Поэзия

Елена Дунская

Стихи

Мои времена года

Зимний подмалёвок

Москва распухала от снега.
Летели люди на гололёде
Тенями падали косо,
Как специи, в кашу,
Сварганенную
Поварами-реагентами.
Шины, всхлипывая,
Жадно выхлёбывали
Жирную жижу.
Журавликом миражило
Гдетошное лето,
Вселяя ложную надежду
В синичек, спрессованных
В закопченной мега-кастрюле.

Весенний подмалёвок

Неужели дожили до неужели?
Март выбрался медведем
Из февральской берлоги
И побрёл по апрелю,
Линяя и становясь
Древорогим оленем,
Чьи ветви
Обрастали мягкой листвой,
Нежные бутоны бережно приберегая
Для ещё неродившегося мая.

Летний подмалёвок

Улыбка наплывала на лицо,
Как в полдень тень с ленцою на крыльцо,
Истомно длинные вытягивала ноги…
Летел воробышек, как будто шёл пешком,

И пулей нехотя входил, как в «молоко»,
В листву, что сыпалась,
Как римские истерзанные боги.

Осенний подмалёвок

Отчалила печаль
От песчаной влажной кромки.
По водяному облаку
Листом ореховым скользит.
За первенцем осенним
Пруд, замерев, следит
Со страхом ломким.

Монолог гребца

Коленчат вал.
Пейзаж индустриален.
Промзонна дислокация окраин.
Весны попытка – жалостно скудна.
А так хотелось,
Чтобы дом – бревенчат,
Трава муравилась,
Рассвет с листвой повенчан,
Взор озера просвечивал до дна.
О как скрипуче даже слово – город!
Садовое кольцо, как череп, голо,
Зато село – как мягкая трава.
Сокольники, Измайлово и Битца –
Лишь повод – обмануться и забыться…
Правдива только звукопись в словах.
Но город – порождение деревни.
И снова резонерствует дилемма:
Добром добро не может быть без зла.
И воздается каждому по вере.
Рабы навек верны своей галере
И тихо мрут, не выпустив весла.

Эврилика. Орфей. Гомер

Реплика Р.-М.Рильке

Полжизни без тебя,
как пол-гроша.
Бесценных пол-гроша,
растраченных бесследно…
Бела, как северная ночь,
и также беспросветна,
стекает жизнь по зеркалу души,
не отражаясь в нем.

Стекло – душа… –

Шептала я
В разверстый рот Гомера.

Жизнь раскололась.
Как рука, срослась.
Испепелилась боль.
И, свыкнувшись с увечьем,
вновь побежал огонь
по белым, чёрным – вечным –
костяшкам,
будоража нервы струн,
пульсируя в сосудах нотных рун…

Но холоден огонь.
Бескровна страсть… –

Шептала я
В разверстый рот Гомера.

Ждала – чего?
Ответа – от него?
И жадно в черноту
беззубого туннеля
Вгрызалась взором, слухом,
не умея
Поверить в то,
что тишина мертва
без голоса любимого Орфея.
И Танатоса власть,
а вовсе не Морфея,
его мне не вернут…

И я
Обол кладу в безмолвный рот Гомера.*

* В античные времена, когда поэт считался пророком, связующим звеном между царством живых и миром мертвых, Великий Гомер зарабатывал на жизнь, сидя на базаре, где любой желающий мог нашептать в его раскрытый рот вопрос своему умершему другу или родственнику и за небольшую плату получить ответ из уст Гомера.

Пепел и Алмаз

О жизнь моя, ужель ты мне приснилась?
Опавший клен, черемуха в цвету…
Старушка-мать в романсе прослезилась
И залетела бабочкой в Ютуб.
Голодный ветер веет на просторе,
Восторг и ужас, половодьем – кровь…
Париж, Нью-Йорк и солнце на Босфоре,
Любовь и водка, водка и любовь.
Коктейль «Rob Roy», красавицы в бассейне,
Привет из Сочи нам Безруков шлет…
И гордый пароход «Сергей Есенин»
Дымясь кудрями, в Астрахань плывет.
Всё это – теги, метки в колбе Мага,
Где капли слов, сливаясь в струи фраз,
Где Майкрософт, салфетка и бумага
Из Пепла вновь и вновь творят Алмаз.

Переосмысления

1

О свою несносимую кожу
Обдирая кору
Плодоносного райского древа,
Змей игриво откармливал деву
Золотистою сочной айвой.
Он в диетах знал толк,
Был и сам он себе диетолог
И в момент сотворения мира
Каждый раз по одной только деве съедал…

2

Авраамова Сарра,
Девяносто уже оттрубив
В том числе и супружеских лет,
Наконец-то сподобилась:
Матерью стала законному сыну Исааку.
А наложницу мужа – Агарь,
Что четырнадцать лет уж растила
Исмаила-бастарда, Авраамова первенца –
Тут возмечтала изгнать.
Авраама пилила она,
И рыдала, и билась в падучей –
И добилась:
Изгнал молодую любовницу
С сыном своим Исмаилом…
И вот так из-за прихоти бабской
Авраамово семя
Прародителем стало арабов,
В генах их запечатав
К иудею-отцу их предавшему
Вечный джихад.

Два акропортрета двуединому
Леониду Рабичеву – художнику и поэту

Акропортрет-молитва

Леонид Николаевич был просто Лёней, когда на рассвете лета не стало.
Ему б поцелуям учиться, ходить на свиданья с цветами,
Но вся страна поднялась и встала на голос Левитана
Ярость народная, своих и чужих кроша, взметнулась цунами…
Разве можно сказать, сколько стоит бренное тело и душа святая?
А если б и можно, то нет прейскуранта на ненаписанные картины и книжки,
Бесполезны сметы на гениальных озарений вспышки,
И на счастье ночных полётов, на судьбы нерождённых детей…
Чуда прошу, Господь! Дай им, живым, прожить за невыживших, тех –
Единственных, пусть безымянных, но навсегда неповторимых,
Вернуть позволь, хоть капельный долг прежде, чем станут они листвой Купины Неопалимой

Акропортрет

Рассвет для тишины и тишина – для слова.
А грунт и мастихин – для красок и холста.
Без леса нету дров, как дома нет без крова.
И жизнь всегда сложна, а истина – проста.
Чтоб уберечь мечту от смерти воплощенья,
Её не торопи ни кистью, ни пером.
Ведь лишь глядящий вглубь достоин отраженья…

Лететь. Любить. Прощать. И отвечать добром.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Литература»]
Дата обновления информации (Modify date): 27.01.15 21:52