Впечатления

Ким Бакши

Достойно и мужественно

Трудно писать о человеке, который сам о себе пишет.

Тут надобно или без кавычек красть у него, из его текста кусками и так создавать картину. Или противоречить во всём, он говорит «да», а ты — «нет». Третьего не дано? Всё-таки дано. Надо попробовать выдумать что-то своё.

Ступишин написал о себе, о своей жизни и о своей дипломатической работе несколько книг. Я читал из них первую*, из которой узнал, что мы с ним почти одногодки и самое главное — оба коренные москвичи. Он с Драгомиловки, а я с Самотёки. Это значит, что реальности довоенной Москвы и Москвы военной, куда мы ступили уже достаточно сознательными мальчишками, нам одинаково близки. И когда я читал об этом, то узнавал знакомое, полузабытое, дорогое, вплоть до специфических московских словечек — подлинное в его книге.

* Владимир Ступишин «Дорогомилово—Париж. Воспоминания дипломата. М., Асаdemia. 2000.

Такого рода подлинность рождает ответные воспоминания. Я читал эту часть его книги и словно беседовал с автором, вёл с ним неслышный диалог типа: «А ты помнишь?»

Сразу хочу сказать об одной особенности того, как пишет Ступишин. Он делает это очень просто. Но такая простота очень трудна, поверьте мне! Это неискушенный читатель может подумать, что легко рассказывать так, чтобы казалось: вот говорит человек без затей — так, как само выливается. Это, сказать кстати, иной раз рождает у того же неискушенного читателя желание тоже что-нибудь вспомнить и изложить на бумаге в той же простой манере: «Он может, а я, что, не могу? Так вот, простецки?..» Но попробуйте-ка, получится с претензией, с умыслом! Простота текста Ступишина — это и дар рассказчика, и труд. И невидимые миру слезы, которые пролиты над текстом.

Из такого вот простого рассказа мы, читатели, узнаём, как московский юноша без знатных родителей, без связей, без «мохнатой руки» (выражение, нередко употребляемое Ступишиным) поступил в МГИМО, очень популярный в то далёкое «наше» время Институт международных отношений, в котором учились сынки да дочки чиновных родителей. В этом привилегированном институте учился и Владимир Ступишин, успешно переходил с курса на курс. Познакомился там с Сашей Кривопаловым.

Не подумайте, что Саша — был главной достопримечательностью МГИМО тех лет, будущий великий магистр или министр. Но вот помню, как в нашу школу № 182 на Новослободской, в наш класс 9А, где я считался лучшим учеником по французскому языку, пришёл высокий юноша — красивый, мягкий, с породистой родинкой на щеке. И так же мягко грассируя, свободно заговорил по-французски. В нас было та разница, как между очень трудолюбивой посредственностью и лёгкостью таланта. К тому же, он приехал из басенного недосягаемого Парижа. Вспомним, что это было время папы-Сталина, его жестокого заката, зарубежье было недосягаемо для большинства.

Я искренне, безо всякой зависти, восхищался Сашей Кривопаловым, его французским шармом. И потерял его после окончания школы. И через полвека с лишним встретился с ним в книге — той первой книге Владимира Ступишина.

Скажете, мир тесен. Да, скорее — тесно время. Мы все пережили смерть Сталина, разоблачения его режима ХХ съездом, краткосрочную полную надежд оттепель. Мы все — кто тихо, кто громогласно — вступали в шестидесятые годы. И ныне зовёмся шестидесятниками. И в книге Ступишина очень чувствуется это время. И звучат имена, бывшие у всех на слуху и ставшие символичными — Евтушенко, Вознесенский и другие властители дум из Политехнического. С ними Ступишин — не по именам, а лично — познакомится уже позже, во время своей дипломатической работы.

Я недаром обмолвился, что мы со Ступишиным не одногодки, а как бы это сказать... одновременники. Читая его две книги — первоначальную, о старте его пути, и последнюю, недавно вышедшую «Моя миссия в Армению»**, раньше всего — раньше фактов и цифр, портретных зарисовок и метких характеристик — видишь очень резко, отчётливо: Владимир Ступишин — типичный шестидесятник.

** Владимир Ступишин. Моя миссия в Армению. 1992—1994. Воспоминания первого посла России. М., Academia. 2001.

И тут я хочу сказать кое-что о высокомерии молодых. Так они относятся к шестидесятникам: мол, они соглашатели, много болтали, реально не боролись с коммунистическим строем. Не хочу спорить, хотя есть что сказать. Не о том речь! А о том, что книги Ступишина выказывают в нём такие черты шестидесятников, как, например, их неизменное стремление на любом занимаемом ими месте делать то, что по силам на пользу своего Отечества. В конкретном варианте Ступишина — это защищать честь и достоинство своей страны — в Камбодже ли, в Марокко или в любимом им Париже. Ступишин делал, что мог, и по нему иностранцы судили о людях нашей страны, своим примером, своими делами он поднимал меру этой оценки.

