Из серии книг «Петербургская Полоника»
В Мраморном дворце
В предыдущих номерах журнала мы начали печатать фрагменты из книги Станислава Дзедзица, вышедшей в 2009 году в Санкт-Петербурге одновременно на двух языках – польском и русском «Золотая тюрьма Станислава Августа»...
Продолжаем публикации из этой книги, в которой тесно переплетаются судьбы России и Польши...
Станислав Август
...Сразу же после смерти короля по распоряжению царя был выставлен почётный караул, который несла царская гвардия. Бальзамированное тело, одетое в мундир конной армии, положили в соответствующим образом подготовленную королевскую спальню, где оно покоилось 10 дней. Затем тело было перенесено в парадный зал, убранный чёрным шёлком и белым крепом, где было помещено на торжественном ложе под балдахином, увенчанным польским орлом. У подножья катафалка поставили трон и табурет, на котором поместили корону, а сбоку, по обеим сторонам, табуреты меньшего размера с королевскими орденами. Во время церемонии перенесения тела и помещения его в зале с «lit funebre» для публичного прощания присутствовали царь Павел и оба великих князя. Царь лично возложил золотую корону на голову Станислава Августа.
В этом мраморном зале со стенами, убранными чёрным материалом с золотыми кистями, освещение было искусственное, поскольку окна были заслонены. Сюда в течение четырёх следующих дней приходили толпы людей, желающих поклониться несчастному монарху.
Проект убранства парадного зала Мраморного дворца подготовил Винченцо Бренна, архитектор и художник из Флоренции. 5 марта тело короля перенесли в костёл св. Екатерины, где в течение трёх дней оно было выставлено для церемонии прощания. Автором впечатляющего «castrum doloris» тоже был Винченцо Бренна. Художник, покинув Италию, сначала прибыл в Польшу, по просьбе Станислава Костки Потоцкого, а с 1783 года до смерти (в 1802 г.) пребывал в Петербурге. Организаторы похоронных торжеств Станислава Августа заказали проекты убранств у признанного мастера, так как Бренна принадлежал к выдающимся деятелям той эпохи. Сохранившиеся рисунки и гравюры позволяют представить себе масштаб и символику всей этой идей, как в Мраморном дворце, так и в храме св. Екатерины. Гонорар и стоимость этого траурного убранства составили общую сумму 24875 рублей. Расходы, связанные с похоронами Станислава Августа, составили 52,5 тысячи рублей, т. е. почти половину суммы, которая была израсходована на строительство храма св. Екатерины.
«Во главе траурного кортежа ехал рыцарь в доспехах, олицетворявший персону короля, как того требовал польский похоронный обычай, – а сам Павел I шёл за катафалком с обнажённым мечом, обращенным к земле»14.
В похоронной процессии перед гробом несли серебряную позолоченную корону.
Катафалк с большим количеством символических украшений, установленный в костёле между четырьмя колоннами, напоминавшими обелиски, располагался, вероятно, в трансепте, а с его правой стороны в полу было приготовлено отверстие, через которое гроб опустили в склеп. На надгробной плите, изготовленной по распоряжению царя, поместили информацию на латинском языке, составленную, вероятно, Павлом I о месте захоронения короля польского и великого князя литовского и о царе, который её «другу и гостю возложил».
Спустя двадцать лет надпись на этой плите стёрлась, скорее всего, под ногами многочисленных посетителей храма. Новую плиту подарил архиепископ, метрополит могилёвский Станислав Сестшенцевич. Он же был автором нового высеченного текста, более обширного, чем предыдущий. По какому поводу заменили содержание прежней надписи, неизвестно.
Надлежало ли позднее, во время правления сына Павла I, императора Александра I (которого обвиняли в участии, или, по крайней мере, в разрешении государственного переворота, направленного против отца и закончившегося жестоким убийством Павла I), забыть о царе, который именовался «другом» свергнутого с престола последнего монарха, названного здесь «гостем» в Петербурге? В этом отношении можно строить множество догадок. Однако важно подчеркнуть: метрополит Сестшенцевич самое высокое звание Католической церкви получил в империи из рук и по назначению Екатерины II, без предварительного согласия Папы Римского. Соотношение Екатерина II – Павел I – Александр I слишком даже подсказывает причины такого изменения. Содержание первой латинской надписи на плите было хорошо известно, в переводе она звучала:
«Станислав Август
Король Польский
Великий Князь Литовский –
красноречивый пример изменчивости фортуны,
к благосклонности которой относился разумно,
неудачи переносил мужественно.
