Юбилей

Выступления на юбилейном вечере Сэды Вермишевой

Алексей Смирнов

ведущий вечера, поэт, прозаик, эссеист, руководитель литературного объединения «Магистраль» им. Григория Левина

Мы собрались в этом просторном зале на юбилейный вечер известной поэтессы, общественной деятельницы Сэды Константиновны Вермишевой.

О её заслугах на общественной ниве, наверное, сегодня будет немало сказано, а мне бы хотелось в самом начале вечера очень коротко сказать о ней как о поэте.

Мне кажется, что феномен Сэды Вермишевой состоит в том, что стихи её написаны по-русски, а звучит в них Душа Армении. Мы знаем, что для поэта слово и смысл нераздельно слиты. Слово — не есть некая внешняя оболочка, в которую облекается смысл, это единый смыслозвук...

Поэтому в творчестве Сэды Вермишевой её армянская душа соприкасается, очень тесно, с моментами чисто русскими. Так сложилась её судьба человеческая и творческая, и это даёт уникальный и необыкновенный сплав в её поэзии — это слияние двух культур.

Валентин Оскоцкий

писатель, литературовед, секретарь Правления Союза писателей Москвы, главный редактор газеты «Литературные вести»

Дорогая Сэда Константиновна, дорогие друзья, я позволю себе сказать своё слово как бы в двух лицах — в лице просто литературного критика и читателя стихов Сэды Вермишевой, а потом уже — в служебном лице Секретаря Союза писателей Москвы.

Так вот, сначала как критик и как читатель. Вы знаете, мне кажется, что в новой книге Сэды Вермишевой «Разбит наш дом» первый раздел, который называется «Время пришло говорить» (он так озаглавлен), требует некоторых уточнений. Я понимаю то стихотворение, которое подсказало общий заголовок этого раздела. Я понимаю то состояние души, из которого вылились эти строки, но как название раздела мне хочется уточнить, потому что для поэта Сэды Вермишевой время говорить не уходило. Оно было всегда. Оно не только что пришло — она говорила в любое время. И говорила голосом, и это особенно важно, индивидуальность которого, мне думается, состоит в том, что в этом голосе органично сливается воедино и лирическое исповедание и проповедничество, и проповедь. Исповедь и проповедь. Вот потому так многомерно её лирическое «Я». Лирическое «Я», которое вобрало в себя образы и гор, и ущелий родной Армении, и российских рек и равнин.

Ибо русское слово Сэды Вермишевой — оно дышит, оно излучает, оно насыщено армянскими красками. И в этом её поэтическая индивидуальность, и в этом своеобразие её места в литературе. Её слово равно принадлежит и армянской земле, и России.

И мне хочется еще вот что сказать: что вот та исповедальность и то проповедничество, которые сливаются в её слове, и то, и другое — рождено её ярким и часто бурным общественным темпераментом.

И боль Спитака, и боль Сумгаита, и боль блокадных зим в Ереване, и трагедия, оплаченная кровью Нагорного Карабаха, — всё это нашло отражение в слове Сэды Вермишевой. В одном из стихотворений, опубликованных в недавней подборке в «Литературной газете», я встречаю такие строки:

Благодарю века
За то, что дали силы
Мне устоять средь гнили
И вранья.
Что вектор обрели
Мои
Усилья.
Что не напрасно
Жизнь течёт моя.

Мне эти строки кажутся теми ключевыми строками, которые очень характерны для мироощущения поэта, вписывающего своё поэтическое «я» в движение веков.

И когда века и «я» стоят рядом в одной строфе, по-моему, это характерно для Сэды Вермишевой. Ибо чувство истории, историческое чувство, которое, в общем-то, одно из первооснов национального самосознания, органично входит в её стихи. И этим они мне дороги и как читателю, и как литературному критику, писавшему о ней и убеждённому, что она мне даст ещё повод не раз размышлять и писать о её творчестве.

Александр Ревич

поэт, переводчик, лауреат Государственной премии России в области литературы

Дело не в юбилее. Дело — в явлении.

Я знаком с Сэдой Константиновной, дай бог, наверно, лет 40, она девочкой была. Эту её новую книгу («Разбит наш дом») я читал два дня... подряд.

Мне было очень важно читать и вчитываться. Впечатление оказалось очень неожиданным. Я говорю — явление.

Русскоязычие для представителя другого народа... или другой фонии — это не новость.

В Англии писал по-английски Конрад, будучи поляком и будучи выдающимся английским писателем. Во Франции писал Эрредия, который был испанцем по происхождению, как художник испанец Пикассо — был французским художником.

И это — очень необычное явление. Такое писание на другом как бы языке. Туда привносится чуть-чуть иной менталитет.

