Музеи о меценатстве

Александр Люсый

Скромны из страха
Меценаты между молотом и наковальней

Откуда-то чуть слышно доносится к чему-то зовущий колокольный звон. А здесь мягко открывается дверь и уютно звонит колокольчик. У порога встре-чает высокий подтянутый человек, похожий одновременно и на белогвардейского офицера то ли в отставке, то ли в эмиграции, и на представителя исчезающей породы умудренных и всезнающих аптекарей. Лев Николаевич Краснопевцев оздоравливает историю. Он — хранитель Музея российских меценатов и благотворителей (ул. Донская, 9). Несмотря на мизерную экспозиционную площадь, этот музей — одно из самых мобильных культурных учреждений столицы. Речь не только об идущих одна за другой экскурсиях школьников и студентов. И не о постоянно пополняемой экспозиции, кажется, самой насыщенной экспонатами из всех, когда-либо виденных. В музей то и дело являются живые экспонаты.

— Лев Николаевич, расскажите о приобщении к оживляемой Вами истории.

— Я москвич, родился в 1930 году. Окончил исторический факультет МГУ. Углубленно изучая российскую историю, я пришел к выводу, что Октябрьская революция 1917 года является трагической ошибкой в национальном масштабе, прервавшей естественный ход развития страны. Попытки озвучить этот вывод привели к тому, что в год 40-летия этой революции, в 1957 году, я был арестован. На свободу вышел лишь через десять лет, как раз к 50-летнему юбилею Октября. После этого двадцать лет я историей официально не занимался, работал на заводе. В 1991 году получил возможность вернуться к прерванным занятиям.

— При этом Вы несколько сузили масштаб своих научных устремлений — от ниспровержения Октября до меценатства?

— Что сузил — не думаю. Тема российского меценатства, теснейшим образом связанная с историей российского предпринимательства, — одна из актуальнейших. Это связующая нить истинно творческих элементов в нашей истории и в дне нынешнем. Кстати, до недавнего времени гораздо более масштабный интерес к таким фигурам российского предпринимательства и благотворительности, как Рябушинские, Морозовы, Сытины, Алексеевы, наблюдался со стороны зарубежных исследователей, чем отечественных. Такой интерес вполне оправдан.

Облик нынешней Москвы сформировался усилиями этих и подобных им людей. Они строили основные функциональные здания столицы, создавали в ней совершенную систему социальной помощи, собирались уже строить метро, делали колоссальные вклады в развитие образования, здравоохранения. Их роль в российской цивилизации и культуре в широком смысле приоткрывается только сейчас. Взять хотя бы династию Гучковых, родоначальник которой, бывший крепостной Федор Алексеевич Гучков, основал в Москве в год начала Французской революции 1789 года первую мануфактуру. Николай Иванович Гучков, московский градоначальник, фактически ввел в столице всеобщее начальное образование. Трудно найти другую более актуальную фигуру для нынешней политической ситуации и, в частности, российского парламентаризма, чем председатель Госдумы, военный министр Временного правительства Александр Иванович Гучков, представлявший собой тип жесткого реформатора. Нынешние представители этих и многих других фамилий активно помогают музею. Приносят целые семейные архивы, документы, фотографии. Просто приходят в музей и делятся воспоминаниями. В последнее время, к примеру, состоялись встречи с Андреем Александровичем, сыном Александра Ивановича Гучкова. Он французский гражданин, специалист в области социальных взаимоотношений между трудом и капиталом. Теперь, выйдя на пенсию, по-своему восстанавливает связь времен. Разъезжает по всему миру в поисках следов деятельности отца. Побывал уже и в Китае, которому отец помогал противостоять закабалению западными странами, и в Южной Африке, где он сражался на стороне буров против ненавистных ему англичан, был ранен, взят в плен — и отпущен под честное слово. Но, конечно, таких, как в Москве, следов Гучковых больше нигде нет. Запомнилась и семейная встреча с представителями фамилии Варгиных, основатель которой построил Малый театр. Только что в музее открылась и первая выставка касательно современного меценатства. Она посвящена деятельности просветительно-образовательного центра «Новый Акрополь».

— Бытует мнение, что былое меценатство целиком заменено спонсорством, явлением качественно иного плана. Если меценатство — это безвозмездная и бескорыстная помощь, то спонсорство — важнейший элемент рекламы. То есть такой вклад, который может вернуться к вкладчику удесятеренным. Кажется, именно беспроигрышные спонсорские свершения фирмы «Кока-кола» привели к тому, что юбилейные Олимпийские игры 1996 года прошли не на их родине в Греции, а в американской Атланте, где расположена штаб-квартира этой фирмы. Хотелось бы уточнить, действительно ли перевелись на Руси меценаты в чистом виде. А если все-таки они еще сохранились, какое примерное они имеют процентное соотношение со спонсорами?

— Процентное соотношение я определять не берусь. Но со всей определенностью могу сказать, что и в нашей нынешней жизни меценатство играет все большую и большую роль. Какую? Узнать об этом у самих меценатов, в отличие от спонсоров, не всегда легко. У Третьякова, кстати, тоже было очень трудно вырвать, куда он вкладывал свои капиталы, помимо всем известной галереи его имени. И это объяснялось не только личной скромностью предпринимателя, но и таким сугубо прагматичным обстоятельством, как коммерческая тайна. Лишь после его смерти, по архивным документам удалось установить его истинный вклад в российскую культуру. То же и с Саввой Мамонтовым, лишь из завещания которого прояснились масштабы его вложений. Сейчас меценатское движение набирает силу на самых разных уровнях. Мстислав Ростропович и Галина Вишневская вносят миллионы долларов в российскую медицину, основывают новые и оснащают новым оборудованием и лекарствами старые больницы, вкладывают средства в восстановление храма Христа Спасителя, поддерживают существование консерватории. Только в России ими основано два благотворительных фонда. Впечатляющий памятник современных меценатов — постоянно ими пополняемый Музей личных коллекций, название его отделов говорят сами за себя — зал Ильи Зильберштейна, зал Святослава Рихтера... Активно подключается к меценатству и наш бизнес. Есть фирмы, тратящие огромные средства на общественные дела. Как и раньше, информацию о суммах этих затрат получить непросто, но по несколько иным причинам. Сейчас эта скромность объясняется прежде всего незащищенностью от преступного мира. Когда бизнесмены, как и все граждане, будут чувствовать себя в России в безопасности, этот вклад удвоится.

— И страна в очередной раз узнает своих истинных героев, которые находятся между преступным миром и государственной властью, как между молотом и наковальней. Налоговый рэкет, вероятно, также способствует пребыванию современной благотворительности в полуподполье?

Фрагмент экспозиции Музея.

— Технология меценатской и благотворительной деятельности у нас совсем не отработана. Между тем, в других странах она давно уже стала составной частью государственной политики. В США и Франции капиталовложения в культуру выгодны, так как освобождаются от налогов. У нас это, к сожалению, законом не предусмотрено.

— Несовершенства царской России приводили к тому, что некоторые предприниматели финансировали не только культуру и социальные нужды, но и революционеров, в надежде, что правительство под угрозой революции ускорит буржуазные реформы. Если нынешнему потенциальному меценату не дать реализоваться, он, может быть, тоже организует от нечего делать какую-нибудь революцию?

У фрагмента экспозиции, посвященной Савве Тимофеевичу Морозову.

— Мы все должны стремиться избежать социальной катастрофы, и бизнес, думается, особенно заинтересован в этом.

[На первую страницу (Home page)]                   [В раздел "Меценатство"]
Дата обновления информации (Modify date): 25.12.04 14:58