Литературный спектр

Симха Хесслер

Волшебная скрипка
(Очень правдивая история)

Есть такая страна – Италия. Сверху, если, конечно, взлететь высоко-высоко, в самое небо, она похожа на сапожок. Вы скажете: «Ну как может страна, быть похожа на сапожок»? Отвечу: «А вот так, эта – смогла»! И в этой самой стране живут люди, которые очень любят петь и танцевать. Да, да, представьте себе именно так – все, и большие и маленькие. А еще там обожают все красивое: море, солнце, деревья, поэтому и стараются итальянцы сделать все особенным – и дома, и парки, и даже школы.

И вот надо же было, чтобы в такой стране родился очень некрасивый мальчик по имени Никколо. Он был на редкость несчастен из-за того, что все прохожие, увидев его, шептали друг другу: «Ой, какой некрасивый ребенок!»

– Ничего, сынок, – утешала его мама, усаживая к себе на колени, когда он возвращался с прогулки. – Пусть у тебя не самое красивое лицо, пусть это может кому-то не нравиться, но ведь оно всего лишь маска, которую носит твоя прекрасная душа!

Никколо очень любил свою маму, и папу, кстати, тоже, и, конечно, он всегда верил им, но все-таки ему было очень обидно, когда дети, с которыми он хотел поиграть, дразнились и не брали его в свою компанию. Надо заметить, что все это происходило очень давно, когда телевизора и компьютера еще не было. Более того, и электричества, в общем-то, не было тоже.

«Ох! – скажете вы, – ну и выдумщик, разве так может быть?»

А вот вы спросите у своих бабушек и дедушек, и они вам скажут, что я говорю правду! Еще когда они были совсем маленькими, их бабушки рассказывали им, что было такое время, правда, очень давно. Не только компьютеров, но и самолетов, поездов и машин, тоже не было, а ездили люди на лошадях. Вечерами в домах зажигали свечи, как мы теперь на праздники, те же, у кого было мало денег, зажигали тонкие, длинные щепочки-лучины. Представляете, как грустно было бедному Никколо? Он гулял по улицам в одиночестве и, глядя на весело смеющихся детей, думал: «Ну почему я не такой, как они? Было бы так здорово погонять вместе мяч или запустить красивого воздушного змея!»

Однако это были только мечты, ведь с ним никто не играл, а змея у него и вовсе не было. Семья мальчика была одной из самых бедных, и ему просто не могли бы купить эти игрушки. Вот и приходилось Никколо прятаться от стаек насмешников в коротеньких штанишках. Вначале он решил сидеть дома. Но разве усидишь в маленькой комнатушке, когда там, снаружи, солнечные зайчики выскакивают из окон, в лесу звенят песни птиц, перешептываются с ветром ветви деревьев, а по ним прыгают забавные белочки! Конечно, это было невозможно. Тогда Никколо стал кутаться в длинный плащ, чтоб его не замечали, а, значит, не дразнили. Быстро, насколько мог, пытался он пробежать по узким улочкам, мимо людей, спеша за городскую стену. Только там у него пропадало чувство опасности, и выражение усталой грусти сходило с его лица. Оказавшись на лесной поляне, он ложился на траву и смотрел, как по небу плывут белые пушистые облака. Его пьянил медовый запах цветов, кружил голову терпкий аромат свежей сосновой смолы. Это было единственной радостью мальчика.

Но время шло своим чередом, Никколо подрастал, а друзей у него по-прежнему не было, да и кутаться в плащ стало бесполезно – ничто не спасало его от ненужного внимания. Стараясь стать как можно более незаметным, он все время сутулил спину и скоро привык ходить сгорбившись и глядя чуть в сторону, за что соседские дети стали дразнить его еще больше. Не смотря на такое отношение к себе, Никколо ни на кого не злился. «Ведь не их вина, что я уродился таким некрасивым, – думал он. – Вот если бы случилось чудо и я стал красивым, все сразу бы изменилось».

Родители очень любили своего мальчика и старались утешить его, как могли.

– Не обращай на них внимания! – говорила мама. – Они просто слепы и не видят самого главного – твоего прекрасного сердца!