Я полагаю, что это вот — русскоязычие — та трещина, которая даётся поэту. «Через сердце проходящая трещина...» — по словам Генриха Гейне:

В этой книге много о России. О России тут написано, ну, вроде бы, с виду похоже, как наши патриоты пишут...

Ничего подобного! Тут есть то, что даёт катарсис: и та искренность, и что-то большее... что смыслом не выражено, то есть словами невозможно выразить, где-то там за спиной, за словами... Где-то это судьба.

Я Сэде Константиновне как раз вчера сказал (она сначала со мной не согласилась), что тут не просто судьба, но то, что глубже сознания и даже подсознания сидит: невозможность жить без России. Я думаю, что это не только армянский народ ощущает, но армянский народ это, по-видимому, ощущает наиболее остро потому, что он географически отрезан от страны, которая практически была всегда с ней, с Арменией.

Это похоже на то чувство, которое могли испытывать евреи во время Второй мировой войны, когда поражение и потеря России — это было бы практически лишение жизни.

И вот это всё в этой книге есть. Сэда пишет о разрушенном доме. У неё два дома — Армения и Россия. Оба дома сильно пострадали, стены в трещинах.

Она это пишет так, что вызывает горловой спазм, несмотря на то, что стих у неё не вовсе гладок.

Я читаю её стихи. Они написаны рваной строкой, иногда в одно слово. Это не просто так. Это может вызвать гримасу у людей, любящих хороший благозвучный стих.

Но дело в том, что это у неё тот спазм сердечный, который в этом пульсе стиха рождён, он есть. И когда я читаю:

В Россию ступишь —
Канешь, —
Вязка её основа...
Закружит...
И заблудишься —
Ни хлеба и ни крова...

В ночи её жалейка
Так жалобно стенает, —
Как будто кто жалеет,
Как будто зазывает
На лунные поляны —
(Ни дерева, ни света...)
Льняные косогоры
В зелёной кромке
Лета...
И вас — как не бывало...
И ситцева печаль...
Налево и направо —
Луга, Свобода,
Даль...

(Стихи из книги «Разбит наш дом») казалось бы — трёхстопный ямб. Ничего подобного! Всё другое. То есть сам по себе пульс этого стихотворения, он разделён на слова, потому что человек задыхается.

Я читаю стихотворение, которое меня потрясает, тоже написано вроде с какой-то корявостью, а вот:

Рвануться!..

В отчаянье пасть
На колени
Пред Богом
И перед
Людьми.
Перед всеми...

И жарко молить
В горьком сердце своём,
Чтоб ливень нещадный
Стал просто
Дождём,

Чтоб чёрные стрелы бы
В нас
Не летели,
Чтоб сжалились вьюги,

Ветра пожалели,
Смирялись,
Стихали,
Стелились
У ног...

Чтоб Бог,
Иль кто выше,
Нам выжить
Помог...

Стихи, казалось бы, с точки зрения христианской веры, даже немножко кощунственны. Выше Бога... Что может быть?..

Но это сказано в таком замешательстве, это не написано, это сказано где-то почти в потере сознания. Это выше мольбы... И в то же время это по-христиански...

Я обратил внимание на одну вещь, которая для меня была тоже открытием — присутствие Блока. Ведь по сути дела в России ХХ века Блок — самый крупный русский поэт ХХ века — замечателен именно тем, что он больше всех ощутил трагедию страны. И когда

Летит степная кобылица
И мнёт ковыль...

идёт в эпиграфе, это оправдывается хотя бы тем, что стихотворение кончается

За всё, что было,
За всё, что будет,
В траву степную
Лицом
Упасть.

Это вот так вот разорвано и написано. Это написано так потому, что произносящий задыхается. Произносящий задыхается!..

Так вот, я поздравляю Сэду Константиновну больше чем с её юбилеем, с тем, что она волею своей честности и того, что это судьба, это больше поэзии — я её поздравляю с тем, что она выразила себя во времени. И в двух своих домах, у которых трещины по стенам, России и Армении. Всё!

vermish11.jpg (15463 bytes)

Во время приёма по случаю Дня независимости Республики Армения. Москва. 2001 год. Слева направо: Кирилл Алексеевский, Сэда Вермишева, Иннеса Буркова, Люсик Асриян, первый Посол РФ в Армении Владимир Ступишин, Валентин Оскоцкий

Светлана Пестрякова

эксперт Государственной Думы, доцент кафедры национальных и федеративных отношений госслужбы при Президенте Российской Федерации.

Дорогая Сэда Константиновна!

Дорогие друзья!

Для меня и радостно, и почётно принимать участие в этом празднике. Мне хотелось бы вспомнить: когда-то на этой сцене замечательного Дома Зиновий Ефимович Гердт, вспоминая своего учителя словесности, сказал такую для меня незабываемую фразу. Он сказал о нём:

Он был духовен, духовен весь без остатка.

