О моём отце - Алексее Николаевиче Леонтьеве - и об Армении
На последней странице газеты «Известия» за 11 февраля 1956 года рядом появились два официальных сообщения. «Отъезд в США профессора А.Н. Леонтьева. С 13 по 21 февраля в Атлантик-Сити (США) состоится международная конференция, созываемая Американской ассоциацией педагогических исследований. В работе этой конференции примет участие действительный член Академии педагогических наук РСФСР профессор А.Н.Леонтьев. 10 февраля он вылетел в Соединенные Штаты Америки». «Отъезд в Ливан Верховного Патриарха Католикоса всех армян Вазгена I. 10 февраля из Москвы в Ливан выехал Верховный Патриарх Католикос всех армян Вазген I...». Так получалось всю жизнь, что пути А.Н.Леонтьева постоянно пересекались с Арменией. Начну с того, что случайная встреча с Католикосом Вазгеном I в аэропорту «Шереметьево» была не единственной. Леонтьев не раз бывал в Армении как гость армянских психологов и участник различных научных конференций. И в один из своих приездов туда он был приглашён Католикосом на личный приём в Эчмиадзине. По рассказу Алексея Николаевича, приём этот продолжался не меньше двух часов. Главным содержанием беседы была... психология: ведь светское образование Католикоса Вазгена, которое он получил в Румынии, было психологическим! И два психолога нашли друг друга... Ещё одно пересечение судьбы Алексея Николаевича с Арменией относится к последнему предвоенному году. В 1940 году Леонтьев представил на защиту свою докторскую диссертацию. Происходило это в Ленинграде, в Ленинградском государственном педагогическом институте имени А.И.Герцена (сейчас это Российский государственный педагогический университет имени Герцена). Леонтьев много лет работал над этой диссертацией — и в Харькове, и в Москве, и в Ленинграде. В конце концов его старший коллега, известный психолог Борис Михайлович Теплов, посоветовал ему больше не тянуть и ограничиться только полностью написанной частью. Она составила около 600 страниц и получила название «Развитие психики». Как полагается, на защите было три оппонента. Одним из них согласился быть Б.М.Теплов. Другим — С.Л.Рубинштейн, работавший в те годы в Ленинграде. А вот третьим — а точнее первым — оппонентом стал выдающийся армянский физиолог, любимый ученик Ивана Петровича Павлова, Леон (Левон) Абгарович Орбели (1882—1958). Его отзыв сохранился и опубликован в книге «Академик Леон Абгарович Орбели. Научное наследие» (М., «Наука», 1998). Отзыв был довольно суровым, но в целом положительным. Леонтьев, судя по воспоминаниям присутствовавших на защите, с критикой Леона Абгаровича не согласился. Ныне покойный психолог М.Г.Ярошевский писал: «Естественно, что детали дискуссии между ними я воспроизвести не могу, но удивило, что психолог так умело владеет аппаратом биологических понятий». К сожалению, во время войны пропала большая часть личного архива Алексея Николаевича, и неизвестно, как именно он дискутировал с Орбели. Наступил 1954 год, когда рухнула каменная стена, много лет — начиная с 30-х годов — отделявшая советскую науку от мировой. И когда было объявлено об очередном — четырнадцатом — Всемирном психологическом конгрессе в городе Монреале (Канада), было принято решение послать на этот конгресс представительную делегацию советских учёных. Возглавить её было поручено Алексею Николаевичу Леонтьеву. В делегацию вошли Б.М.Теплов, киевский психолог Г.С.Костюк, ученик Выготского и Леонтьева Александр Владимирович Запорожец, молодой тогда психофизиолог Евгений Николаевич Соколов (он и сейчас продолжает работать на факультете психологии МГУ) и известный физиолог, ученик и сотрудник Леона Абгаровича Орбели — Эзрас Асратович Асратян (1903—1981). Кажется, это вообще была первая — после почти тридцатилетнего перерыва — поездка советских учёных на международный конгресс. Об этой поездке, как и о других заграничных поездках А.