– Не вешай носа, сынок! – поддерживал отец. – Все меняется в этом мире, и тот, кто вчера от тебя отворачивался, завтра сам будет искать твоей дружбы.

Никколо слабо улыбался их словам, ведь легче от них ему не становилось. В довершении всех бед в один из ненастных дней он простыл и потерял голос. Представьте себе, что значило для него еще и хрипеть, живя в стране, где обожают песни и музыку! Он боялся даже подумать, что будет, если он выздоровеет, а голос к нему не вернется. Не то чтобы у него был какой-то особо красивый голос, нет, но все же можно было петь, хотя бы изредка. К его ужасу случилось именно это – голос попал! То есть не совсем: говорить он мог, но петь – нет!

– Почему я такой невезучий? – пришел в отчаяние Никколо. – Даже голос я потерял?!

Он совсем замкнулся в себе и не хотел ни с кем общаться. Шли недели, а он не выходил из своего угла. Родители просто не знали что и делать, как ему помочь. И вот что однажды придумала мама.

– Никколо, – сказала она как-то утром, – сейчас самая грибная пора. Я иду в лес собирать грибы, помоги мне. Вместе мы соберем достаточно, чтобы заготовить на зиму.

Не хотелось мальчику выходить из дому, но, подумав, как тяжело будет матери одной, он согласился. Никколо укутался в плащ и, по привычке сутулясь, подхватил корзинку. На улице яркое солнце ослепило его, отвыкшего от света за время сидения в доме. Целый день они провели в лесу, собирая грибы, а когда вышли на поляну и сели отдохнуть, Никколо нарвал цветов и сплел матери красивый венок. Она была счастлива снова видеть искрящиеся глаза своего сына.

Никколо почувствовал, как волна радости охватила его, музыка леса запела где-то в глубине его сердца, снимая тяжелый давящий груз, и тепой волной покатила обратно к самым губам. Он сбросил с плеч плащ и, подняв свои большие черные глаза…

Да, я тоже бы хотел, чтобы произошло чудо и он запел, но я ведь рассказываю очень правдивую историю, поэтому скажу – он не запел. Его голос был по-прежнему слабым и хрипловатым. Он упал на траву и горько заплакал. От обиды слезы сами полились из его глаз, но тут он услышал…

– Эге-е! – Рядом с ним стоял, опираясь на длинный дорожный посох, старик-странник, одетый в старую дырявую одежду и ношеные-переношеные сандалии. – Взрослый мальчик, а плачешь, – старик смотрел на него такими добрыми глазами и так ласково спросил: – Скажи мне, милый, отчего же ты плачешь? – что Никколо стал говорить ему о своей беде, хоть и не привык он жаловаться, да еще незнакомому человеку, но слова сами побежали, вперемешку со слезами.

Странник внимательно слушал его, ни разу не перебив, и когда тот закончил свой горестный рассказа, покачал головой: – Да-а, трудно тебе, милый мой…

Он положил на траву мешок и сел рядом с мальчиком.

– Я давно тебя заметил. Я видел, как ты приходил сюда с серым от обиды и огорчения лицом, как преображалось оно здесь, среди деревьев. Я видел, как ты делился с птицами своей маленькой лепешкой, как однажды ты подвязал сломанное ветром молодое деревце, оторвав кусок своей рубашки. Ты очень добрый мальчик, и я хочу тебе помочь.

– Но как? – вскричал Никколо. – Разве ты волшебник и можешь сделать меня красивым? Или ты можешь вернуть мне голос?

Старик в ответ покачал головой: – Нет, мальчик мой, этого я не могу.

Никколо разочаровано посмотрел на него. Мелькнувшая было надежда разом рухнула. Тем временем старик достал из мешка продолговатый черный футляр и посмотрел прямо в глаза мальчику.

– Да, я не могу вернуть тебе голос или дать тебе красоту, – проговорил он, – но я могу предложить кое-что другое. Вот, – он положил футляр перед Никколо, – это – волшебная скрипка. Ее пение вызывает смех или слезы, она поет о мечтах и прекрасных странах и покоряет сердца людей. Она может дать тебе все, что ты захочешь, но… есть одно условие…

– Какое? Скажи мне, добрый странник, что я должен сделать? – воскликнул мальчик.

