Nota Bene

Римма Демирчян

27 октября и после него
(Глава из книги воспоминаний «Память». Ереван, 2012)

Перехожу к самой тяжелой части моего повествования, связанной с 27 октября.

Тревога наступила раньше, много раньше, чем произошла трагедия. Я никогда не любила цифру 9, она всегда представлялась мне в черном цвете, мрачной недоброй даже зловещей. Очень удивлялась, когда где-то вычитала, что 9 у древних греков считалось священным числом. В новогоднюю ночь, когда заглянув в календарь, я увидела сочетание трех девяток – 1999 – меня внезапно охватило тревожное чувство, недоброе предчувствие. Вслух сказала лишь: «Если в этом году с нами ничего не случится, дальше все будет хорошо». Очень скоро в буднях жизни, в суматохе выборов все забылось, ушло, казалось, безвозвратно. Однако за месяца два до трагедии беспричинное, непонятное беспокойство стало периодически возвращаться. Я пыталась отогнать его и, в конце концов, решила, что мне передается напряженное состояние Карена, связанное с работой. Внешне это не проявлялось: он по-прежнему был общителен, оптимистичен, полон энергии. Дома он иногда раскрывался, говоря о проблемах, но я и без слов понимала как тяжело ему.

Не помню точно день, но это было в октябре после возвращения из Германии. Карен позвал меня и Степана (Самвел был в Москве) и сказал, что состоялся Совет Национальной Безопасности, на котором обсуждалось предложение о строительстве дороги от границы Азербайджана до Нахичевана через территорию Мегри. Фактически это означало претворение в жизнь давнишнего плана Гобла по обмену территории – строительство дороги Азербайджан – Нахичеван в обмен на Лачинский коридор. Той дороги, строительству которой так упорно, тяжело, но и успешно противостоял Карен в 1980 году. Дорога не была построена, но это дорого обошлось ему. Карен сказал также, что члены СБ считают это предложение хорошим, готовы принять его и пытаются убедить его также согласиться. «Но меня убедить невозможно, – сказал он, – это я их должен убедить». Вазгена Саргсяна убеждать не надо было. Как показало последующее развитие событий, он быстро сориентировался и поддержал Демирчяна.

По словам Карена, когда он по пунктам объяснил, что означает осуществление этого плана для Армении, некоторые члены СБ задумались.

Карен перечислил эти пункты:

- Закрытие ирано-армянской границы, фактически, единственной надежно обеспечивающей связь блокадной Армении с внешним миром.

- Разрыв оси Москва – Ереван – Тегеран.

- Анклавизация Армении и быстрое заселение южных районов Армении азербайджанцами.

- Глобальный передел мира, новая геополитическая ситуация в Закавказье.

- И главное: если сейчас Армения представляет интерес для внешнего мира, поскольку вклиниваясь в мусульманский мир, мешает геополитическому переделу, то в результате анклавизации она перестает играть какую-либо роль на международной арене и теряет всякий интерес к себе со стороны сверхдержав.

Я удивилась тому, что Карен говорит дома о заседании Совета Безопасности, о столь важных государственных вопросах. Не в его это было привычке. Не обратила я внимания и на фразу, зловещий смысл которой поняла позже: «Никому не говорите, но сами знайте».

На следующем заседании СБ, которое состоялось после возвращения Карена из Москвы, в субботу 23-го числа, пятеро членов СБ из 8-и выразили согласие с планом, Карен Демирчян и Вазген Саргсян были против, один (до сих пор точно не знаю кто, хоть и догадываюсь) воздержался.

По рассказу нашего водителя, оба они, и Карен, и Вазген, вышли после заседания изменившимися, явно не в себе. Вазген, бледный как полотно, подошел к своей машине и погнал ее на бешеной скорости. Карен, наоборот, очень покрасневший (видимо, от давления) сел в машину и сказал: «Миша, все плохо, гони в Аштарак». Когда ему бывало особенно плохо, он выезжал при возможности на лоно природы, чтобы успокоиться, приобрести равновесие.

Сразу после первого заседания СБ настроение Карена резко изменилось. Правда, для внешнего мира это было опять-таки незаметно, но дома он стал другой: ушел в себя, стал неразговорчив, не шутил, спал очень беспокойно, даже с любимыми внучками почти не общался. В таком состоянии он и полетел в Москву. Перед отъездом как будто несколько виновато сказал, что это его первая поездка в Москву в новом качестве, и мне лучше на этот раз не сопровождать его. Но в следующий раз обещал обязательно взять с собой. Я поняла, что ему просто не до меня, и не возражала. Каждый из нас догадывался о состоянии другого, мы всегда понимали друг друга без слов. Но это молчание, то, что я не вызвала его на разговор, мучает меня до сих пор. То, что он тщательно скрывал от меня, сказал в Москве брату. По словам Камо, он произнес открытым текстом: «Знай, Камо, что меня убьют». То же самое он сказал сопровождавшему его в поездке управделами Г.Карапетяну. На его настойчивые советы ходить с охраной Карен ответил: «Если задумают убить, никакая охрана не поможет. А потом меня все равно убьют». Позже я узнала, что сопровождавших его при вечерних прогулках друзей он просил держаться от него подальше.