Н., мы знаем довольно много — у Леонтьева была привычка после возвращения из поездки переносить беглые блокнотные записи в альбом и вклеивать в него фотографии, документы и пр. Но поездка в Канаду была особая, и эта её «особость» в альбоме почти не отразилась. Был самый разгар «холодной войны», и появление советских учёных сопровождалось листовками, демонстрациями, «потерянными» сборниками докладов (их обнаружил как раз Асратян!), попыткой силой вломиться в номер гостиницы, где жили переводчицы, и так далее. Особенную активность проявляли «Канадский союз друзей свободы», возглавлявшийся полицейским офицером, и украинская националистическая эмиграция (бандеровские боевики). И Леонтьеву как руководителю приходилось буквально каждый день принимать ответственные решения — делал он это весьма успешно. Рассказы А.Н. об этой поездке напоминали хороший детективный роман в духе Ф.Форсайта... Чего стоит хотя бы история о том, как на стульях в зале конгресса были разложены листовки с требованием «освободить советских психологов от гнёта КГБ». И вот в президиуме конгресса поднимается великий психолог Жан Пиаже и призывает всех участников конгресса «поступить так же, как поступаю я». Затем он берёт листовку, демонстративно рвёт её и бросает на пол... И весь огромный зал рвёт и бросает листовки. Эта непростая поездка сблизила Алексея Николаевича с Эзрасом Асратовичем. Примерно к тому же времени относится дружба А.Н.Леонтьева с ещё одним выдающимся армянским физиологом — Акопом Арташесовичем Маркосяном (1904—1972), который был первым директором Института возрастной физиологии Академии педагогических наук РСФСР и СССР (ныне — Российская академия образования). Так получилось, что, когда в 1953 году Академия построила для своих сотрудников дом на Новопесчаной улице, семья Маркосянов получила квартиру как раз над Леонтьевыми, и обе семьи находились в самых приятельских отношениях. Ещё один человек, чьи жизнь и судьба оказались тесно связанными с жизнью и судьбой Алексея Николаевича, — это известнейший советский психолог, лидер так называемой «ленинградской» школы в психологии и один из создателей факультета психологии Ленинградского (теперь Санкт-Петербургского) университета (как Леонтьев — создатель такого же факультета в МГУ) Борис Герасимович Ананьев (1907—1972). Они познакомились ещё до войны, а в послевоенное время, хотя жили в разных городах, виделись постоянно и называли друг друга на «ты» — Алёша, Боря. Интересно, что и научная школа, и теоретические позиции у них были разные, но это совсем не препятствовало их личной дружбе. Я мог бы назвать ещё несколько имён известных армянских учёных, чьи пути пересекались с жизненным путём Алексея Николаевича Леонтьева. Но мне кажется более важным упомянуть совсем о другом «армянском следе» в биографии семьи Леонтьевых. Почти весь последний год перед кончиной Алексей Николаевич провёл в больницах. И, к сожалению, почти не видел свою армянскую невестку — Аиду Суреновну Маркосян, на которой я женился 9 декабря 1978 года (потом она стала, кстати, автором многотомного и пока единственного учебника армянского языка для армян русской диаспоры — «Крунк Айастани»). А 21 января 1979 года он умер. Его вдова, моя мать Маргарита Петровна Леонтьева (1905—1985), была, естественно, в ужасном состоянии, и кому-то предстояло взять на себя все тяготы, связанные с похоронами, кому-то надо было поддерживать Маргариту Петровну и держать дом в приличном виде... Всё это взяла на себя семья моей жены, и прежде всего мой тесть, заслуженный строитель Армении Сурен Мамиконович Маркосян (1912—1996) — замечательный, мудрый и чистейший человек, которому вообще наша семья очень многим обязана. Я счастлив иметь возможность назвать здесь его имя рядом с именами Орбели, Ананьева и других выдающихся армянских учёных; пусть он никогда не виделся с Алексеем Николаевичем (такая встреча должна была состояться, но было уже поздно...), но, раз войдя в дом Леонтьевых, семья Маркосянов все дальнейшие годы была неотрывно связана с семьёй Алексея Николаевича. Маргарита Петровна в свои последние годы очень любила нашу семью и даже, несмотря на возраст и болезни, помогала выращивать нашего сына Левона (Льва) Леонтьева, родившегося в 1980 году. К сожалению, свою младшую внучку Анну (родилась в 1984-м) она видела только в коляске. Анной пока замыкается круг: она сейчас — студентка четвёртого курса того самого факультета психологии МГУ, который создавал её дед и на котором преподают её отец и старший брат.Алексей Николаевич Леонтьев. 70-е годы
Леон Абгарович Орбели. 1939 г.