– Не знаю, хватит ли тебе сил и терпения, – продолжал старик. – Это ведь не простая скрипка, как ты понимаешь. Открой футляр!

Никколо бережно взял в руки черный чемоданчик и осторожно открыл. Внутри на темно-бордовом бархате лежала покрытая льдом изящная скрипка.

– Видишь? – спросил странник, указывая на нее. – Она вся замерзла не смотря на теплый день. Ее струны скованы льдом, а голос спит, и разбудить его можно, только отогрев, но не простым огнем, живущем в печи или камине, а жаром твоего сердца. Только терпение и пламенное желание в силах помочь свершиться чуду! – Он протянул мальчику толстую книгу: – Вот ноты, скрипка их сразу узнает, как только ты начнешь играть. Но играть нужно правильно, потому что она не переносит фальши. С каждым точно произведенным звуком она будет оттаивать и пробуждаться, и если тебе хватит сил и терпения, то она очнется и запоет, зазвучит так, что покорит любое сердце! Готов ли ты, ведь это будет очень нелегко? Каждая неверная нота будет возвращать все назад, снова и снова тебе придется браться за работу.

– Я готов! – вскричал Никколо. – Я сделаю все, чтобы зазвучал голос чудесной скрипки!

– Хорошо, тогда бери ее, и пусть она принесет тебе счастье, которое ты заслуживаешь!

Старый странник погладил мальчика по голове и, поцеловав, исчез среди деревьев, превратившись в легкую дымку.

– Никколо, сынок! – послышался взволнованный мамин голос. – Где ты?

– Я тут, – отозвался он, бережно закрывая футляр и беря ноты.

Никколо рассказал матери о странной встрече. Она с удивлением слушала сына, с трудом веря его словам, хотя видела перед собой черный футляр с замерзшим инструментом.

– Что же, попробуй, сынок, у тебя все получится, – сказала она, немного сбитая с толку. – Нет на свете мальчика с таким добрым сердцем и терпением, как у тебя. Только не говори никому о чудесной скрипке. Пусть это будет наш маленький секрет.

Они вернулись домой, полные ожидания и надежды. С этого дня Никколо начал учиться играть. Вначале это было очень трудно. Холодные струны резали пальцы, ледяной смычок не слушался и все норовил выскользнуть из руки. Скрипка молчала совсем, а если и получались какие-то звуки, то от них лишь еще толще становился ледяной панцирь – ведь они все были фальшивыми. Много раз Никколо устало засыпал, уронив голову на стол с раскрытыми нотами. Он играл каждый день по многу часов. Спина болела, плечо сводила усталость, но день за днем, час за часом он упорно возвращался к чудесному инструменту.

– Сынок, не мучь себя, – говорила ему мать, – ты совсем исхудал, почти не спишь и не ешь. Оставь, может, завтра получится лучше? Отдохни немного, родной мой!

Но он устало качал головой и снова брался за смычок. Прошел год, миновала осень, за ней пришла зима. Никколо совсем отчаялся: его скрипку все еще покрывал лед.

Однажды мимо их домика проходила маленькая соседская девочка. Ее родители были так же бедны, как семья Никколо. Старенькое платьице было совсем поношенным, а тонкая материя пальтишка почти не спасала от резкого ветра. Она прижалась к стене дома, чтобы немного передохнуть, пытаясь согреть дыханием посиневшие от холода пальцы. Неожиданно она услышала звуки скрипки и, подняв свои голубые глаза, увидела в маленьком окошке освещенное лучиной лицо Никколо. Оно был осунувшимся и бледным, глаза печально смотрели на огонек, губы что-то беззвучно шептали, тонкие пальцы перебегали по тонкому грифу.

«Какой он красивый, – подумала девочка, – настоящий принц! Но как ему должно быть трудно, ведь скрипка все время соскальзывает с плеча, а в комнате, видимо, очень холодно, даже отсюда видны льдинки на струнах».

Она стояла, вжавшись в стену дома, чтоб ее не заметили, зачарованная игрой Никколо.

«Только бы меня не прогнали», – испуганно думала маленькая Мария. Так ее все называли – маленькая Мария.

