такой прокламации. Привожу её целиком.

Документ любопытный, исторический, можно сказать, и, конечно, не трудно догадаться, кто автор его.

«Армяне, граждане дорогого для нас отечества! – Обращаемся к вам и просим вас, ради Христа, успокоиться, очнуться... Будьте дальновидными, вспомните о грядущем впереди несчастье, в случае продолжения ваших неуместных поступков. Не нападайте на полицейских и главарей наших мусульман...

Сжальтесь над беззащитными стариками, женщинами и детьми, которые сделаются жертвами ваших гнусных желаний. Если вы нападёте на кого-нибудь из наших мусульман, как вы это сделали, надеясь, то клянёмся Богу, что все армяне будут перебиты. Прекратите ваше социал-демократическое движение, оставьте полицию в покое. Однако, мы уверены, что между вами будут благомыслящие, которые сознают то, что от нас требует ваша священная религия в подобных случаях»...

Прокламация подписана: «Бакинские мусульмане»...

Итак, на защиту полиции, во имя «священной религии, выступают против армян какие-то таинственные мусульмане и смертью угрожают армянам, если они не оставят «социал-демократического движения».

Всё это чрезвычайно любопытно и проливает яркий свет на бакинские события и на деятельность бакинских полицейских приставов гг. Мамедбекова и Шах-Тахтинского...

<...> Официальная легенда утверждает, что резня была вызвана ненавистью татар к армянам, их фанатизмом.

Насколько это справедливо видно из того, что со всех концов Кавказа в Баку были получены протестующие, полные укоризны телеграммы от мусульман... В самом Баку мусульманское население с ужасом смотрело на подвиги громил, спасая от них тысячи армян... Об этом говорят сотни благодарственных писем спасшихся армян в местных газетах...

Факт, вполне установленный, что шайки громил почти исключительно состояли из сброда и подонков мусульман, ютящихся вокруг тюрьмы и полиции.

И следственная комиссия присяжных поверенных имела полное основание сказать:

«Мы можем и сегодня, как <...> всегда, константировать, что ни между интеллигентными слоями обеих национальностей, ни между другими классами не существует какого-либо антагонизма, кроме самой обыкновенной серой борьбы за существование.

Тем не менее, такой антагонизм можно найти в религиозной розне: ни армяне, ни мусульмане не занимались никогда и не занимаются у нас религиозной пропагандой, <...> признавая полную свободу совести и веротерпимости»...

Кто же, в таком случае, собрал, организовал шайки громил и бросил их на беззащитных армян?.. Чья таинственная рука направляла убийц и поджигателей? На кого должен пасть весь позор бакинской бойни?

Ряд свидетельских показаний, резолюции митингов и собраний дают определённый ответ на эти вопросы...

Но для чего и кому понадобилась эта резня? И на этот вопрос даётся ответ. Прочтите резолюцию собранного мусульманами митинга, прочтите показания слесаря Монтина и других свидетелей, и нам станет ясно, кто и для чего мог вызвать резню...

– Армяне – бунтовщики! Они хотят иметь своего царя! Они перебьют вас тогда!..

Вот что внушалось мусульманам и в особых листках-прокламациях, и на словах...

Армяне представлялись революционерами, в них видели причину рабочих движений, и нужно было, конечно, примерно наказать их, «проучить». И проучили... Толпы громил не трудно было сформировать, не трудно было и снабдить их оружием. Гг. Мамедбековы с честью выполнили этот доблестный подвиг...

В сущности, было примерно испытанное средство... Новое, вновь просмотренное, дополненное и одобренное подлежащими учреждениями издание кишинёвского, гомельского и других погромов.

С той только разницей, что роль евреев на этот раз сыграли армяне...

Но одного не предвидели авторы погромов, одного не могли предусмотреть они: распалённое кровью и ненавистью дикое чудовище сорвалось с цепи и бешено рвёт теперь всё, что только ни встречается ему на дороге, рвёт тех, на кого спустили его, рвёт и самих спустивших чудовище с цепи...


[На первую страницу]
Дата обновления информации: 01.02.08 17:33