Умер в Петербурге 12 февраля 1798 года
в возрасте 66 лет.
Самодержец Павел I
и император Всея Руси
Другу и гостю
возложил»15.
Текст же на плите, сделанной по заказу метрополита Сестшенцевича, намного длиннее, неверно задокументирован, кроме того, содержит значительные неточности. В 1860 г., когда некий Сенницкий копировал текст для монографии, полностью его прочесть уже не удалось. Публикуя текст Сестшенцевича, места затёртых его фрагментов он обозначил многоточиями целых десять раз.
Когда вернулись к первоначальной надписи, неизвестно. В 1884 г. она уже точно была. Вместо высеченной на камне надписи, снова затёртой, прикрепили латунные буквы. До нашего времени сохранился лишь фрагмент этой плиты без последних двух строк текста, найденный под завалами разрушенной и обесчещенной святыни. Это единственный, помимо пустого склепа, след королевской могилы в далёком Петербурге.
Траурное торжество 8 марта вёл архиепископ Лоренцо Литта вместе с православным метрополитом Всея Руси и французским епископом Реннским. Деревянный королевский гроб поместили в дополнительный, установленный уже в склепе медный позолоченный гроб. В этом же склепе поместили урну с сердцем и отдельную урну со внутренностями. Королевский саркофаг и покоившийся в нём гроб с останками Станислава Августа был позднее несколько раз вскрыт в присутствии комиссии – в 1905 г., 1922 г. и 1938 г., когда в связи с предполагаемым сносом костёла останки короля должны были перевезти в Польшу.
С середины XIX века среди духовенства, в чьём ведении находился костёл св. Екатерины, и среди местных католиков преобладали поляки, они же играли главную роль и брали на себя расходы, связанные с проводимыми ремонтами. Эти работы касались не только обновления полихромной живописи, но и утвари, вентиляции и отопления храма. Росписи в чаше купола и на своде выполнили Войцех Герсон, Тадеуш Попель, Казимеж Альхимонович и Антони Пиотровски. Когда в 1890 г. в костёл было проведено электричество, прежние люстры и настенные лампы для свечей переоборудовали для современного электрического освещения.
Во второй половине XIX века существовавшие до сих пор боковые алтари заменили мраморными с картинами «Матерь Божия Розария» и «Распятие» работы Тадеуша Турецкого (это единственные образы станковой живописи в этом костёле, которые уцелели и находятся в Художественном музее в Вильнюсе). Тогда же прежний пол заменили керамической плиткой.
Следует дополнить, что с петербургским костёлом св. Екатерины связана также память о другом польском короле-изгнаннике – Станиславе Лещинском. Этих двух монархов связывало многое: имя, которое, согласно извечному предубеждению, пророчило злую судьбу монархам, так названным; коронация в храме святого Иоанна в Варшаве, а не в кафедральном соборе на Вавеле; судьбы королей-изгнанников и посмертное скитание их останков, а не соответствующий, надлежащий польским монархам, упокой в королевском некрополе вавельского кафедрального собора. Станислав Лещинский умер в 1766 г. в Нанси и там был похоронен в церкви Нотр-Дам де Секур. Его могила была осквернена во время французской революции, а кости, сохранившиеся только частично, по прошествии времени в маленьком гробике привезли в Польшу и передали Обществу любителей наук. После ноябрьского восстания 1830 года гробик вместе с ценной коллекцией Общества был передан в собрания Императорской публичной библиотеки в Петербурге. Благодаря стараниям проживавших в Петербурге поляков гробик поместили в 1858 г. в склепе Станислава Августа. Через несколько лет, в 1922 г., дипломатическим путём останки были доставлены на свободную отчизну и в конечном итоге попали в вавельскую усыпальницу.
Следует подчеркнуть, что в предреволюционное время костёл св. Екатерины естественным образом стал духовным центром многочисленных петербургских поляков. В городе, являвшемся культурной столицей России, в местной Духовной Академии обучались католические капелланы, при самом костёле была организована гимназия, которую посещали многие молодые поляки. Именно там, в условиях видимой политической либерализации, произошедшей в России после 1905 г., в 1907 – 1911 годах пансионом для молодёжи занималась святая Урсула Ледуховская.