С тех пор она начала каждый вечер приходить к дому Никколо и тайком слушать под окном музыку.

«Как бы я хотела хоть раз увидеть улыбку на его лице, – мечтала девочка. – Он всегда такой усталый и хмурый».

Возвращаясь домой, маленькая Мария напевала потихоньку услышанную мелодию и представляла себе, что однажды они встретятся и тогда он обязательно улыбнется.

Как-то раз, неся с рынка корзинку с овощами, девочка заметила на улице Никколо, закутанного в плащ. Он торопился домой и почти бежал, ссутулив по привычке спину. Сердечко Марии затрепетало, точно огонек свечи, она захотела подойти к нему и сказать, как ей нравится его музыка, его большие усталые глаза, но, взглянув на свое отражение в луже, постеснялась своего старенького поношенного пальто и стоптанных башмаков. Никколо быстро прошел мимо, отвернувшись, – он боялся, что над его сгорбленной фигурой может посмеяться и эта красивая, хоть и бедно одетая девочка.

Близилось Рождество. Все дети ждут этого праздника и рождественских подарков, а кто, скажите вы мне, не любит подарков? Родители маленькой Марии подарили ей новые, теплые башмаки и красивую бархатную ленту. Она так обрадовалась, что запрыгала, целуя маму и папу, и тут же вспомнила грустные глаза Никколо.

«Я тоже сделаю ему подарок», – подумала она и, взяв иголку, нитки и немного шерсти, села шить. К вечеру из ее красивой ленты получилась небольшая подушечка, которую можно было удобно подкладывать под скрипку. Незаметно выбравшись из дому, она побежала к окошку Никколо. Мальчик спал, положив голову на край стола перед почти догоревшей лучиной, одной рукой сжимая смычок.

Девочка подошла поближе и, встав на цыпочки, положила сверточек на подоконник. Тихий стук разбудил уставшего Никколо. Он глянул в окно и увидел смотрящие на него голубые глаза и красивое смущенное личико. Через секунду оно исчезло в темноте, а на подоконнике осталось что-то светлое. Мальчик подошел к окну и взял в руки завернутый в серую бумагу мягкий сверток. Бережно открыв его, он увидел красивую подушечку из пурпурного бархата.

– Это мне? Кто это оставил? Ангел или добрая фея? – удивился Никколо. Перед его взглядом еще стояло видение небесно-голубых глаз и нежного личика. Он положив скрипку на подушечку и поднял смычок. Час назад он совсем отчаялся: за целый год, после многих месяцев ежедневных усилий, он так и не смог растопить лед на тонких струнах. Но сейчас смычок словно ожил. Никколо даже не смотрел в ноты, а играл так, как не играл никогда раньше. Мелодия сама полилась из-под его тонких пальцев, струны затрепетали и сбросили ледяные оковы. Нежный голос скрипки заполнил комнату и хлынул на улицу. Идущие по своим делам люди начали останавливаться, замирая, очарованные дивными звуками прекрасной музыки. Свершилось чудо, о котором он так мечтал!

Слава о необыкновенном мальчике-скрипаче облетела всю Италию. Никто больше не дразнил Никколо, не смеялся над его сгорбленной спиной и некрасивым лицом. Люди затаив дыхание слушали его скрипку, забыв обо всем на свете, и плакали или смеялись, по желанию маленького скрипача.

Шло время. Никколо повзрослел, стал богатым и знаменитым маэстро, хотя душа его по прежнему была простой и доброй, как в детстве. Теперь, выходя на улицу, он уже не прятался в складках плаща, хотя спина его навсегда осталась согбенной. Не нужно думать, что Никколо, которого теперь все звали Маэстро, перестал упражняться и совершенствовать свое мастерство, наоборот, он занимался еще больше и вдохновеннее, чем раньше, помня, что одна фальшивая нота может снова сковать льдом его волшебную скрипку. Несмотря на годы, на успех и богатство, он не забыл того взгляда в рождественской ночи, который изменил его жизнь. На каждом выступлении, перед каждым концертом он вглядывался в замершие в ожидании лица, надеясь встретить снова знакомые глаза. Но годы шли, а надежда его не оправдывалась.