И для многих из нас на всю оставшуюся жизнь стихи, искусство стали просто основой существования.

Я вспомнила эти слова, когда читала «Щербатую клинопись» и когда появился сборник «Разбит наш дом». Дело в том, что это остров или, может быть, даже целый материк, где чувство собственного достоинства, надежды, свободы. Это так прекрасно, что, оказывается, чувства, подлинные чувства, не умерли, не угасли, они есть. Есть любовь, милосердие, сострадание, есть пафос трибуна. Вообще, не хочу сказать, что это красивая фраза, но книги Сэды Константиновны говорят о том, что жизнь — это, наверное, домашнее задание, которое человеку дано Богом. И не нужно думать, что, как порой считается, оно будет кем-то исполнено рядом или свыше. Оно будет исполнено только за счет своей совести. И в книгах Сэды Константиновны никогда не задается вопрос: «по ком звонит колокол». Всегда есть ответ — что «Чужого горя не бывает». «Все, что случится с моею страной, то и со мною случится». И вот здесь самый важный момент — совестливые стихи.

Деловой круг, творческий круг общения Сэды Константиновны — это тоже люди высокого счета, строгих поступков. И вот такова же Сэда Константиновна в политике и в общественной деятельности. Это, наверное, самое сложное, что сейчас может быть.

Я познакомилась с Сэдой Константиновной в начале 90-х. Это было время такого бурного структурирования всевозможных общественных организаций, партий, движений. Появились замечательные общества, этнокультурные, национальные общественные организации, партии, движения. И вот тогда было очевидно, что Сэда Константиновна — это, может быть, человек с не очень громким голосом, но зал, любой зал, большой и малый, затихает, когда она говорит, включаясь в эту строгость, аналитику ее суждений. И вообще-то поначалу мне было даже немножко страшновато и сложно с ней работать. Почему? Потому что это человек, который не любил приблизительных оценок, приблизительных суждений и моментов, связанных с конъюнктурой. К тому же понятно, что особенно в начале 90-х очень часто на смену экспертному знанию приходили острое публицистическое словцо, какой-нибудь острый ярлык, истончались строгие аналитические понятия. И вот это было невозможно с Сэдой Константиновной. С ней надо было говорить очень четко и нельзя было допускать компромисса, даже с собой. Вобщем-то и в политике, и в общественной деятельности Сэда Константиновна имеет такой замечательный инструментарий — она считает, что главный момент сейчас, наверное, для нас — это просветительство. И Россия столь долго была в цивилизационном поле Кавказа, и Кавказ — в течение веков — в цивилизационном поле России. Именно эта цивилизационная компонента, которая во многом формировала нашу ментальность на таких глубинных структурных уровнях.

Так уж случилось, что в данном случае я не цитирую прямо, но обращаюсь к словам Сэды Константиновны, которые были высказаны на одном общественном круглом столе «Культурный диалог народов Кавказа в Москве» несколько лет назад, в 1999 году, который проходил под эгидой Московской мэрии. Она говорила о том, что мы, увлекшись порой деидеологизацией, ушли от парадигмы дружбы народов, и при этом у нас есть угроза свалиться в некий этнополитический эгоцентризм, свалиться в некую архаику. Это чудовищно, это может привести к духовной, нравственной и к социальной деградации. Нам нужно как можно лучше знать друг друга, как можно больше руководствоваться подлинными, глубинными, талерантными соображениями. И вот только через диалог, только через культуру диалога, только через диалог культур, как говорила Сэда Константиновна, можно прийти к решению тех огромнейших проблем, которые стоят перед Россией, перед Кавказом, перед Арменией и в общем-то — перед человечеством сейчас в целом.

В общем, наверное, то, что говорит и проповедует в своих работах Сэда Константиновна, — это то, что Фазиль Искандер называет этический ум. Мы все во власти находимся порой ума технологического. Все человечество с наступившим XXI веком, но нам надо вернуться к тому, что предлагает ум этический. А если вспомним Кавказ, то есть такое ощущение — всегда на Кавказе, в Армении, я это помню сама по своему ощущению Армении, мир воспринимается как братство, воспринимается очень сердечно; и звучит формула: единство многообразий.

И не случайно, что на том круглом столе, на котором мы с Сэдой Константиновной были, в организации которого мы принимали участие, где она не только выступала, но и была причастна к идее постоянно действующего такого круглого стола, армянский учёный Эрнест Григорян вспомнил Сергея Аверинцева, который как-то сказал, что в Библии 857 раз употребляется слово «сердце»...

И вот, наверное, поэтому это удивительное свойство бескомпромиссности, публицистического пафоса и сердечности осуществляет в политике и общественной деятельности Сэда Вермишева. Вот именно это самая главная, самая неразрешимая парадигма — нравственность в политике... Возможна ли она? Наверное. Сэда Константиновна своим гражданским ресурсом, своей деятельностью показывает, что возможно.