В своих книгах Владимир Ступишин предстает перед нами как рядовой шестидесятник, один из миллионов безвестных моих современников (к их безымянному числу присоединяю и самого себя), — тех, кто своими бесчисленными и негромкими делами подготовил последующие события нашей истории. При этом шестидесятники были и остаются людьми совестливыми, лично порядочными, верными идеалам — Родина и народ для них не лозунги, а то, что в крови.

Кстати, об идеалах. Меня очень взволновало начало книги Ступишина, той, что посвящена его миссии в Армении. Эти первые две-три страницы подводят итог его личного опыта. Позволю себе цитату, в которой автор формулирует задачу книги — «задачу свидетельствования об этой эпохе и сохранения для потомков печального опыта своего поколения в надежде на то, что последующие не повторят его ошибок и подлостей, без которых невозможна ни одна жизнь, имевшая несчастье случиться в условиях тоталитарного рабства».

С предельной откровенностью и самобеспощадностью Владимир Ступишин рассказывает о том, как он прозревал, как расставался с зашоренностью. Этим путём шли и мы, миллионы рядовых шестидесятников. Этим важен и нужен пример личной судьбы Владимира Ступишина, так просто и убедительно описанный в его книгах.

Теперь давайте поговорим на тему Ступишин и Армения.

Мне не пришлось познакомиться с Владимиром Петровичем, когда он был послом России в Армении. Хотя я был в Ереване в тяжёлые времена блокады, морозов и тьмы в квартирах, перебоев с хлебом, о чем просто и с горечью пишет он. Правда, однажды я участвовал в обеде, который дашнаки давали в его честь, но тогда мы с ним не перемолвились ни словом. И вот как человек, далёкий от правящих кругов, в которых, естественно, вращался Ступишин, но приближённый к самому простому и ужасному быту Армении тех лет и — ещё прибавлю — как человек, уже переживший один раз голод — в военной Москве, 400 г хлеба на иждивенца (я как раз был таковым), видевший коптилки вместо электричества и печки-буржуйки вместо центрального отопления, то есть то, что я снова увидел в Армении, я свидетельствую правдивость рассказа первого посла России о тех трудных годах его работы в Армении.

Да, времена были просто ужасные. Армянский народ, переживший катастрофическое землетрясение, геноцид в Баку, Сумгаите и других городах Азербайджана, отчаянно боролся за Карабах. И с особой болью и обидой встречал все несправедливые нападки центральной российской прессы, жестокость российских военных, которые выступили пособниками зверств азеров в армянских сёлах. А в целом — то, что Россия, на которую так привыкли надеяться армяне и которую они считали своим кровным другом и защитником, выступала на стороне палачей против жертв. Об этом кричали люди на митингах, я это видел и слышал, об этом говорили мои друзья да и просто люди на улицах, когда узнавали, что я из Москвы. Но ни я, ни моё окружение, ни так называемый человек с улицы не знали и не знают всю подоплёку всего этого. Об этом впервые говорится в последней книге Владимира Ступишина, эта её — большая часть — уникальное свидетельство очевидца и активного участника борьбы, которая развернулась на дипломатическом поприще, и где сам Ступишин по причине своего посольского поста и в силу своей совести и благородства занял единственно верную позицию — защиты Армении.

И здесь я снова скажу о шестидесятниках. Да, они жили в условиях тоталитаризма, и немногие предпочли тюрьмы и изгнание, большинство существовало во внутренней эмиграции. Но как только сложилась благоприятная ситуация, они устремили свои силы на дела, которые всегда считали важными и благородными. И если они могли себя кое в чём или даже во многом упрекнуть (только они сами, не другие!), то своей последующей деятельностью они — как бы сказать? — искупили, что ли, компенсировали — нет, не те слова! Лучше: свершили свое внутреннее предназначение. Это в полной мере относится к Владимиру Ступишину.

Нет необходимости перечислять все действия посла, вопреки проводимой бывшим козыревским МИДом антиармянской политике. Ступишин не побоялся быть неугодным. За свою деятельность он поплатился отзывом с высокого поста и тем, что ему не предложили в Москве работы по его рангу, опыту и способностям. Он поступил достойно и мужественно.

Своей благородной позицией первого посла России в Армении, своей защитой армянского народа, борющегося за свою землю, за своё выживание, за своих братьев, — я убеждён — он тем самым защитил честь народа русского. Как истинный патриот России.


[На первую страницу]
Дата обновления информации: 27.09.05 15:32