Однажды к его дому подъехала большая карета с царским гербом. Услужливые лакеи в ливреях, блестевших золотым шитьем, распахнули дверцы, громко объявив о прибытии первого министра королевы. Низенький полный человек с острым, холодным взглядом показался из кареты. Он подошел к дому и обратился к стоявшему в дверях Никколо:

– Маэстро, Ее Величество Королева Италии много наслышана о Ваших успехах и будет сегодня вечером на Вашем концерте. Мне поручено передать, что Ее Величество с нетерпением жаждет услышать Вашу игру. Постарайтесь нас не разочаровать. Как Вы понимаете, глубокоуважаемый, – усмехнулся он, – от этого многое зависит.

Никколо не понравился высокомерный министр, а его слова и насмешливый взгляд больно кольнули сердце. Тем не менее, он почтительно поклонился и ответил:

– Это большая честь для простого музыканта.

– Не скромничайте, маэстро, – скользнул глазами по согбенной фигуре министр. – Ваша слава идет впереди Вас. Не смею более Вас задерживать.

Он церемонно откланялся, не приняв приглашение войти, вернулся в карету и, задернув занавеси на окнах, дал знак кучеру – трогай!

А что же наша маленькая Мария? Она тоже выросла и стала очень красивой девушкой. Многие богатые и знатные горожане присылали к ее родителям сватов с предложением выйти замуж, но она всем отказывала. В ее сердце жил образ играющего на скрипке, бледного, утомленного Никколо. Конечно, она слышала о его успехе, но, радуясь за него, думала, что теперь уже никогда не сможет быть с ним вместе. Ведь она простая бедная девушка, а он знаменитый маэстро, к которому даже на концерт попасть редкая удача. Но кто знает, вдруг произойдет какое нибудь чудо, и она продолжала мечтать и надеяться.

– Чего ты ждешь? – ворчала ее мама. – Вон какие люди к тебе сватаются, а ты носом крутишь. Так всю жизнь и проведешь в бедности и тяжелой работе, зарабатывая на кусок хлеба шитьем, а ведь можешь стать женой богатого торговца или мясника, у которого большой дом на главной улице.

Но Мария не слушала ее и оставалась верной своим мечтам. Она много работала, от чего ее нежные пальчики были все исколоты. Каждый раз, получив деньги за выполненный заказ, она откладывала одну монетку от и без того скудного заработка.

«Еще немного, – думала она, – и хватит, чтобы купить билет на концерт. Хоть издали посмотрю на него! Вот закончу это платье, получу за него плату, и как раз хватит!»

Она шила ночью при свете лучины, чтобы к утру успеть. Глаза щипало, игла больно колола, но она старалась не обращать ни на что внимания, представляя себя в концертном зале. Когда к утру, глянув в окошко на первые утренние лучи солнца, Мария закончила работу, она так обессилела от усталости, что уже не могла держать иглу в пальцах и закусила губу, чтобы не заплакать. В эту минуту в дверь постучал какой-то старик – странник, одетый в запыленную и местами порванную одежду. Его ноги, обутые в ношеные-переношеные сандалии, были в ссадинах от долгого пути, а плечи оттягивал дорожный мешок.

– Милая девушка, – сказал он ласково, – пусти в дом старого странника, я долго был в пути и уже много дней ничего не ел. Ночью холодно, я устал и замерз, сжалься над стариком, не оставь меня на улице.

– Конечно, – поспешила впустить его Мария, – входи, обогрейся у огня. Еды у нас немного, но утолить голод хватит.

И она принесла ему тарелку каши.

– Видно, трудно тебе живется, милая, – сказал он, пододвинув к себе тарелку. – Спасибо за приют и доброту…

Но закончить он не успел, прерванный громким и требовательным стуком в дверь. На пороге стоял толстый господин, одетый в теплую шубу.

– Открывайте, бездельники! – крикнул он. – Утро на дворе, а они дрыхнут, как богатеи! Наверное, у вас появилось много денег, хватит, чтобы расплатиться со мной за те хоромы, что я вам сдаю?!

Это был хозяин домика, в котором жили Мария и ее родители. Девушка испуганно открыла дверь.

