Рецензии

Геннадий Цуканов

Сказание не может быть последним

Не скажу, что это было лёгкое чтение. Поначалу даже хотелось отложить в сторону эти самые «Армянские жития V-XV вв.». А потом стало как-то неожиданно стыдно за самого себя, за свои «леность и нелюбопытство». Таково свойство пусть и нелёгких, но истинно глубоких по содержанию текстов: они незаметно и ненавязчиво вовлекают в свой смысловой, эстетический и так далее поток. В определённый момент начинаешь даже сам себя уважать за то, что ты проявил терпение, старательность и вместе с текстом стал хоть на чуточку образованнее, немного расширив объём своих знаний.

Но не на исторических фактах мне хочется заострить внимание. Не терпится передать своё понимание этоса народа, после вдумчивой проработки армянских житий. Понятие этоса, более или менее всесторонне, значит — обычаи, образ мыслей, поведение, характер. Историческая же судьба Армении на редкость сурова. Подобно леденцу Клио заглотила Урарту и начала бросать-обсасывать от левой щеки к правой, от нижнего нёба к верхнему, и сейчас даже архиармянский Арарат — на территории Турции. Персы, римляне, арабы, монголо-татары кромсали-дробили величественные камни Великой и Малой Армении, Восточной и Западной. И после такого вот «деликатного» обхождения всё-таки выжить, сохранить язык, культуру, апостольскую свою церковь... Лично меня всё это историческое и социально-этическое всетерпение просто поражает. И всё понимание армянского этоса — удивление и ещё раз удивление. Хотя бы такой факт: спрашивается, ну какой ещё народ осмелился бы принять христианство аж в 301 году? Мало того, если до этого в государственной жизни, а потом параллельно в церковной армяне пользовались греческим и сирийским языками, то уже в 401 году был создан собственный алфавит из 36 букв. Нет, не только страдали армяне от всяческих завоевателей — они жили, творили, боролись, строили города и монастыри, любили и ненавидели, молились и пели песни.

Да и что касается книги «Армянские жития V—XV вв.» — это ведь продолжающийся и доныне культурный волевой порыв удивительного для меня этоса. Какой же на редкость ёмкий, сочный, ароматный и густой русский язык являет перед читателем К.С.Тер-Давтян в переводе с древнеармянского. Вместе с ответственным редактором С.С.Аревшатяном они удачно и продуктивно структурно выстроили сложный текст, направив его строго поступательно в сторону постепенного и органичного раскрытия жизни и деятельности выдающихся личностей древней и средневековой Армении. Сначала следует вступительная статья, потом даётся непосредственно текст самого жития, а в конце книги — подробные и развёрнутые примечания. И так от первого жития до последнего в триедином обрамлении. Чтобы не быть голословным, приведу заглавие и начальный абзац первого жития, присовокупив к этому все необходимые примечания. Уверен, что для громадного большинства читателей это будет подлинным открытием, ибо тираж уникальной книги крайне мал.

«Через пять лет преставился великий первосвященник Аспуракес, и патриарший престол унаследовал сын великого Нерсеса св. Саак. И так как он был истинным плодом добродетели, то и служба при нём велась свято и праведно. Подобно тем, кто живёт в мире, он занимался мирскими делами, и со всем смирением пустынника в неумолчных молитвах с учениками благочинно отправлял службу. Крепко держа в руках кормило церкви, он неустанно великолепно упорядочивал дела церковные с помощью вводимых им законов и канонических уставов, являя для всех добрый пример (того, как следует) учить не только словом, но и на деле исполнять проповедуемое. По примеру Аарона он неусыпно стоял во главе своего народа, в великолепии и славе ещё более возвышаясь благодаря духовному дару, которым был щедро (наделён). Ибо служение своё посвящал не упорядочению суетного, а своей епископской властью постоянно был опорой истины”.

А теперь — все примечания, данные к приведённому отрывку:

К сожалению, у меня нет возможности подробно останавливаться на каждом из выдающихся деятелей, представленных в книге, продуктивнее было бы просто переписать её от первого слова до последнего. Но на ключевых фигурах, мне думается, стоит задержаться хотя бы немного. Поэтому “перепрыгнем” через несколько веков из великого пятого, а именно: в десятый, когда жил и творил гениальный Григор Нарекаци (951—1003). Его “Книга скорбных песнопений» актуальна и животрепещуща до сих пор. Что касается актуальности, например, судите сами — некоторые из исследователей творчества поэта связывают феномен Нарекаци с психологической атмосферой произведений Фёдора Михайловича Достоевского. Безусловно, весьма плодотворная аналогия. Много похожего в приёмах двух этих национальных гениев: непримиримая душевная раздвоенность героев, множественность взаимоисключающих страстей, уживающихся в одном человеке, порождаемые от этого бурные душевные муки, жажда исцеления и исправления, отчаяние, надежда и прочее. Приведу начало из главы IV. Это подлинный поток поэзии. Уроки нравственные и эстетические Нарекаци черпал из Библии, у великих церковных риторов, из религиозной поэзии и музыки, которым сам служил как учёный и песнопевец.

