Рецензии

Геннадий Цуканов

Трудные поиски армянства

Очень странная книга. Удивительная и мучительная одновременно. Как будто умного, тонкого душой человека, но трепетно-нервного и легко возбудимого привязали крепким канатом к столбу и он делает круг за кругом вокруг этого шеста и не может остановиться. И с каждым оборотом скорость всё выше и выше, дыхание прерывистее и сбивчивее, а стремительный бег приобретает какую-то загадочную в своей неистовости красоту. Зрители взволнованы до замирания духа: «А выдержит ли канат? Не оборвётся ли резко и неожиданно, швырнув привязанного беспощадно и грубо о землю?»

Зачем и куда он бежит? И нужно ли это вообще?

Чтобы как-то приблизиться к пониманию бурно-стремительной круговерти, нужно внимательнейшим образом прочитать книгу американского писателя Майкла Арлена-младшего «Путешеcтвие к Арарату». На читателя сразу горной лавиной нахлынут и увлекут неудержимо за собой многочисленные и разнообразые морально-этические, исторические, этнические, социально-психологические проблемы. Автор поражает своей искренностью, надрывностью, а тем самым невольно и тактично ведёт-стремит и читателя в свой водопад эмоционально-сердечных переживаний. Первый порог, так сказать, этой душевной Ниагары заключён в отце Арлена-младшего, ибо он, отец, — армянин. Только лишь начало романа-эссе, а какие сразу солёные, прохладые и прозрачные в своей органичной естественности слова-брызги:

«И вот настал в моей жизни день, когда я отправился в путешествие, чтобы разобраться и выяснить для себя, что же это такое — быть армянином. И хоть я сам по крайней мере наполовину армянин, до этого я ничего не знал ни об армянах, ни об Армении, ну то есть почти ничего. Армянином был мой отец, армянами были его родители, но он вырос в Англии и образование получил в английских школах. У него было английское гражданство, а впоследствии — американское. Более того, казалось, ничто не связывало его с Арменией. Он никогда не говорил дома по-армянски. И редко когда упоминал об Армении. Он был писатель-профессионал: сочинял приключенческие романы, действие которых происходило в английской среде. И лишь за редким исключением, всего раз или два, он писал об Армении или армянах. Да и то исключения эти были уничижительные и ироничные. Вот одно из его высказываний: «Никто не станет утверждать, будто он армянин, если на самом деле никакой он не армянин». И действительно, когда ему исполнился двадцать один год, своё имя, Дикран Куюмджан, он сменил и стал Майклом Арленом».

И дальше абзац за абзацем Арлен-младший начинает раскручивать тугую и жёсткую «пружину армянства». Когда они жили в Нью-Йорке, то раза два в году ходили в ресторан «Золотой Рог», владельцем которого был Арам Салисян, в прошлом борец. И в душе и памяти Арлена-младшего вспыхивают неожиданные и любопытные психологические штрихи, касающиеся поведения его отца, его мироощущения и мирочувствия: «Мне нравилось в «Золотом Роге», там было очень уютно, а ещё нам всем там было очень хорошо. К этому ресторану я проникся каким-то особенно тёплым чувством и ношу его в себе по сей день, хотя самого ресторана уже нет. Так вот, «Золотой Рог» остался для меня единственным местом на земле, где отец не тяготился своим армянским происхождением и даже в какой-то степени признавал его. Помню, как Салисян говорил: «Недавно заходил такой-то».

И громыхал какой-нибудь армянской фамилией, останавливаясь у нашего столика.

— Правда? — слышится мне голос отца. — Ну и как он? Передавай ему привет от меня.

«Передавай ему привет от меня».

Это говорилось вовсе не из показного дружелюбия. В те редкие, но повторявшиеся моменты, я уверен, он с большей, чем когда-либо, симпатией относился к своему армянскому происхождению. К нашему армянскому происхождению».

Какое мучительное и в то же время стремительное добавление-вскрик: «К нашему армянскому происхождению». Таких импульсивных вздрагиваний ума и души будет ещё очень и очень много в книге. Они содержат в себе и положительные оттенки, и отрицательные, и вопросительно-тревожные — всякие. Чего стоит минисценка между автором и его женой, когда они сидели в гостиничном ресторане Еревана. Арлен-младший вдруг бросает жене следующую реплику:

«— Знаешь, я не уверен, что так уж люблю армян.

— Ты и сам знаешь, что говоришь не то, — сказала и улыбнулась».