Может создаться впечатление, что Карен знал уже что-то определенное, были какие-то конкретные угрозы. Но вряд ли, думаю, этого не было. Просто он, мудрый, проницательный человек, наделенный тонкой интуицией, прекрасно понимал в какую ситуацию, в какой сложный геополитический переплет он попал, понимал, что он встал поперек определенным политическим силам. Уже одно его возвращение в политику само по себе, не говоря еще о союзе с Вазгеном, смешивало все планы и внутри страны и вне. Мне кажется, что Карен, как и я, предчувствуя опасность, не представлял, что она так близко, и проявится в таком виде.

Из Москвы, как обычно, Карен привез книги. Это была политическая и историческая литература – история жизни отдельных царей из династии Романовых, несколько томов из серии «Великие тираны». (Он всегда интересовался жизнью выдающихся политиков, независимо от их положительной или отрицательной роли в истории, пытаясь понять мотивацию их поступков). Сказал, что привез и VI симфонию Чайковского.

– Зачем, – удивилась я, – ведь она у тебя уже есть в двух исполнениях.

– Ну и что? Захотел и привез, – ответил он как-то по-детски капризно, видимо, чтобы не привлекать сильно мое внимание. Лишь после 27 октября я поняла смысл его поступка. Он очень любил эту симфонию – музыкально-философское осмысление жизни Человека. Один против Судьбы борется герой и погибает в неравной борьбе. В этот день 21 октября Карен слушал ее в последний раз, слушал даже более самоуглубленно и внимательно, чем обычно. В этой симфонии, кончающейся просветленным финалом, находил он, видимо свое успокоение, черпал силы и духовную стойкость, идя навстречу своей Судьбе. Можно сказать, он сам себе привез Реквием.

Все это время была крайне беспокойна и я. Даже сама себе не признавалась, что это уже не просто беспокойство, а интуитивное чувство угрожающей ему опасности, страх за его жизнь. Каждое утро, провожая его на работу, закрывала за ним дверь, а потом снова открывала и окликала. Однажды он вернулся и сказал: «Все, что хочешь сказать, говори дома. Почему окликаешь, когда я уже за дверью?» Не могла же я объяснить ему, что хочу на всякий случай запомнить его лицо. Язык не поворачивался! Так, скрывая, свои подозрения, беспокойство, берегли мы друг друга от переживаний. Но не уберегли от удара Судьбы.

За 2-3 дня до трагедии (после заседания СБ 23-го числа) Карен окончательно замкнулся в себе. Вечером 26-го числа я взмолилась:

– Карен, дорогой, не молчи, скажи что-нибудь – легче станет. Так ведь и сердце разорвется!

Он тяжело вздохнул:

– Что сказать, что? – и встал из-за стола, так и не поевши.

В то роковое утро 27-го числа подала ему сок в постель. Выпил молча. Я видела его живым в последний раз. Дальше все пошло не как обычно. Собрала ему завтрак на стол и занялась собой, т.к. спешила на лекцию. Когда очнулась, оказалось он уже молча вышел, так что в этот последний день я, против обыкновения, не проводила его, не видела напоследок его лица. После лекции задержалась в профессорской, хотя обычно спешила домой. Поводом послужило, то, что одна из преподавательниц привела дочку лет восьми, и рассказывала, как девочка любит Карена Сероповича, не пропускает ни одной передачи, связанной с ним. Я поговорила с девочкой, потом подошли другие преподаватели, разговор стал общим и продлился часа полтора. Домой пошла пешком. Потом побывала у зубного врача.

По возвращении, выходя из машины, сказала сопровождавшей меня жене брата:

– Ой, Галя, в такое дело ввязался Карен. Каждое утро думаю, увижу ли его вечером.

Днем ко мне пришла давнишняя подруга, с которой мы не виделись лет десять. Разговоры, воспоминания, и вдруг входит невестка, Тома:

– Звонит Карина (секретарша Карена), говорит, что в парламенте стреляют.