Советская делегация на XIV Междунаролном психологическом конгрессе в Канаде (1954 г.). В центре - А.Н.Леонтьев, над ним слева - Эзрас Асратович Асратян
Сурен Мамиконович Маркосян
Борис Герасимович Ананьев
Имя выдающегося советского (приходится сказать так!) психолога Алексея Николаевича Леонтьева (1903—1979), столетие которого отмечалось в 2003 году, неотрывно от имени его учителя и друга — Льва Семёновича Выготского. Леонтьев, Александр Романович Лурия, Александр Владимирович Запорожец, Петр Яковлевич Гальперин, Даниил Борисович Эльконин, Лидия Ильинична Божович — все они составляют школу Выготского, и каждый из них — гордость российской, советской, да и мировой психологии. Алексей Николаевич относится к тому поколению российских учёных, которые воспитывались ещё до революции, но складывались как учёные уже в послереволюционные годы. Алексей Николаевич Леонтьев родился в Москве 5 (18) февраля 1903 года в семье финансового работника — его отец перед уходом на пенсию, уже после Отечественной войны, работал начальником планово-финансового отдела Комитета по кинематографии. Он учился в реальном училище, а затем на Факультете общественных наук Московского университета. В 1924 году, закончив университет, он стал научным сотрудником Психологического института и некоторое время работал под руководством А.Р.Лурия над предложенной им тематикой. Как раз в эти месяцы в институт был принят на работу молодой учёный из Гомеля Лев Семёнович Выготский. Выготский, Лурия и Леонтьев быстро сблизились, и лидером этой группы естественно стал Выготский. Именно он предложил ту программу совместных исследований, которая стала позже известна под названием «культурно-исторической теории». Началась Великая Отечественная война, и Леонтьев, как и другие психологи, работал на оборону. В 1943 году Леонтьев возвратился в Москву и стал заведующим лабораторией (потом — отделом) детской психологии в Институте психологии, одновременно являясь профессором кафедры психологии МГУ, которой руководил тогда С.Л.Рубинштейн. В следующее десятилетие была издана целая серия коллективно написанных книг по детской психологии, прямо адресованная учителям и воспитателям или, во всяком случае, ориентированная на педагогическую практику. Внешне биография Леонтьева в эти годы более чем благополучна. Он становится заведующим кафедрой психологии МГУ (1951), вступает в коммунистическую партию (1948), избирается членом-корреспондентом (1945), затем действительным членом (1950) Академии педагогических наук РСФСР, становится её академиком-секретарем, а потом вице-президентом, получает (1953) медаль К.Д.Ушинского за цикл работ по детской психологии, а в 1963 году становится (за вышедшее в 1959 году первое издание книги «Проблемы развития психики») лауреатом Ленинской премии... Болезнь свалила Алексея Николаевича на очередном взлёте его научной мысли. Он умер 21 января 1979 года в Москве.Акоп Арташесович Маркосян
[На
первую страницу]
Дата обновления
информации: 10.09.05 10:17