Пружина, неотвратимо натянутая, скрипя и стеная, продолжает медленно, но неуклонно раскручиваться. Как бы вслед создателю «Путешествия к Арарату» ощущаешь, что идёшь босиком по битому стеклу. Арлен-младший на глазах читателя зримо и болезненно, буквально сантиметр за сантиметром, как бы обрастает «коконом армянства». Вот он едет в город Фресно, штат Калифорния, к великому Уильяму Сарояну и расспрашивает последнего о своём отце:

«— Вы считали его армянином? — спросил я.

— Конечно, — сказал Сароян. — Как же армянин не может быть армянином? Но твой отец мыслил на этот счёт по-своему. Что-то другое было у него на уме.

— Что же?

— Этого я не знаю, — сказал Сароян. — По правде говоря, мы встречались с ним не так уж часто. Мы были разные. Но мы были и близки. Это трудно толком объяснить».

Понимая все духовно-нравственные метания, бушующие в сердце молодого собеседника, знаменитый американо-армянский писатель советует:

«— Я вот что тебе скажу, — обратился ко мне Сароян. — Если ты хочешь узнать армян, тебе нужно увидеть Армению или то, что от неё осталось. Тебе надо побывать в Ереване, в Советской Армении.

— Вы бывали там? — спросил я.

— Да, бывал. Я поехал туда в первый раз, когда заработал достаточно денег. Это было в 1935 году... Потом я снова побывал в Армении, это было в 1960 году.

— Что же вы обнаружили, когда приехали туда? — спросил я.

— Я обнаружил там Армению, — ответил Сароян. — Это, конечно, не та Армения, что прежде, но она есть. А это уже кое-что».

Они продолжают беседу. Но какой бы темы не касались, от «столба армянства» им никак невозможно отойти. И вновь молодой человек обращается к старшему прославленному другу:

«Как же получилось, что он так ничего и не написал об армянах? — спросил я.

— Думаю, он был писатель иного склада, — сказал Сароян. — Он любил занимательные темы. У него несколько удачных анекдотов про армян, насколько я помню.

— Да, сказал я. — Но как же так, вы столько написали об армянах, а он — ни строчки?

— Не знаю, — сказал Сароян. — Я знаю только, что мы шли разными путями, как и ты. Вот ты приехал сейчас ко мне, а вскоре, думаю, поедешь в Ереван.»

Решение Арлена-младшего неколебимо: он должен обязательно посетить Советскую Армению. Но чтобы более или менее быть готовым и психологически, и исторически, и морально — следует глубокое погружение в самую разнообразную литературу по армянской тематике. И вновь перед Арленом-младшим возникает «порог трудности»: поистине эсхатологический для армянского народа 1915 год. Но пусть говорит сам автор:

«Я понимал, что нужно браться за «тяжёлые» книги об армянах, а именно за литературу по геноциду, которая появилась после первой мировой войны. Но книги эти давались мне с трудом. И не потому, что не хотелось читать про кошмары или про то, как травили армян, нет, всё было не так просто. В конце концов, говорил я себе, причина не в этом. Разве мало я читал о всяких ужасах (как и многие в наш век), пересмотрел столько разных «материалов» о пытках и убийствах, совершённых в той или иной стране, тем или иным методом? Так в чём же дело, почему вдруг теперь у меня не хватает духу читать о том, как турки когда-то резали армян? И всё же было в этих книгах что-то такое, отчего мне становилось тошно, как никогда. Это чувство было сложнее и тягостнее обыкновенного отрешения и мучило сильнее, чем какой-нибудь садистический зуд.

Время от времени, вечерами, жена заглядывала в мои книги об Армении и каждый раз звала меня из другого конца комнаты:

— Боже, какой кошмар, просто в голове не укладывается!

И затем показывала или отмечала для меня описание какого-нибудь очередного чудовищного преступления. Один такой рассказ врезался в память особенно. В нём говорилось об армянском священнике и двух армянских учителях. Они были схвачены турками в 1915 году, в своей же деревне. Жандармы отдали их на растерзание толпы турок. Священника привязали к стулу, вырвали ему волосы и бороду. Отрезали ему уши. Потом нос. Выкололи глаза. Учителям забили гвозди в руки и в ноги, как на распятье, а потом в голову. Описывались «страшные муки» и «жуткие крики» жертв. Я читал и чувствовал, как меня мутит. Но ещё что-то помутилось во мне. «За кадром» этой сцены слышен был, казалось, какой-то голос, и вовсе невыносимый. Может, это был отголосок «страшных мук» и «жутких криков»? А может, тот вездесущий, всюду проникающий голос, который подспудно, исподволь звучит едва ли не во всех книгах об этих массовых убийствах? Трудно было его разобрать, но хотелось дать волю слезам, а ещё — отшвырнуть книгу прочь, к чёрту.