При всех моих опасениях, как ни странно, в первый момент я не осознала, что происходит. Подумала, что это разборки между депутатами, среди которых есть и носящие оружие. Звоню Карине. Из ее сбивчивых объяснений, наконец, понимаю, что происходит. Подруга говорит: «Не волнуйся, на Карена никто никогда руки не поднимет». «Нет, если пришли в парламент, то пришли за ним», – ответила я. Кинулась звонить президенту. Минутное молчание, шушуканье в трубке, затем – президент не может взять трубку, у него совещание. Ору изо всех сил: «Какое время для совещаний, дайте ему трубку!» В ответ опять шушуканье и – не может, только после совещания. Не знала тогда, что президент уже в парламенте. Кинулась к Национальному Собранию, увидела огромное скопление людей и Степана среди них. (Самвел еще был в Москве, он прилетит позже, вместе со спасателями б-группы). Куда ни подошла, не пропустили. Вижу устремленные на меня взгляды людей (вероятно, они уже что-то знали, но мне не говорили). Кто-то подсказал, что можно пройти через гараж, там наш водитель проведет. Миша действительно был в гараже, но сказал, что наверх нельзя: услышат малейший звук – будут стрелять. Его кажущееся спокойствие и ровный голос убедили меня. Бросилась назад домой, чтобы хоть по телевидению что-то узнать. И так осталась прикованной к экрану, переходя от надежды к отчаянию и наоборот (в то, что Карен скрылся, не поверила, это было совсем не похоже на него), пока вечером московский диктор, убив последнюю каплю надежды, не произнес роковые слова: «К сожалению, оба лидера «Единства» – Карен Демирчян и Вазген Саргсян – убиты».

Дальше – боль. Ни потери сознания, помогающей хоть на минуту забыться, ни согревающих, облегчающих слез, одна нестерпимая, раздирающая душу боль… Когда небо рушится над головой, теряешь точку опоры. Когда вмиг блекнут все краски мира. Когда хочется стукнуться головой о стенку, кинуться с балкона, но где-то в глубине сознания маячит – дети… дети…

* * *
Карен умирал не раз. Появившись на свет мертворожденным, он вовремя громким криком возвестил, что жив и не дал отнести себя на свалку.

Второй раз он умирал в возрасте год-полтора, когда родители служили в Талинском районе. Заболел тяжелой формой токсического расстройства кишечного тракта, его долго держали на изнуряющей диете, но ничего не помогало, ребенок таял на глазах. Потеряв надежду, Люся Овсеповна со свекром Ншаном повезли на арбе умирающего ребенка в Ереван, чтобы показать врачам. По дороге решили подкрепиться, т.к. знали, что впереди их не ждет ничего хорошего. А год был голодный, при них были лишь две вареные картофелины. Расстелили палас, положили почти бездыханного ребенка рядом, покрыли ему лицо марлей и приступили к скудной трапезе. Вдруг они заметили, что ребенок расширенными громадными глазами смотрел на картофелины, но не в силах ни кричать, ни двигаться. Ншан говорит: «Этот ребенок умирает от голода всего лишь. Его надо покормить». Не слушая возражения свекрови, мол это опасно, Ншан тщательно растер кусочек картофелины и накормил мальчика. Тот скоро стал подавать признаки жизни, и к врачам ехать уже не было необходимости.

Третий раз Карен умирал в возрасте 4-х лет. Старший брат, как обычно, вел его в детский сад, ребенок вдруг споткнулся и упал головой вниз в канаву на ул. Алавердяна – захлебнулся. Камо, сам еще ребенок, не мог поднять брата, кричал, звал на помощь, но в ранний час улица была пустынной. К счастью, из-за угла показался единственный прохожий – молодой человек, который и помог вытащить ребенка. Его потом долго откачивали и приводили в чувство. Так все три раза судьба уберегла Карена, дала возможность вырасти и выполнить свою миссию на земле. Но в четвертый раз не уберегла, хотя он еще был полон сил и желания послужить своему народу. Не дали…

* * *
Говорят, цветы и деревья тоже чувствуют боль. Карену подарили два деревца – белую черешню и черную сливу (варенье из плодов белой черешни Карен очень любил). Он собственноручно посадил деревья на даче нашего хнами Александра Михайловича. Деревья выросли, распустились пышной кроной, плодоносили. Изредка посещая Бюракан, Карен радовался деревьям, как своим детищам, расспрашивал о них, поглаживал ветви, а они в ответ каждый год щедро одаряли прекрасными здоровыми плодами. После 27 октября деревья как-то поникли, зачахли, к весне совсем высохли, а вокруг все цвело пышным красивым весенним цветом.

Что помогло мне вынести такой удар судьбы, выдержать, выстоять? Этот вопрос задают мне журналисты вот уже на протяжении всех этих лет.

Да, утрата Карена для меня – это потеря целого мира, вечное затмение, потеря веры в жизнь, людей, справедливость. Так хотелось ничего, никого не видеть, не слышать, ни о чем другом не думать, уйти в себя и остаться наедине со своим горем. Но на меня смотрели мои дети, вмиг осиротевшие, растерянные и одинокие, их глаза, полные скорби, страдания и … беспокойство обо мне, мои маленькие внучки с их еще неокрепшей детской психикой, для которых потеря обожаемого дедушки останется трагедией на всю жизнь. Могла ли я пренебречь всем этим, пройти мимо, доставить им еще хлопот, тревог и страданий? Карен первый осудил бы меня. Это обязанность перед памятью Карена, любовь и внимание, которым окружили меня все мои шестеро детей, сплоченность семьи, забота друг о друге помогли мне перенести невообразимое горе и остаться рядом с детьми. Это мои дорогие внучки, которые под ударом судьбы не согнулись, не потеряли веру в себя, прекрасно учились и высоко держали честь фамилии. Старшая, Лусине, окончила Московский институт международных отношений – МГИМО, получив два диплома с отличием и золотую медаль (такой награды выпускница из Армении удостоилась впервые); средняя, Карине, окончила с отличием Славянский Университет и уже состоялась на работе; младшая, Виктория, хотя еще в 7-м классе, но следует примеру старших. Все это обязывает жить ради них, ради их будущего. И еще, конечно, внимание и отношение нашего народа.