Подземелья храма несколько раз, когда Нева выходила из берегов, заливало водой. Особенно ощутимыми были последствия наводнений 1924 и 1936 гг. После наводнения в 1936 году советское правительство обратилось к польским властям с предложением убрать из разрушенного водой костёла останки покоящихся в склепах поляков. В результате после того, как несколько гробов перевезли в Польшу, в небольшом королевском склепе остался лишь прах Станислава Августа.
Судьба польского костёла после революции в государстве насильно насаждаемого советской властью мировоззрения оказалась чрезвычайно трудной. Вскоре после большевистского переворота в октябре 1917 года в костёле и квартирах ксендзов последовали ревизии и аресты. В этой ситуации отец-настоятель Констатин Будкевич принял решение секретно эвакуировать сокровищницу костёла, где хранились дорогие, имеющие большую историческую ценность, предметы литургии, главным образом дарохранительницы и сосуды. Благодаря помощи священника Бронислава Уссаса, в 1921–1924 гг. полномочного представителя Польши в так называемых смешанных комиссиях по возвращению перемещённых культурных ценностей, удалось вынести сокровищницу в отделение польской дипломатической миссии, а затем отправить в Варшаву, откуда с помощью Апостольской нунциатуры готовилось их отправление в Рим.
А в самом Петербурге судьба костёла и служащих при нём ксендзов с каждым годом становилась всё более трагической. В 1923 году был расстрелян исключительно много сделавший для храма св. Екатерины, местной католической общественности и спасения церковных ценностей от большевистских грабежей ксёндз Констатин Будкевич. В 1936 году были конфискованы подземные помещения, которые предназначили под склады стройматериалов и продовольственные хранилища.
Весной 1938 года местные власти информировали Польское посольство в Москве о закрытии костёла св. Екатерины и предложили польской стороне вывезти из Петербурга в Польшу останки последнего польского короля. В правительственных кругах возникло замешательство: всего три года назад в Вавельском кафедральном соборе, со времен средневековья традиционной усыпальнице польских королей, состоялись истинно королевские похороны маршала Юзефа Пилсудского, очень много сделавшего для восстановления независимости польского государства, – и, после всего, подходяще ли это место для Станислава Августа Понятовского? Неужели сам факт коронации следует считать достаточным для того, чтобы вновь открыть королевский склеп? Здесь же погребены в XIX веке национальные герои Тадеуш Костюшко и князь Юзеф Понятовский, а позднее и «Короли Духа» – Адам Мицкевич и Юлиуш Словацкий. Станислав Август, правда, во время своего единственного визита в столичный Краков, посещая кафедральный собор, выразил желание быть похороненным среди королевских могил в крипте св. Леонарда, но споры вокруг его личности в то время были столь горячи, что многовековую традицию обошли.
Приходской костёл в Волчине, место возложения королевского гроба в 1938 году
11 июля 1938 года гроб и две урны с бренными останками Станислава Августа были в товарном вагоне, прицепленном к пассажирскому поезду, доставлены на пограничный пункт в Столицах. Через три дня под покровом ночи без какой-либо огласки останки монарха на автомобиле перевезли в Волчин под Брестом, где, не без неприятных неожиданностей, их поместили в склепе местного костёла, построенного отцом будущего монарха, в котором Станислав Антони (имя Август он принял после избрания на престол) был крещен в 1732 году. Эти тайные похороны, о неразглашении которых обязался даже здешний настоятель, были сразу же освещены в прессе, поскольку советское информагентство опубликовало сообщение о возвращении на родину гроба короля. Эта история получила широкую огласку и затронула общественность. В «Иллюстрированном ежедневном курьере» было даже напечатано:
«В абсолютной секретности 15 июля в час ночи под костёл в Волчине прибыли два грузовых автомобиля с погашенными фарами. В одной из машин находился гроб и приезжие рабочие, а в другом – милиционеры, которые цепью окружили костёл. В легковых автомобилях прибыли представители правительства и Советского посольства в Польше. Из жителей Волчина присутствовал лишь местный отец-настоятель. Рабочие при свете карманных электрических фонарей поместили гроб с останками в подземелье костёла»16.