Помню, жена спросила потом:

— Правда, ужас?

Но я был в такой ярости, что у меня отнялся язык.

Она тут же уловила моё состояние.

— О, прости, конечно, это же ваши.

Хотя я понимал, что в бешенство меня привели не турецкие зверства (во всяком случае не настолько) и уж, конечно, не на жену я злился. Бесило меня что-то другое. Но что? Оставалось тайной».

Пока автор пытался выяснять для себя, что такое «быть армянином», загадка армянства уже пустила глубокие корни в его душе. Вечный и великий вопрос: «Каково истинное лицо моей Родины?» С древних времён и до наших дней кто только не пытался завоевать эту страну и этот народ, но он выстоял, а значит — сохранил своё истинное лицо. И то, что в результате трудных и мучительных душевных метаний и поисков Арлена-младшего родилась книга «Путешествие к Арарату», — доказательство тому: у Армении и армян есть свой уникальный, неповторимый, неуничтожимый лик-образ. Прежде всего проникновенно точно автор дал заглавие своему роману-эссе. Найдена высшая точка — эстетическая, этическая, моральная, историческая, с которой не страшно смотреть в глаза любому «чудищу», а их, «змей-горынычей», на долю Армении было «отпущено» с избытком. Безоглядно честно и взволнованно автор передаёт свои внутренние метания перед путешествием на родину предков своего отца:

«Итак, в свой день и час я отправился в Армению — в Советскую Армению, а точнее — в Армянскую Советскую Социалистическую Республику. Сароян сказал, что Армения есть. Отлично, думал я, съездим, посмотрим.

...Уже с самого начала я знал, что предстоит непростое, многоплановое путешествие. И не без авантюры: потому что, в конце концов, что такое шесть тысяч миль полёта, как не авантюра, даже если это шесть тысяч томительных и скучных миль. Это полёт в прошлое, но это же и захватывающее путешествие в сегодняшний день. Хотя ещё неизвестно, что за прошлое я там найду и чьё настояшее. Предстоящая поездка и воодушевляла меня, и тревожила. Меня охватывало новое беспокойство при мысли о том, что многие годы я склонен был обходиться без своих армянских корней и чуть было не лишился их. В то же время моя армянская принадлежность не особенно бросалась в глаза, что играло некоторую защитную роль. Армянское происхождение ощущалось мною как нечто из области сновидений. Всю мою жизнь Армения и армяне оставались для меня сном, в котором и она, и они маячили, почти мерещились — где-то далеко, там. И вот теперь я отправляюсь в странствие по своему сну. Что увижу, то увижу. Что найду, то моё.

Полёт, ощущение полёта...

В полудрёме я посмотрел в иллюминатор. Вижу — отец. Заглядывает в иллюминатор, щурится, пытается что-то разглядеть. Приподнимаюсь в кресле. Но, конечно же, это я сам, моё отражение в стекле. Щурюсь, пытаясь высмотреть что-то в ночи.

Теперь позвольте сказать несколько слов про Арарат. Он уже был отчётливо виден. Мы пролетали над турецкой границей, пожалуй, милях в пятидесяти от него. Это было ранним, ясным утром. Солнце золотило крыло самолёта, сверкали голубые снега Арарата. Зрелище необыкновенное. Я никак не ожидал увидеть что-нибудь подобное. Ведь сколько я перевидал всяких картин, изображающих Арарат в «эффектных» ракурсах и кричащих красках. Каким я ожидал увидеть его?»