Наше общество тяжело перенесло 27 октября, которое стало большой трагедией для народа, национальным позором. Ведь подобного не было во всей истории человечества. Только два случая из истории с большой натяжкой можно сравнить со свершившимся. Первый имел место в древнем Риме, когда римский патриций Катилина намеревался обезглавить сенат и стать единовластным правителем. Но это была лишь неудавшаяся попытка, провалившийся заговор. В наше время попытка переворота имела место в парламенте Испании при ныне правящем короле Хуане Карлосе. Однако террористы стреляли в воздух, и никаких жертв не было. А тут оголтелые убийцы, ворвавшиеся в зал, в упор расстреляли 8 достойных представителей власти, ни в чем неповинных людей, имевших неоспоримые заслуги перед нацией. Это действительно беспрецедентный случай, и реакция людей была адекватной.

Сказать просто, что мне помогли сочувствие и поддержка народа – значит ничего не сказать. Я всегда знала, что народ уважает и любит Карена, но то, что наблюдала и почувствовала в дни похорон и последующие годы, превзошло все ожидания. Очень многие гибель Карена пережили как свою боль, как личную тяжелую утрату. Сколько мне говорили об этом! И сколько еще говорили, что жалко не только ушедшего Карена Демирчяна, но еще больше нас оставшихся. Как ни тяжело возвращаться в эти кошмарные дни, восстанавливать запавшие в память подробности, заново все переживать, я должна пройти и через это. Я обязана рассказать своим внучкам, которых мы в свое время уберегли от дополнительных потрясений, как все происходило, как прощался армянский народ с их дорогим дедушкой.

Из здания оперы, где происходила гражданская панихида, я вышла погруженная в себя, ничего не видя и не слыша, лишь с одной сверлящей мыслью в голове – это последний час прощания. Навсегда. Надо выстоять, выдержать, проститься. Впереди произошла заминка, и процессия остановилась. До моего сознания донеслись женские голоса:

– Если тут нет мужчин, то понесем мы.

Потом пошли какие-то разговоры со стражами порядка:

– Не было такого указания, нести на руках.

Глухой ропот недовольства и возмущенные возгласы:

– Какие еще там указания?!

Тут я окончательно пришла в себя, мысль заработала четко. Испугалась, что при таком скоплении народа может произойти давка, сомнут гроб, пострадают люди, но произошло невероятное. Народ, который незадачливые политики часто пренебрежительно называют толпой, в считанные минуты без помощи полиции самоорганизовался. Тот народ, который невидимыми нитями был связан с Кареном, считал его своим, близким и понятным, который вознес его еще при жизни, теперь понес его в последний путь на руках. Скрещенные по обе стороны руки обеспечили безопасный проход, вместе с процессией эта цепь рук тоже продвигалась вперед, пока не вышли на широкий проспект О.Туманяна. Из представителей власти с нами были лишь трое: Фадей Саркисян (скорее как друг и соратник) и представленные властями Гагик Арутюнян и Шаген Караманукян. Больше никого. Даже из руководства Компартии никого не было. Все поспешили туда, где власти. Но зато был народ, в том числе и коммунисты. Казалось, собралась вся Армения. Десятки тысяч людей заполнили улицы вплоть до Пантеона. Тысячи сопровождали процессию, и все это в глубоком молчании, словно в оцепенении. Стены Пантеона не смогли вместить всех желающих. Огромное количество людей осталось за оградой. Отбросив лопаты, могилу засыпали руками, предварительно убрав все, даже самые мелкие камушки, чтоб «земля была ему пухом». Я была в тумане, из многочисленных выступлений запечатлелось одно. Пожилой гюмриец, прошедший через ужасы землетрясения 1988 года, опустившись перед могилой на колени, воскликнул: «Меня прислали гюмрийцы. Что я им скажу, вернувшись? Что?!» Потом насыпал горсть земли в мешочек: «Я увезу это с собой. Пусть он всегда будет с нами».