Позиция правительства по этому вопросу вызвала возмущение значительной части польского общества и горячие споры, искусно питаемые оппозиционной прессой. Традиционалисты, к которым также примыкали люди сдержанные или же критически подходящие к личности Понятовского, его достижениям и политической позиции, заказали в память короля-изгнанника торжественное богослужение в кафедральном соборе Святого Иоанна в Варшаве, а также требовали его захоронения в королевской усыпальнице на Вавеле. Серьёзно озабоченное таким развитием событий правительство Польши заявило, что склеп костёла в Волчине – это место временного захоронения до того момента, пока не будет принято окончательное решение по данному вопросу.
Эти дискуссии на какое-то время внезапно прекратились из-за начала войны, с которой пришли тяжёлые времена, повлекшие за собой насущные проблемы иного рода. После войны, по результатам Ялтинской конференции союзных государств, Волчин оказался за границами Польши, на территории советской Белоруссии. Костёл в Волчине во время войны уцелел. В разорённом советскими солдатами храме были обесчещены находившиеся в подземельях захоронения, в том числе и королевский гроб. Тогда ли была украдена корона из чистого золота, которую во время торжественных похорон возложил на голову Станислава Августа царь Павел I? В последний раз ее видели в 1938 году.
«Корону видели, но оставили ли её в королевском гробу? Или её перевезли в Волчин, и она была украдена там? А может она была вывезена вместе с церковным архивом и спрятана? Эти вопросы пока остаются без ответа»17.
После войны обесчещенный костёл в Волчине использовался Красной Армией как топливный склад, а позднее склад химических удобрений до тех пор, пока не превратился в руины.
В послевоенной Польше, когда произошла переоценка личности короля, заново появилась идея о перезахоронении останков в достойном месте, соответствующем Его Королевскому Величеству. Когда в середине 60-х гг. усилились начатые историками дискуссии, касающиеся перемещения праха короля в Польшу, а в дальнейшем места его погребения, примас Польши, кардинал Стефан Вышинский, высказывался в пользу Вавеля.
Победила, однако, в тогдашних политических условиях позиция премьера польского правительства Юзефа Циранкевича по этому вопросу: он был против захоронения останков короля, «любовника Екатерины И», на Вавеле18. Вопрос был официально закрыт, хоть и не до конца. Разрушенный и обесчещенный волчинский храм в 1987 году посетила группа белорусских учёных. Была основательно приведена в порядок ниша, в которой находился королевский гроб. Обнаруженные там фрагменты подлинных и могущих иметь отношение к делу предметов были помещены в небольшой ящик с надеждой на дальнейшие поиски и конечные результаты.
Действительно, уже в следующем, 1988, году в Волчин направилась созданная тогдашним министром культуры и искусства Александром Кравчюком делегация польских учёных с целью поиска и идентификации королевского гроба и урн. К сожалению, в совершенно разорённом склепе костёла не было найдено ничего, кроме обнаруженных белорусскими учёными остатков материала (бархата с вышитым серебряной нитью польским орлом), в который, вероятнее всего, был завёрнут гроб, каких-то оковок, а найденные кости оказались костями кролика. Собственно землю из этого жалкого королевского склепа и остатки расшитого материала, которые некоторыми считаются частями плаща, были сложены в небольшой гробик, перевезены в Варшаву и 14 февраля 1995 года погребены в кафедральном соборе св. Иоанна, где его короновали. В этой ситуации о Вавеле думали уже немногие. Урна с сердцем тоже бесследно исчезла, а другая, значительно большего размера, высотой 42 см, служила якобы... ведром для черпания воды в каком-то местном волчинском колодце19.
Перевод Вацлава Мария Кожинь.
(Продолжение следует)
14 Adam Zamoyski, Ostatni krol Polski, Warszawa 1994, s. 461.
15 Adam Zamoyski, Ostatni krol Polski, Warszawa 1994, s. 515.
16 «Ilustrowany Kurier Codzienny», nr 210/1938, cyt. za: Mieczyslaw Czuma, Leszek Mazan: Poczet serepolskich, Krakow 2006, s. 309.
17 Romualda Hankowska, Odbudowa kosciola sw. Katarzyny Aleksandryjskiej w Petersburgu, Leszno 1998, s. 43.
18 Adam Zamoyski, Ostatni krol Polski, Warszawa 1994, s. 468.
19 Adam Zamoyski, Ostatni krol Polski, Warszawa 1994, s. 468.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Польша»]
Дата обновления информации (Modify date): 28.02.13 15:29