И опять вопрос-вспышка, такой же древний, как гордиев узел. А разрубить его мечом, как Александр Македонский, нельзя: нет такого меча, да и не должно быть. Человечество столько раз по живому кромсало раздражавшие его «гордиевы узлы», а их становилось всё больше и больше. Для себя Арлен-младший нашёл средство решения проблемы — он сотворил книгу «Путешествие к Арарату», как бы словесно высек уникальный, ни на что не похожий хачкар. Пот и кровь, то и дело проступающие на страницах романа-эссе, — это и есть искомое армянство. Вчитываясь в страницы этого взволнованного повествования, понимаешь, что иного пути быть не может. Гранит истории Армении зубодробительно твёрд и доступен далеко не каждому, но если кому повезёт и он побывает в Армении, вглядится в её камни, то тому будет несколько легче догадаться о суровой неописуемости судеб армянства: горы подсказывают. Больше двадцати горных хребтов разрезают маленькую страну вдоль и поперёк. Где находится современная Армения — это волна лавы, скатившейся с крутого хребта Большого Кавказа на склоны, обращённые к Ирану и Малой Азии. На пути она столкнулась с потоками лавы, сбежавшей с противоположных гор, и среди этих циклопических страстей сгустилась, окаменела, разделившись на горные районы со сложной системой хребтов, вершин и склонов. С тех давних времён, как застыла лава, ассирийцы успели породить вавилонцев и вместе они — мидийцев и персов. Затем по этим местам прошли фаланги Александра Великого, поцарствовали Селевкиды, римляне, византийцы, прогромыхали воители Понтийского царства, арабы, монголы и турки — сначала жестокие сельджуки, потом более изнеженные османиды. И снова персы, русские — бурные потоки лавы истории разрезали страну и делили заново. Поэтому довольно легко заблудиться в армянской истории и в её горах. Даже библейский Ной, гласит легенда, отыскал Арарат с большим трудом. А каково же было Арлену-младшему? Хотя он искал не великую вершину, а оказавшееся для него необходимым армянство. Вот одна из трудных, крутых, но чарующе притягательных ступенек на этом пути:

«Я вновь засел за книги. На этот раз я с головой ушёл в историю крестовых походов. Мне было известно, что Армения — первая страна, в которой христианство стало официальной государственной религией (в 301 году), но я и понятия не имел, что в более поздние времена Армения оказалась втянутой в крестовые походы. Это казалось мне просто невероятным. Интриговало уже само незнание этого. Перед моим отъездом из Нью-Йорка один армянский священник говорил мне, что я не смогу как следует понять «судьбу армянского народа», если не узнаю о роли, которую сыграли армяне в крестовых походах. ...Когда начался Третий крестовый поход, в котором принимали участие Ричард Львиное Сердце и курдский полководец Юсуф ибн-Айюб, также известный под именем Салах-ад-Дина или Саладина, армянское присутствие в Леванте¹ было довольно-таки ощутимым. Например, в числе шести благородных господ, присутствовавших при венчании на Кипре Ричарда Львиное Сердце и принцессы Беренгарии, был и принц Левон Армянский. Когда же, восемью годами позже, принц Левон решил короноваться царём Армянским, то за поддержкой он обращался уже не к своим номинальным покровителям, в Константинополь, а к своим соседям, шумным, развесёлым и бесцеремонным колонистам из Западной Европы. Коронация произошла в 1199 году в горной крепости Сис, столице Армении. Из Саксонии прибыл канцлер Германии, представитель умершего незадолго до этого императора Германии, и привёз чудесной работы золотую корону. Архиепископ Майнцский приехал в качестве представителя папы римского и привёз украшенный драгоценными камнями скипетр. Из Константинополя император Византии, чтобы не отстать от других, прислал ещё одну корону. Ричард Львиное Сердце в это время был в Англии, но он прислал от своего имени серебряную шкатулку, усыпанную алмазами, недавно украденную из одного сицилийского монастыря. Присутствовали восемь посланников халифа Багдадского, а также кортеж из восьми сотен рыцарей-крестоносцев из Антиохии...»

1 Иначе — Малая Азия.

Арлен-младший не просто и бесстрастно констатирует все эти факты, а в конце описания делится с читателем радостной мыслью: «Что за удивительный, непостижимый отрезок истории».

Отметим здесь одну характерную тонкость: автор говорит как бы об отрезке всемирной истории, а не конкретно об истории Армении. И это удивительно точно. Не «маргинальной и обочинной» была историческая судьба урартийцев, а полнокровно насыщенной, яркой, хотя и во многом почти невыносимо трудной. Главное, что история древней страны продолжается во времени, она такая же вечная, как скалы, как море. Понять это читателю помог не только Арлен-младший, но и переводчик Арам Аганян, художник Тамара Арутюнян и «верховный продюсер» профессор геологии Григорий Аркадьевич Габриэлянц. И этот маленький треугольничек в сумме тоже составляет большую силу, упорство и памятливость, что мы вкладываем в понятие — армянство.

[На первую страницу]
Дата обновления информации: 24.08.05 17:59