Рассказывали, что до поздней ночи не иссякал поток людей. Многие приходили повторно, чтобы еще раз окурить могилу ладаном и унести с собой горсточку земли. Подобное отношение к памяти Карена не кончилось с похоронами, а продолжалось все последующие годы. Я имею возможность наблюдать это, т.к. еженедельно по субботам бываю на могиле. Люди просят у меня фотографии Карена, и я их раздала в большом количестве. Некоторые создали в своих домах «уголок Демирчяна». Приносят до сих пор стихи и песни, посвященные ему. Посещают могилу и представители диаспоры, иногда даже не называя себя, возлагают цветы и уходят. Побывавшие в Турции привозят с собой на могилу Карена горсть земли и воду из Ванского озера, словно символически приобщают его к утерянной родине, к корням предков. Меня особенно трогает и удивляет отношение молодого поколения. Были случаи, когда новобрачные фотографировались на фоне надгробья. Однажды ко мне подошел молодой человек и сказал: «Я учился в 3-м классе, когда загорелся СКК. Убежав с уроков, протиснулся между людьми, подошел вплотную к Карену Сероповичу. Я видел его близко. Выражение его лица в этот момент, его глаза остались у меня в памяти на всю жизнь. Я хотел, чтоб вы это знали». Оказалось, что это тот самый мальчик, который намеревался с товарищем собрать макулатуру и металлолом для восстановления СКК. В другой раз к могиле Карена подошли 2 молодых человека, (один из них иностранец). Они поднялись на Арарат и принесли оттуда воду и землю на могилы двух, как они сказали, «великих армян» – Ованеса Шираза и Карена Демирчяна. Пришли одни, без сопровождающих, молча, сделали свое дело и ушли, даже не назвав себя.

В будний день два мальчика лет 12-14 выводили у могилы Карена на дудуках грустные армянские мелодии. Они пришли (как оказалось) после уроков, тоже одни, просто по зову сердца. Здесь не раз играли и взрослые, состоявшиеся дудукисты, но этот случай особенно взволновал душу и остался в памяти. Перечень можно бесконечно продолжить, но хочу добавить к сказанному лишь два необычных случая. Мне рассказали, что в дни похорон в одну из парикмахерских вошла посетительница и сказала: «Знаете, Демирчян не убит. Это подставной человек! Поэтому лицо закрыто, чтобы не узнали. А самому Демирчяну удалось спастись». Так рождаются легенды. Люди не хотят смириться с потерей Демирчяна и тешат себя сказками, выдумками, выдавая желаемое за действительное.

Когда отмечали 70-летие Карена в школе села Кахцрашен, одна из преподавательниц рассказала мне следующее: «Мы живем на улице Киевян у моста. В день 24 апреля 1975 г. я вышла на балкон и увидела, как подъехал Карен Серопович со своим сопровождением. Когда он вышел из машины, увидела нимб вокруг его головы и наблюдала его до тех пор, пока Карен Серопович скрылся за возвышенностью. «Я до сир пор этого никому не рассказывала, чтобы меня не сочли чокнутой. Вы первая, кому рассказала». Это конечно из области мистики. Нашему поколению, выросшему и состоявшемуся в атмосфере атеизма, какими бы мы сейчас не стали верующими, трудно поверить в нимб святости. Для этого надо быть фанатически религиозным. Но с другой стороны нет оснований не верить интеллигентной женщине, преподавательнице армянского языка и литературы, дочери известного в свое время литературного критика Саака Базяна. Так что от комментариев воздерживаюсь, передаю лишь факт. А факт сам по себе, независимо от степени реальности, говорит о том, как воспринимают Демирчяна, каким его видят.

И даже сейчас, спустя более десяти лет после трагической гибели Карена, не умолкает у людей боль утраты. В августе 2008 г., когда в Пантеоне у надгробья Сильвы Капутикян отмечали день ее поэзии, сказали, что меня ищет какой-то пожилой человек. Когда он меня нашел, подал мешочек со словами: «Это фрукты из моего сада. Я хочу, чтобы Вы собственноручно раздали их выступающим здесь детям. Это единственное, что я могу сделать для памяти Карена Демирчяна, для этого я и добрался сюда из района. Прошу не отказывать мне».

Видя все это, я невольно с грустью думаю, что и после смерти Карена, как и при жизни, я опять должна его делить с народом. Но это просветленная, где-то утешающая грусть: значит Карена не забывают, вспоминают с любовью, ценят даже годы спустя после его смерти, значит Карен Демирчян и армянский народ – неделимое целое, значит жизнь Карена не прошла даром. Осознание этого факта помогает жить.

Не вдаваясь в подробности процессов следствия и суда, тем не менее не могу не остановиться на некоторых вопросах, волнующих наше общество и не теряющих актуальности по сей день.

