К 65-летию со дня рождения

Николай Шамсутдинов

Стихи

* * *
На студеном ветру, что тут ночь ни пророчь
Кифареду – язвя и куражась, нахрапист
Препаратор поэм, отсылающий прочь,
К Марциалу… Как лавр, и могуч, и разлапист,
Эту зыбь помрачневшей воды, эту ночь
Анонсирует, с завистью к ямбу, анапест,

Не дающий поблажек душе. Между тем,
Кропотней упражнения воображенья
В чутком изображении римских трирем,
Что столетьями держат свои отраженья
На воде, погрузившись в забвение, чем
Побуждают к раздумьям о бренности… В бденье

Внятных ассоциаций и, значит, вовне
Бесов сиюминутного, существованье
Чужака, с насыщением мифами, не
Наверстает в сердечном своем созерцанье
Мастодонтов минувшего, наедине
С роем призраков, чье, застоявшись, молчанье

Подает нам, при скепсисе сущего, весть
О поэзии частностей, о токованье
Темных образов: бессодержательность есть,
Увлекая с собою, ее содержанье.
Не с течением дней истощается десть
Пожелтевшей бумаги, а так, с толкованьем

Жизни той, что порой с назначением – врозь,
Ведь, толкуемый ссадиной каждой, недаром
Ветер, вечность пронизывающий насквозь,
Обладает студеным настойчивым даром,
Что чудесно и сплавил нас в жаркую гроздь,
В незабвенную гроздь под разлапистым лавром.

* * *
Взвинченнее весна, ведь, с ознобом по коже,
В каждой, не потрафляя им, но – изводя,
Гулко бродят бредовые импульсы – дрожжи
Бытия, где любая из женщин – своя

В этом мороке… Мрея, блаженное бденье,
Как заветное, с неутолимым деля,
У простертой в восторженном изнеможенье
Гипнотический выгиб груди. Дерзкий, зля

Беллетристов, да так, что, в роении, слизни
Липнут к памяти, он, конфидент, сгоряча
Рвет с кишеньем их – рупор подержанной жизни,
Но, в корявых рубцах, – не с чужого плеча.

Потому, с тенью скепсиса на сердце, явней
Отрешенность в лице его, ведь, еще та-а-а,
В складках, вытравленных повседневною травлей,
У спокойного рта – тяжелей правота,

Крупным планом дана… И, в кольце средостений,
Не беря у чужих ламентаций взаймы,
Он, ревнитель беспримесных местоимений
«я» и «ты», не взрастил сокровенного – «мы»,

Жив инстинктом безрадостной истины. Вешней
Ночью, желт, застает их заспавшийся свет –
Захлебнувшейся плачем бессмыслицы нежной
Ничего, закипая, осмысленней нет.

День, меняясь в лице, ждет заката, но снова,
Надоумив нужду, предрешенность язвит
И, на выплеске гласности, требует слова
Всё, о чем эта жизнь, отрешаясь, молчит.

Пусть кривляется кривда и прячет улику…
Перед тем, как, замешкавшись, кануть во тьму,
Дрогнут губы – вернуть, обернувшись, улыбку…
Но, в роении ассоциаций, – кому?

* * *
Зима отпустила… И, солнцем палим,
Лист в оцепененье – тесна оболочка,
Покуда, засушенным в памяти, им
Не выстрелит нетерпеливая почка,

Когда его, впрочем, еще и не ждешь…
И женщина – испепеляема, ибо
Весну, отпирая вестям, узнаешь
По тембру ее темперамента либо

По ним, легкомысленным мини… «Вина,
garsone!» – коль в незримой ее паутине
И жизнь прирастает с опорою на
Порок любопытства, влекущий под мини.

Во что разрешается легкий каприз
Бездумной и взбалмошной? В мраке подметном
Любое парадное с ней – парадиз,
Что кратко надежду и смысл подает вам.

К исходу любой тяготится собой,
Покуда, как челядь – стезею привычной,
По жизни спешит трусоватой трусцой
Плеяда поклонников – за безразличной

К докучным уловкам. О чем ни толкуй,
Вдвойне одиноко с ней в мире тревожном,
С ней чей, отдавая тоске, поцелуй
Несет информацию о невозможном.

Сполоснут до самой земли сединой,
Напрасно уверенный камень кронверка
Над вешней рекой, мезозою чужой,
Ждет метафорического фейерверка,

Ведь, снова ладони сводя за спиной,
Покудова вечность ползет, как улитка,
В отсутствие повода, с каждой весной
Упорней и неистощимее пытка
Памятью…

* * *
В достославные дни, с оседанием осени
В подсознанье, с метущими ливнями, – ветрено…
Тех, что вас еще, в глуме гламура, не бросили,
Нет, как ни порицайте былое, на свете, но

Всё еще впереди… Н, а если по совести,
Вы, с обугленным взглядом, – на ощупь привязаны
К психологии грунта, грошовые горести
Поверяя стакану, забвеньем отказаны

Одиночеству скептика в черствой усталости…
Может быть, и заветную стопку – для бодрости,
И в переживающем катарсис старости –
Ни покладистости, ни смиренья, ни кротости

Голубиной. За рыхлой гардиной, заспавшейся
По заре, так ли жертвенна жизнь, обручением
Обреченной чужому уюту, прокравшейся
В сон ваш из подступившего «завтра»? С течением