Мне кажется, что и в своей общественной деятельности, и слагая свои замечательные поэтические строфы, Сэда Константиновна очень много сил и времени тратит на нас.

Мне очень бы хотелось, чтобы мы были тоже неистощимы в своей признательности Сэде Константиновне.

И очень хочется пожелать Вам, Сэда Константиновна, чтобы всё, что Вы задумали, чтобы те зёрна, которые Вы кинули в землю, чтобы они обязательно проросли! Чтобы получилось!

И огромнейших Вам творческих успехов!

Геннадий Цуканов

Небесная страница*

* Печатается в журнальном (сокращённом) варианте. Полностью статья опубликована в книге Геннадия Цуканова «Все дороги ведут к Арарату» (Издание второе, дополненное, 2004).

Обратим внимание уже на название книги — «Разбит наш дом». Вот и рассыпанные бусинки слов-строчек дают представление о «разбитости». Довольно часто встречаются многоточия, тире, строки, как бы раздвинутые, «неровные». Художник Наринэ Золян своей графикой, что сразу бросается в глаза, абсолютно конгениальна автору. Обращают на себя внимание названия глав сборника: «Время пришло говорить», «Смятение», «Боже, помоги...», «По нам проходятся катком», «Альтернативы нет у нас», «Ветер», «Ты сердцу верь». Общая тональность жёсткая, бескомпромиссная, полынно-горькая, а последнее слово светлое — «верь». Но веру нельзя получить в готовом виде, в розовой упаковке — её надо выстрадать, заслужить, завоевать, наконец. Сравним пятое стихотворение книги с предпоследним.

Я не знаю, как мне
Время Лжи
Пережить,
Как его пересечь,
Как его переплыть?
Не упасть,
Не пропасть,
Но сберечь,
Сохранить
Душу,
Дух,
Назначенье своё,
Божью весть! —

Говорите же,
Люди! —
На кону наша
Честь!..

Перечитайте ещё раз, пожалуйста, вдумайтесь в содержание, почувствуйте пульс и интонацию строк. После этого, тут же, вчитайтесь в предпоследнее:

И я прекраснее
Не ведала поры.
Душа окрепшая взметнулась
И взлетела.

И я оставила данайцам
Их дары.

Я их не тронула.

И — уцелела.

Меня им в кручах света
Не настичь,
Хоть сотни пуль
Скрестят в огне
Кинжальном...

Я — высоко,

Я — облако, —
Не дичь.

Поют ветра о таинстве
Сакральном.

Я — высоко.

Мной брошен вызов-клич
Всем временам
И милостям
Кабальным.

Вермишева не рассуждает, не убеждает, а бьётся подобно птице, попавшей в сети. И эта, присущая ей, эстетическая «детскость» и беззащитность подкупает, одушевливает «сотрудничество» с читателем:

Снова дождь безутешный
Стучит мне в окно,
Вновь на улицах днём,
Словно ночью,
Темно...
Это думы мои
И темны,
И черны —
Мы сломали пространство
Единой
Страны...

И кружит надо мной
Этих слов
Бесконечность...

............................

Что отвечу я вам,
Дом,
Отечество,
Вечность?..

Где та хрупкая и тонкая грань, когда читатель становится со-творцoм? Я не думаю, что Вермишева может логически просто даже очертить эту сложнейшую проблему. По всему видно — для неё не существует проблемы, Сэда Константиновна ни в малейшей степени не ощущает художественного дискомфорта от возможности не завоевать сердца читателей. Она не может не творить и — творит:

Сохранить Россию,
Боже,
Помоги...
Чтобы небо —
Синее,
Тропы вдаль —
Легки...
Горе чёрным вороном
Не клевало
Глаз...

Помоги нам,
Господи,

Хоть в последний
Раз!

Рифма растворяется, практически не ощущается, не бьёт в глаза, она, если на неё смотреть плоскостно, просто банальна: глаз — раз. Ещё раз подчеркну: рифмы нет, она не требуется. Присутствует нечто другое, более тонкое и необходимое: живая, трепетная плоть искусства, которая не нуждается во внешнем украшательстве, она сама по себе — прекрасна.

А знаете ли вы, дорогие читатели, в каких условиях, в каких рабочих кабинетах и домах отдыха рождаются такие неравнодушные строки?

Ни в каких. Их нет, условий и рабочих кабинетов. Есть непрерывная, практически неостановимая работа в Москве и Ереване, в Независимом Арцахе: в политическом, социальном и культурном направлениях.

Поэзия рождается в сердце, и только там. Потом, дай Бог, сердце в единственном числе становится Сердцами. Художника услышали, услышали его голос и почувствовали ритм его сердца. Для творца нет лучшей награды...


[На первую страницу]
Дата обновления информации: 24.09.05 09:33