Официальная версия гласила, что имел место террористический акт, осуществленный с целью захвата власти. Наличие организаторов, заказчиков категорически отвергалось. Однако, в рамки реальности эта версия никак не вписывается. Даже неискушенному глазу ясно, что это не попытка переворота, а заранее спланированное политическое убийство, спланированное тонко, профессионально. И вовсе необязательно, чтобы проявились непосредственные заказчики. «Голова собаки» может быть зарыта очень глубоко, а исполнители – обработаны в нужном направлении. Вовсе нет необходимости, чтобы они знали все. Одно несомненно: версия, предполагающая отсутствие соучастников и заказчиков, не выдерживает критики. Невозможно представить, как преступники пронесли незаметно в здание НС пять автоматов. Скорее всего, они были пронесены и припрятаны заранее с помощью пособников. Кроме того убийцы прекрасно ориентировались в довольно запутанной планировке здания, были информированы, что смертная казнь им не грозит, т.к. будет в ближайшее время отменена, что тоже свидетельствует о наличии координаторов. А самое главное – вопрос пропусков. Как, кем, по чьей рекомендации выдали пропуска людям, не имеющим никакого отношения (кроме главаря) к прессе и телевидению, никакого отношения к власти, государственным вопросам. Фактически, какое-то отрепье с улицы свободно пропустили в парламент, да еще в день, когда впервые выступает вновь избранный премьер. Все это уму непостижимо! Поражает, что в коридорах здания нигде не оказалось охраны – ни в штатском, ни в форме, что о долго готовящемся покушении ничего не было известно органам МВД и КГБ. Хотя, должна сказать, двое из этих ведомств рассказали мне, что у них в среднем и нижнем звеньях об этом было известно. Соответствующие докладные были представлены в высокие инстанции, но разработки (их профессиональное выражение) не последовало. Это были серьезные люди, и не верить им у меня нет оснований.

Версия о том, что теракт совершен в невменяемом состоянии или под действием наркотиков сразу отпала как совершенно невероятная. Однако, другая версия, о якобы случайном убийстве Карена Демирчяна, долго держалась в обществе. И это в том случае, когда видеозапись четко зафиксировала траекторию пули, направленной на Демирчяна, при наличии факта повторного, контрольного выстрела!

Так называемый «судебный процесс» ничего не прибавил к тому, что было известно, изначально, оставил без ответа даже самые элементарные вопросы. Часть преступников погибла при сомнительных обстоятельствах: один от удара электротоком, другой повесился. Один из преступников был освобожден по амнистии! Можно ли предположить больший произвол в этом беспрецедентном судебном деле, инициированный самим министром юстиции. Многие свидетели оказались за океаном, в Америке, и не было сделано никаких попыток их вернуть, допросить. Председатель Комитета радиовещания и телевидения, очень важный свидетель Нагдалян, был убит. Другой свидетель погиб в автокатастрофе, еще один, давший подписку о невыезде, в течение 2-3 дней вдруг оказался в Америке (Я знаю людей, которые годами не могут получить разрешения на выезд, чтобы повидаться с родными). Кто ему помог? Столько «случайностей» не бывает случайным. В результате ни один важный свидетель не явился в суд.

Более трех лет длился этот бессмысленный процесс, так ничего и не выяснивший. В конце, чисто символически, видимо для успокоения родных, была выделена из дела так называемая «незавершенная часть», подлежащая дальнейшему расследованию. Но она так и заглохла.

Я не знаю, что должны были сделать власти, суд для выявления истины, понимаю, что дело это непростое, притом, что убийцы налицо. Но я твердо знаю, чего нельзя было делать, чтобы не помешать расследованию, не дать повода для различных предположений, имеющих или не имеющих отношения к действительности.

Президент не должен был идти на встречу с преступником, не обеспечив хотя бы прослушивание беседы. Тем более, что в прошлом (да и в настоящем) здание ЦК КПА было хорошо приспособлено к этому. Оставалось лишь нажать кнопку. Но содержание беседы так и осталось тайной за семью печатями. Как тут не родиться различным предположениям?

Президент не должен был заявлять громогласно до начала судебного процесса, что кроме пятерых, других участников нет, дело очень простое – «дело участкового». Это справедливо было расценено, как направление расследования в нужном русле.

Нельзя было распространять амнистию ни на одного члена преступной группы.

Нельзя было распространять отмену смертной казни на дело 27 октября. Хотя ее все равно на деле не применяют, но дамоклов меч смертной казни, возможно, сыграл бы свою роль, отразился бы на поведении преступников.

Президент не должен был освобождать руководителя своей администрации из-под ареста. Пусть суд установил бы его невиновность в законном порядке. В конце концов, нам пострадавшим, нужны были не новые невинные жертвы, а лишь раскрытие истины.

И уж конечно, ни в коем случае нельзя было щедро раздавать награды, ордена, должности работникам органов и лицам, несущим прямую ответственность за свершившееся, не предотвратившим преступления. И это при том, что ни одно из ответственных лиц снизу доверху не было наказано. Ни одного виновного не оказалось. Это тоже справедливо было расценено как использование власти для покрывательства убийц, сокрытия истины, как вызов обществу.

Вместо того, чтобы приложить все усилия, сделать все возможное и невозможное для раскрытия дела так, чтобы люди видели это, понимали, судебные инстанции и власти поступили совсем наоборот. В результате разговоры в обществе, подозрения, обвинения, еще более усилились. На то были полные основания.

При всем при том, я не могу обвинить кого-либо конкретно как заказчика или организатора. Это очень ответственно и требует неоспоримых доказательств, прямых, а не косвенных. Кто виноват? Кто заказчик преступления? Эти вопросы остаются без ответа до сих пор. Формула известная издревле как одно из основных положений Римского Права – кому выгодно, тот и сделал – в данном случае не работает. И внутри республики и вне ее есть силы, которым это выгодно, которым появление Демирчяна мешало, ибо нарушало все планы, как местного, так и геополитического значения.