1
Как ядовитый плод на древе ада,
Или враждебной ставшая родня,
Иль сыновья, предавшие меня,
Грехи меня терзают без пощады,
Всё неотступнее день ото дня.

2
Я сердцем хмур, устами злоречив.
Мой слух неверен, взор мой похотлив.
Моя рука готова смерть нести,
Моя нога сбивается с пути.
Мой смраден вздох, походка не тверда,
Я не оставлю по себе следа.
И воля к благу у меня шатка,
Зло крепко, добродетель не крепка.
Божественный завет я позабыл,
Указанный запрет я преступил.
Я — дичь, не избежавшая стрелы,
Бежавший раб, упавший со скалы,
Я — узник, чей конец наступит вскоре,
Морской разбойник, что утонет в море,
Я — робкий ратник, я свидетель лживый,
Нестойкий латник, пахарь нерадивый,
Священник, презирающий амвон,
Законник, попирающий закон,
Звонарь церковный, невпопад звонящий,
Я — проповедник, смутно говорящий.
Я — полководец, робкий и бесславный,
Слуга лукавый, раб самоуправный,
Я — песня, сочинителя позор.
Для обвинителя — я приговор.

(Пер. Н. Гребнева)

Пусть переводчик и модернизировал несколько язык Нарекаци, но глубокий уровень морально-нравственной рефлексии не поддаётся адаптации: он либо есть, либо его нет. Стремление к самобичеванию, копание в душевных глубинах, крайнее отчаяние, внушаемое земным и грешным миром, — всё это придаёт поэзии Нарекаци подлинно трагическое и вечное звучание, способность волновать и питать духовно уже не одно поколение. Как выразительно сказал об армянском гении Михаил Дудин: «Поражаешься титанической силе Григора Нарекаци, ворочающего каменные глыбы вековечных устоев человеческой морали».

А заглавие следующего жития, посвящённого Нерсесу Шнорали (1102—1173), звучит подлинно музыкально: «История жизни св. Нерсеса, католикоса армянского и светозарного философа, начиная с его предков». Кстати, Шнорали, если так можно выразиться, псевдоним и переводится как «Благодатный». Шнорали именно таким и был в полной мере. Исключительно одарённая натура. Мало того, что Шнорали исполнял трудную и важную миссию католикоса (титул армянских патриархов), но он являлся общественным деятелем, теологом, педагогом, философом, композитором и поэтом. Вот что пишет о Шнорали-поэте современный армянский учёный С.Т.Золян: “У Шнорали с непостижимой естественностью сплетены воедино традиция и новаторсто, его творчество как бы подытоживает развитие раннесредневековой армянской поэзии и само является его этапом. Кстати, даже в сугубо количественном отношении дошедшие до нас творения Шнорали вполне сопоставимы с целым периодом армянской поэзии. Лично мне роль Шнорали представляется как некое гармонизирующее начало армянской средневековой поэзии, совмещающее её различные грани: духовное и светское, лирику и этику, мистику и логику и, шире, раннесредневековую традицию с мироощущением Предвозрождения (об армянском Ренессансе я говорить опасаюсь). Решусь даже на крайне рискованное заявление: Шнорали есть, вследствие его гармоничности, связующее начало между древней и современной культурой, более того, он есть некоторый архетип, ориентир и идеал, к которому должно быть устремлено современное национальное поэтическое самосознание». От себя же я решусь на следующий вывод: Шнорали есть явление не только духовно-культурное, но и социально-историческое. Поясню. Дело в том, что Шнорали жил и творил в достаточно свободной стране. О, это сладкое слово свобода. Вольный воздух нужен не только простым смертным, но и гениям тоже. Для совсем уже полной ясности приведу отрывок из статьи Н.О.Эмина по духовной армянской литературе: “В этот период всеобщего упадка наук на европейском западе в Киликии, завоёванной армянами в 1080 году, где Рубен I положил начало своей династии, продолжавшейся до 1393 г., в XII веке процветали как духовная, так и светская науки. Здесь под пером замечательных иерархов и вообще лиц духовного звания армянская письменность снова воскресла в блеске, не уступавшем блеску литературы золотого века Армении, то есть V столетия. Имена Нерсеса Благодатного, Григория IV, Игнатия, Саргиса Благодатного, Нерсеса Ламбронского и других не менее замечательных духовных писателей киликийского периода смело могут быть поставлены рядом с славнейшими именами литературных деятелей V века».