Лет, берущих за жесткое горло затворника,
Узнаете, копаясь в подробностях, вами же
Изгоняемого из себя же поборника
Единенья полов? Только пыльные залежи

Книг за скорбной душой, изнуренной величием, –
Всё массивней. И, будучи здесь з а в с е г д а т а е м,
Вас встречает темно ледяным безразличием
Зеркало, оставаясь в душе соглядатаем

За уже увлекаемым тягою млечною
К неизменно строптивой… И лишь, укоризненна,
Неизбежность – за вечностью, но – скоротечною,
Ибо – недостоверна, условна, прижизненна…

* * *
Я отложил письмо, и ты, боготворима,
Растаяла, любовь, в картавящем дожде,
В противоречье двух стихий… Чем отдаримо
Осевшее в вине больное бытие?

И опыт близорук, и обожанье слепо…
Войдя в письмо, как в сад где, ты вечор прошла,
Я постигал тебя – не в обмирщенье неба,
Где, к сердцу подступив, оскудевает мгла.

Прозрело ли вино?
Строка ли моровая,
Многоочита вся, зияет впереди?
Разлука ли пьянит? Едва ли мировая –
Вздох… – пустота страшней, чем пустота в груди?

Ненастное письмо, простершись меж тобою
И мною, есть не соль, а вымысел причин.
Неужто бытие – измерено враждою,
И сонмище церер, и слог неприручим?

И – палец на губах – юдоль, неисследима,
Заключена в письме.
И, в сутолоке предтеч,
Лишь будущность честна. Но то, что возлюбимо
Тобою – мной, увы, не претворимо в речь…

Зимой

Снотворен вечный снег…
Но на изломе
Железной, кристаллической зимы
У бытия нет лейтмотива кроме –
«…любовь моя… звезда…»…
Но только ль мы

Согласья ищем в нем? Прости невежду:
Я позабыл, как, изнуряя нас,
Ты отдышала грустную надежду
Любить и быть любимым… И сейчас,

Перешагнув злословья, точно платье,
Ты отдана грядущему – я прав? –
Чужие прикипевшие объятья,
Как прошлое свое, распеленав.

В крови тревожной осязая гулы,
Я так люблю, бледнея, целовать
Высокие, обветренные скулы,
Обтянутые жаром. И опять,

Протяжным завораживая жестом,
Исполненным лукавого огня,
Тяжелым ртом, обугленным блаженством,
Ты осушаешь медленно меня.

И, облита мерцающим мгновеньем,
Ты изнуряешь пылкие уста
Горячим дуновеньем упоенья
Среди зимы:
«…любовь моя… звезда…»…

* * *
В морозное крошево, в дождь ли
Чужих, запредельных времен,
Кусая перчатку, всплакнешь ли
Дорогой с моих похорон? –

Что скаредна вещая пряха,
Что весь я в забвенье – один,
Сам прах, прозорливец, от праха
Суровых кладбищенских глин,

Что гибельный рок – неминуем,
Чтобы губы – «Царуй! Государь!» –
Ни ласкою, ни поцелуем
Уже не разбудишь, как встарь…

И в ветре, вздымающем ропот
Листвы над тесовой тоской,
Услышишь надорванный шепот,
Сырою затертый доской?

Уже не руками – ветвями
Я встречу, забвеньем продут,
Ушедших…
Какие на память
Тебе перелески придут,

Преосуществляясь в страданье?
И ты не почувствуешь, вот,
Как, недоуменный, в рыданье,
Слепой, расползается рот.

Ну, так оглянись же! Бессильем
Я грубо спеленут, на свет
Простертый – в посмертном усилье
Взглянуть тебе, радость, вослед…

Вражда

Скукожилась прогорклая весна
До зряшной ссоры…
Кто ж ее осудит? –
Невосполнима жизнь, воспалена
Пожизненной враждою наших судеб.
Вражда перечит снегу и звезде,
В былом горящей – над былыми нами,
И сонмы сплетен ластятся к вражде,
Хоть шелестят иными именами.

И мы не верим сумеркам весны,
И беглые свиданья – бесталанны,
Ведь больше не сольются наши сны,
Коль прошлое с грядущим – неслиянны.
И птичьи тени на пустой воде,
И почки на слепых ветвях, и книги –
Всё причастилось, понял я, вражде,
Душе ущербной обещая сдвиги.

Не знаешь, чем грядущий миг нарвет,
И – больше не влюбленные, иные, –
Засасывают, как водоворот,
Орущие зрачки неврастении.
Запальчивую ноту перебив,
В них тени ада… И глядишь в смятенье,
Как судорожно, стены затопив,
Летят в окно юродивые тени.

Но все равно же, в исступленье вмят,
Я осязаю – кожей.., сердцем, что ли?.. –
Твой ясный, препарирующий взгляд –
На уровне косноязычной боли.
И коль сказать, что хохлится вражда,
Не ты ли рассмеешься надо мною? –
В любое время дня, как никогда,
И взгляд, и смех – озарены враждою…

Но почему – своих надежд палач –
Я по ночам от боли изнываю,
И безнадежно стелется твой плач
Ко мне, мое несчастье? –
Не узнаю…


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Юбилеи»]
Дата обновления информации (Modify date): 07.12.14 20:39