Глубокой болью отозвались и оставили незаживающую рану в наших душах жестокие и нелепые выражения некоторых деятелей.

«Романтики» – так называл террористов, не кто иной, как сам министр юстиции, призванный следить за расследованием и выяснением истины, а не вдаваться в лирику или заниматься отводом глаз.

«Робингудизм» – так определила теракт известная женщина-социолог, которая, в силу своей профессии, лучше, чем кто-либо должна была знать отношение народа и понимать, что «народный мститель» не поднял бы руку на самого любимого народом руководителя.

Смертная казнь была отменена сразу, с первого чтения. Хотя дальнейшие события показали, что те же власти, когда им нужно, могут противостоять и Европе.

Ни высшие руководители, ни кто-либо из властных структур не назвали убийц своим именем – убийцами. Создавалось впечатление, что все они, по меньшей мере, стараются выглядеть большими европейцами и демократами в глазах Европы, что было не только преступно в отношении к своей нации, но и откровенно глупо.

Пишу эти строки – и перед глазами как в жуткой в своей нереальности хронике вновь пробегают эти страшные дни, в одночасье перевернувшие всю нашу жизнь. И одно из самых тяжелых воспоминаний этого вечного кошмара – шоковое состояние моих сыновей, потерявших отца, бывшего для них воплощением высших человеческих качеств и добродетелей, отца, который уделял им не так уж и много времени (по вполне понятным причинам). Но и те короткие минуты их откровенных бесед, споров, а порой, эмоциональных столкновений мнений становились для обоих сторон возможностью утолить потребность чисто человеческого, родительского и мужского общения.

Особенно тяжело пришлось Степану: ведь на него как-то сразу, а главное неожиданно, легла огромная ответственность – продолжить начатое отцом – создание истинно народной партии, вокруг которой смог бы консолидироваться весь созидательный потенциал нации. Это было неожиданно и потому, что Степан никогда всерьез не собирался заниматься политикой, предпочтя этому хозяйственные и организационные работы, связанные со строительством, а в дальнейшем и эксплуатацией уникального по своему технологическому уровню и возможностям завода «Марс». Однако, в президентской, а затем и в парламентской избирательных компаниях отца он принимал самое активное участие, постоянно находясь рядом с ним в предвыборный период, во всех мероприятиях, встречах, поездках по всем регионам республики, но дальше этого дело не шло, хотя предложения были. Этим и объясняется тот факт, что в избирательные списки блока «Единство» он не был внесен.

Прошло всего шесть месяцев, после 27 октября, полных самых неожиданных политических событий, и Степан на внеочередном съезде НПА по настоянию руководства и членов партии единогласно избирается ее председателем.

Я воздержусь от оценки его политической деятельности во избежание различного рода спекуляций и обвинения в субъективизме. Однозначно могу сказать, что Степан – сын своего отца, и никогда не допустит неблаговидных поступков, задевающих честь фамилии.

В чем состоит феномен Карена Демирчяна? Как объяснить отношение народа к нему? В чем секрет этого отношения? Эти вопросы задают мне часто. Они возникают почти каждый раз, когда речь заходит о Демирчяне, интересуют не только журналистов, но и многих, причастных или непричастных к политике. Ответить на них, тем более коротко, двумя-тремя предложениями очень трудно, ибо тема эта неисчерпаема. Одно совершенно очевидно: отношения Карена с народом, которые сложились в советский период и проявились также в новые времена, крайне редкое явление в истории политики. Известное выражение «Пока не умрешь, да не будешь любим» к Карену неприменимо. Его любили и при жизни, и после ухода из нее, и когда он был руководителем разного уровня, и когда сидел дома безработным, и в советский период, и в новые времена. Объясняется такое отношение, конечно качествами самого руководителя, человеческими и профессиональными качествами. Эти две ипостаси человека не всегда синхронно совпадают и удостаиваются одинаковой оценки окружающих. В Карене они гармонично сливались, дополняя друг друга, создавая единый цельный образ светлой личности. «Человек, свободный от пороков», – так характеризовал Карена наш выдающийся писатель, психолог и большой знаток человеческих душ, Г. Матевосян. Еще выразительнее сказал скульптор Ф. Аракелян – «Человек-совершенство». Действительно, в Карене было очень много хорошего. Казалось, все лучшие качества, все добродетели человеческие слились в нем при почти полном отсутствии недостатков. Сомневаться, считать это преувеличением, проявлением субъективизма могут лишь те, кто не общался, не знал и не видел Карена. Из тех же, кто общался с ним, многие утверждали, что чем лучше и ближе узнавали Карена Сероповича, тем большим уважением и симпатией проникались к нему. Хотя при близком знакомстве выдающиеся личности нередко разочаровывают или оказываются просто другими. (Про Гете, например один из современников написал: «Гете живой нисколько не был похож на Гете apriori»).

