The Phoenix And The Turtle
Let the bird of loudest lay,
On the sole Arabian tree,
Herald sad and trumpet be,
To whose sound chaste wings obey.
But thou, shrieking harbinger,
Foul pre-currer of the fiend,
Augur of the fever’s end,
To this troop come thou not near.
From this session interdict
Every fowl of tyrant wing,
Save the eagle, feather’d king:
Keep the obsequy so strict.
Let the priest in surplice white,
That defunctive music can,
Be the death-defying swan,
Lest the requiem lack his right.
And thou, treble-dated crow,
That thy sable gender mak’st
With the breath thou giv’st and tak’st,
“Mongst our mourners shalt thou go.
Here the anthem doth commence:
Love and constancy is dead;
Phoenix and the turtle fled
In a mutual flame from hence.
So they lov’d, as love in twain
Had the essence but in one;
Two distincts, division none:
Number there in love was slain.
Hearts remote, yet not asunder;
Distance, and no space was seen
“Twixt the turtle and his queen;
But in them it were a wonder.
So between them love did shine,
That the turtle saw his right
Flaming in the phoenix’ sight:
Either was the other’s mine.
Property was thus appall’d,
That the self was not the same;
Single nature’s double name
Neither two nor one was call’d.
Reason, in itself confounded,
Saw division grow together;
To themselves yet either-neither,
Simple were so well compounded.
That it cried how true a twain
Seemeth this concordant one!
Love hath reason, reason none
If what parts can so remain.
Whereupon it made this threne
To the phoenix and the dove,
Co-supreme and stars of love;
As chorus to their tragic scene.
|
Феникс и голубь
Протруби всем птицам, Птица,
Чистым песней и душой
О своей любви большой.
Пусть летят с тобой проститься.
Но Сова, предвестник бед,
Над землей летая низко,
Пусть не подлетает близко
К древу чудному Ишед.
Хищников никто не звал,
Певчих птиц врагов заклятых!
Лишь Орёл, король пернатых,
Приглашен на ритуал.
Вместе с жизнью смерть умрет.
Лебедь в рясе белоснежной
В Реквиеме безнадежном
Свою партию ведет.
Вечный Ворон, что дыханьем
Жизнь дает своим потомкам,
Остановит плачем громким
Нам дыханье при прощаньи.
В Гимн любви и постоянства
Навсегда слились все трели.
Феникс с голубем сгорели
В бесконечности пространства.
Коль любовь разделена,
В сущности, она едина.
Чисел нет – вот в чем причина:
На двоих судьба одна.
В лад сердца устали биться.
Оба сердца как одно.
Неразлучны все равно
Голубь и его Царица.
Без огня нет красоты.
Голубь красоте под стать,
Право получил сгорать:
Там, где я, – там я и ты.
Черт подобие не значит,
Даже если лица схожи,
Что они – одно и то же.
Каждого зовут иначе.
Так смущен был бедный разум,
Видя логики бессилье.
В пламени любовных крыльев
Сумма, разность – всё и сразу.
Он воскликнул: «Назови
Расставание и встречу
Логикой противоречий!
Мудрость – в логике любви».
Реквием звучит печальный.
В ожиданье напряженном
Мир следит завороженно
На Ишед пирамидальный. |
THRENOS
Beauty, truth, and rarity.
Grace in all simplicity,
Here enclos’d in cinders lie.
Death is now the phoenix’ nest;
And the turtle’s loyal breast
To eternity doth rest,
Leaving no posterity: —
’Twas not their infirmity,
It was married chastity.
Truth may seem, but cannot be:
Beauty brag, but ’tis not she;
Truth and beauty buried be.
To this urn let those repair
That are either true or fair;
For these dead birds sigh a prayer.
|
ПЛАЧ
Нет им места на земле.
Оба сгинули во мгле
И погребены в золе.
Феникс – в мир ушла иной,
Он – обет исполнил свой.
Оба обрели покой.
В браке им дала Природа –
Нет, не продолженье рода, –
А невинность и свободу.
Верность не дана живым.
Нет и красоты, увы!
Верность, красота мертвы.
Тот, кто чист, как эти птицы,
Пусть приходит помолиться
Урне с пеплом поклониться. |