Поэзия Шнорали, несмотря на её несомненную философичность, предметна и пластична. Приведу фрагмент из тага «Плач на Великий Пятук» в переводе С.Т.Золяна. Небольшое пояснение. Таг – это один из жанров средневековой поэзии и музыки. Великий Пятук — пятница на страстнуй неделе.

Не днём, не ночью, как предрёк пророк,
На битву в силе выступил Господь.
Владычно душу вверивши отцу,
Он сам на бой со смертью снизошёл.
Прознали зла князья, в великий страх пришли,
И смерть, и ад, услыша, содрогнулись.
Кромешный мрак Исус креста лучом рассёк,
В аду пленённых слуг своих ища.
Прихода господа сей знак Адам узнал,
Стыдом объят, он восхитился в страхе.
И длань пронзённую простёр к нему Исус,
Рукой призвав, ободрил: «Не страшись!
Взгляни: я весь изранен за тебя,
Взгляни: земных проклятье терний на челе.
Хлестали плетью по моей главе,
В лицо плевали, били по щекам.
И с жёлчью уксус дали в пищу мне,
— То жёлчь греха, что ты в раю свершил.
Стезёю смерти шёл я за тобой,
Иди за мной дорогой жизни, возродясь!
О души чистые! И вам благая весть:
Пришёл к вам тот, кого желали вы,
И наперёд мой предрекали приход
В сей страшный мрак, в котором держат вас.
И в теле, что от девы я приял,
Я прежде в ад сошёл — спасти погибших».

Здесь не могу удержаться, чтобы не привести один симпатичный штришок: Сурен Тигранович Золян обозначил свои переводы из Шнорали как «попытку воспроизвести» тексты великого поэта. И дело тут не только в скромности учёного. Армяне часто жалуются, и, думаю, вполне справедливо, на то, что их древние и новые поэты плохо поддаются переводу. В полной мере передать своеобычность того или иного поэтического произведения очень и очень нелегко. Мне думается, что С.Золяну оказалось по плечу поэтическое переложение на современный русский язык «Плача на Великий Пяток» Нерсеса Шнорали. Делаю такой вывод на основе последнего абзаца из статьи учёного «Нерсес Шнорали: путь вечного возвращения». Человек, так музыкально и поэтически заканчивающий «сухую» научную работу, не может быть плохим «воспроизводителем» текстов своего великого предшественника: «У поэзии Шнорали изумляющая особенность — огромные культурные периоды сконденсированы у него не в объемлющую столетия линию, а в точку, удивительным образом соприкасающуюся со всеми удалёнными друг от друга гранями. Современность поэзии Шнорали в её идентичности армянской национальной культуре, идентичности, столь искомой и столь взыскуемой современностью».

И, наконец, я хочу немного обратить внимание на Григора Татеваци (1346—1409). Этот выдающийся философ, педагог и церковно-политический деятель — одна из ярких личностей армянской средневековой культуры. Татеваци жил и творил в ту эпоху, когда Армения уже более ста лет находилась под татаро-монгольским игом, которое вместе с бесконечными войнами между различными ханами, а затем и опустошительным нашествием страшного «хромца» Тамерлана привело страну к полной разрухе и упадку. Человека можно уничтожить физически, но разве можно убить его божественную душу?! Да хоть маленький, но был глоток свободы у Татеваци. Область Армении — Сюник, где трудился на духовной ниве выдающийся философ, находилась в относительном благополучии. Владельцам Сюника князьям Орбелянам удалось добиться от великого хана послабления, благодаря которому Сюник какое-то время был ограждён от поборов и грабежей монгольских военачальников и сборщиков налогов, что оказало благотворное влияние на экономику и культуру области. С конца XIII и до начала XV века здесь действуют два крупнейших образовательных центра средневековой Армении — Гладзорский и Татевский университеты. В стенах этих университетов наряду с богословскими предметами преподавали риторику, изучали сочинения древнегреческих философов, в основном труды Аристотеля и Платона. Велики и неоценимы заслуги Григора Татеваци. Перечислять достижения Татеваци на почве духовно-культурного строительства заняло бы много места, но я хочу обратить внимание на один очень характерный и выразительный момент: Татеваци спас от исчезновения труды своего учителя, основателя Татевского университета Ованеса Воротнеци (1315—1388). Татеваци записал, отредактировал и размножил научное наследие своего наставника, так как последний не имел обыкновения записывать свои труды, которые он излагал устно в виде лекций по философии и теологии. В 1999 году в издательстве «Наири» в Ереване вышла книга Григора Татеваци «Толкование Притчей Соломоновых» в переводе с древнеармянского С.С.Аревшатяна. Он же написал предисловие и составил подробные примечания. Не буду давать качественной характеристики издания, отмечу лишь уникальность его. Как подчёркивает С.С.Аревшатян: «Данный перевод является первым переводом произведений Татеваци на русский и вообще другой язык...»