Иногда Карену приписывали самоуверенность и высокомерие. Это вопрос субъективного восприятия. Ведь люди часто выносят поверхностные суждения, принимая умение держаться с достоинством за самоуверенность, независимость – за высокомерие. Умение держаться с достоинством, равно как и независимость духа, никогда не изменяли ему, однако самоуверенность и высокомерие были чужды. Иначе он не смог бы так тонко понимать людей, так доступно, легко и непосредственно общаться с ними на любом уровне, в любой ситуации и оставлять самое благоприятное впечатление. Самоуверенность и непосредственность в общении – качества несовместимые.

Как государственный деятель Карен также обладал необходимыми, ценными качествами, обеспечивающими ему успех в делах. Свидетельство тому – вся его деятельность.

Карен был истинно народным лидером, не на словах, а на деле, что в нашей новейшей истории – явление крайне редкое. Без финансового и других видов подкупа, без демагогического манипулирования умами, без пустых популистских обещаний и лозунгов, а лишь своими неординарными качествами руководителя, трудом и конкретными делами, честностью и преданностью национальным интересам завоевал он авторитет, уважение, любовь и главное доверие широких масс. В этом, по-моему, состоит феномен Демирчяна-политика. У него не было двойных стандартов, двойной морали – для внутреннего пользования и внешнего. Несмотря на превратившееся почти в догму утверждение, что мораль и политика несовместимы, он доказал, что и политику можно делать чистыми руками, не запятнав себя бесчестным поступком.

«Честность – лучшая политика», «Я никогда не обману свой народ», «Власти должны повернуться лицом к народу. Существуют две абсолютные ценности – государство и народ, и мы должны действовать, исходя из их интересов». Так говорил Демирчян. Это были не пустые красивые фразы напоказ, а принципы, на которых держалась вся его жизнь, стиль работы, которому он не изменял в течение всей своей деятельности.

Второе явление Демирчяна на политической арене всколыхнуло все общество, было победным, триумфальным. Не знаю, часты ли подобные случаи в истории, когда политика при повторном явлении так встречают. Если в советский период народ видел в Карене Демирчяне достойного, заслуженного руководителя, то в 1998 г. он был воспринят как народный герой, спаситель, личность, которая сможет вывести страну из тяжелого положения. Это дало повод политическим оппонентам, и тогда и даже после гибели Карена вплоть до настоящего времени, иронизировать, критиковать «миф о мессианстве», как несостоятельный, как самообман и обман народа. Да, конечно, мессий, легендарных личностей, творящих чудеса, не бывает. Это бесспорно. Однако, любой народ во все времена, особенно в тяжелые исторические моменты, ищет героя, спасителя, нуждается в нем, связывает с ним надежды. И в этом нет ничего удивительного, неестественного. Только не надо приписывать народу слепое идолопоклонство, обывательское стремление только к легкой, сытой жизни. Он ищет героев лишь среди лучших, достойных сыновей, ожидает, требует от них и не прощает им обид и ошибок.

За Кареном не было грехов и ошибок. Сколько бы не прошло времени, как бы не пытались отдельные политики, они никогда в биографии Карена не найдут «темных» или «белых» пятен. Сам он никогда не считал себя спасителем. При его высочайшем чувстве ответственности и ироническом складе ума, это было просто немыслимо. Он всю жизнь считал себя работником, вечным тружеником, ответственным хозяином и верным слугой народа в лучшем понимании этого слова. «Во всем мире правительство служит народу, а не народ правительству. И у нас так должно быть», – часто повторял он. И служил, служил как мог, не щадя своих сил, отдавая свой опыт и знания. Созидал с людьми и для людей…

Народ все это видел и понимал. А то, что не мог по объективным причинам видеть, чувствовал. Ибо, как сказал один из моих любимых писателей А.Сент-Экзюпери: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».

Вот это «самое главное» и увидел народ своим зорким чутким сердцем в Карене Демирчяне. Увидел, оценил и понял, что на таких держится мир. Поэтому несмотря на столь модное ныне – несправедливое, критическое, одностороннее отношение к советскому периоду, Карен Демирчян навсегда останется в сердцах и в памяти не только своих близких и родных, но и всего армянского народа.

Несмотря на глубину страданий, непреходящую боль утраты, которые останутся со мной до последнего вздоха, я, тем не менее, считаю себя счастливой женщиной. Потому что прожила долгие годы с исключительно-яркой, неповторимой личностью, потому что каждый час общения с ним обогащал душу, учил понимать и ценить в жизни прекрасное, озаряя душу светом и счастьем, потому что он был мне не только супругом, товарищем, другом, но и учителем, наставником, образцом Человека, которого мои сыновья, внуки, внуки моих внуков будут всегда помнить, любить и гордиться им, потому что он оставил добрый след на земле и светлую память…

[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Армения»]
Дата обновления информации (Modify date): 16.12.14 20:59