Пока я занимался «Армянскими житиями V—XV вв.», у меня появилось личное пристрастие к человеку, о котором в этой книге впрямую не говорится, — это Мовсес Хоренаци — «отец армянской историографии». Его фундаментальный труд «История Армении», переведённый на многие европейские языки, является ценнейшим источником по истории не только древней Армении, но и ряда сопредельных стран — Персии, Византии, Сирии, Грузии. Имеется русский перевод Н.Эмина — «История Армении Моисея Хоренского» и перевод Г.Саркисяна — «Мовсес Хоренаци. История Армении», Ереван, 1990. Мовсеса Хоренаци называли — кертохаайр, что означает «отец поэтов». О Мовсесе Хоренаци сохранилось мало биографических сведений. Его духовные отцы, как говорил он сам, имея в виду двух великих культурных деятелей той эпохи — Саака Партева и Месропа Маштоца, отправили бедного армянского юношу за границу — в Александрию, чтобы он получил там образование. Когда он вернулся на родину, его духовных отцов уже не было в живых. Хоренаци был образованным, смелым, достойным защитником правды и справедливости. Приведу отрывок из его «Истории», и все поймут, почему его, создателя исторического сочинения, называли «отцом поэтов». Текст Хоренаци говорит сам за себя и не нуждается ни в каких комментариях:

«Учителя неразумные и странные своими руками захватили почести и звания в отсутствие Бога; там, где теперь их золото, поднялся не святой дух; скряги и нетерпимые отрицают мир покоя, где живёт Бог, они стали волками и терзают свою паству.

Монахи — лицемеры, тщеславные предатели; они почитают славу, а не Бога.

Служители храмов — высокомерные эгоисты с епитимьей на устах, честолюбцы, лентяи, ненавидящие искусство и любящие праздники и возлияния.

Ученики, не желающие учиться, а желающие учить; отличные теологи, так и не удосужившиеся освоить теологию.

Народ высокомерный, непокорный, болтливый, гуляки, насмехающиеся над всеми, неотёсанные, враждебные к духовному званию. Воины несправедливые, глупые, нерадивые по отношению к своему долгу, ленивые, изнеженные, жестокие, жадные, подобные ворам.

Нахарары (крупные землевладельцы, феодалы, князья. — Г.Ц.), которые заботятся только о своих интересах, друзья и товарищи разбойников, воров, и сами воры истребляющие, скаредные, жадные до денег, ненасытные, такие же рабы, как их рабы.

Судьи бесчеловечные, лжецы, обманщики, мошенники, без уважения к закону, без веры и совести, несправедливые, доносчики.

И нет нигде любви, нет нигде стыда.

За всё это Бог лишил нас своей любви, изменив природу стихий: весна засушливая, лето дождливое, осень превратилась в зиму, зима суровая, безжалостная, бесконечная... И прибавьте к этому хаос и невежество, царящие повсюду, ибо сказано: «Не дано радоваться нечестивцам».

Правят цари жестокие и развратные, подати непосильные, приказы неслыханные. Всё им безразлично, ничего они не жалеют. Друзья становятся врагами, враги — из сильных всесильными, вера предана ради праздной жизни. Разбойники бесчисленные устремляются со всех сторон света. Они разрушили наши дома, разграбили имущество, правителей наших заковали в цепи, нахараров бросили в тюрьму, родовитых людей взяли в плен. Народ терпит тяжёлые бедствия. Порабощают города, рушат крепости, сносят сёла, жгут наши дома. Голод неслыханный, болезням и смертям счёта нет. Пусты храмы божьи, и преисподняя зияет перед нами...»

Фразы-молнии с высоким поэтическим вдохновением и трагическим предчувствием будущего своей родины предстают перед нашими глазами. Мовсес Хоренаци создал не только летопись своего времени. Как истинный поэт, он смотрел далеко вперёд и во многом предсказал трагическое будущее своей родной Армении.

Его слова животрепещущи для истории другой страны: России.

[На первую страницу]
Дата обновления информации: 25.08.05 16:46