– А это что за бродяга? – кивнул он на старика. – Гостей принимаете, пир закатили? Отлично! Вы мне должны семь, нет, десять монет с прошлого месяца, так что я добавляю еще штраф, плюс десять за этот – итого двадцать пять монет!

– Что Вы, господин, мы должны были только пять монет и то…

– Не желаю ничего слушать! Денег нет – пошли вон! И этого бродягу с собой прихватите! – продолжал орать он, скидывая со стола тарелку с недоеденной кашей. – Я сдаю им царские хоромы, можно сказать, задаром, – он окинул взглядом темную комнатку, – а они тут пиры закатывают, приглашают всяких бродяг, а платить не желают?!

Он подошел к испуганной Марии, которая сжимала в руках шкатулочку со всеми сбережениями.

– Что у нас тут? А-а, денежки! Разбогатели на моем добром сердце! – Он вырвал у нее из рук шкатулку и жадно пересчитал монетки. – Так, пятнадцать монет, а где остальное? Разбойники, грабите меня бедного! Я их забираю и вон то рванье, – он быстро схватил своими толстыми пальцами только что оконченное Марией шитье.

– Господин, но… – заплакала бедная девушка.

– Никаких «но»! Скажите спасибо, что я сегодня добрый. В следующем месяце готовьте денежки пораньше или выметайтесь на улицу, там вам самое место!

Он ушел, громко сопя и ругаясь, не обращая внимания на слезы и слова Марии.

– За что? – рыдала девушка. – Он все забрал, а мы еще остались ему должны…

Старик подсел к девушке и положил ладонь ей на голову.

– Не плачь, Мария, – сказал он, – может и удастся что-то сделать...

– Что, дедушка? Я целый месяц шила платье, которое он забрал. Не только не смогу я услышать игру Никколо, но и, если не раздобыть денег, я и мои родители окажемся без крыши над головой! Он выкинет нас из дому!

– Ты пожалела бедного странника, отдала мне последнюю еду и не прогнала с порога. Я хочу хоть как-то отблагодарить тебя. Денег, правда, у меня нет, но кое-что я тебе все же дам.

Старик достал из своего дорожного мешка маленькую серебристую шапочку и протянул ее Марии.

– Надень ее вечером, и ты окажешься прямо в зале, где будет играть Никколо. Прости, но больше я ничем тебе помочь не могу.

Он обнял бедную девушку за плечи и, закинув на спину мешок, вышел за дверь.

– Куда ты? – вскричала Мария. – Там холодно!

Но за дверью уже никого не было.

На шум вышел отец девушки.

– Что случилось? Я слышал какой-то шум и крики. Почему ты плачешь? И где твое шитье?

Мария рассказала ему о визите хозяина домика и о том, что если в следующем месяце они не заплатят требуемую сумму, он их выгонит.

– Что же нам делать? – опечалился отец.

– А, может, – сказала мать, не глядя ей в глаза, – может, ты примешь предложение и выйдешь замуж за этого мясника, который к тебе сватался? Он богат, ты ему очень понравилась, а со временем и ты к нему привыкнешь, а, может, кто знает, и полюбишь его?

Мария была в отчаянии. Конечно, она не хотела замуж за мясника, но не оставлять же родителей на улице.

– Хорошо, – сказала она, глотая слезы, – если до вечера ничего не изменится, то я выйду за него.

– Ну, вот и умница, – обрадовалась мать. – Нечего тянуть, побегу поговорю со свахой!

И она, закутавшись в теплый платок, выскочила на улицу...

Близился вечер. Никколо надел свой лучший фрак и белоснежную рубашку с кружевным воротником. Уложил в футляр скрипку и ноты. Он очень волновался, ведь сегодня на концерте должна быть сама королева, а этот министр того и гляди подстроит какую нибудь каверзу. Он подошел к столу и взял в руки уже потертую бархатную подушечку, которую всегда брал с собой на концерт.

– Мой талисман, – сказал он, аккуратно укладывая ее рядом со скрипкой, – ты уже однажды стала вестником чуда, может и сегодня поможешь мне?

Часы гулко пробили шесть раз, пора было ехать.

Никколо сел в экипаж и, запахнувшись поплотнее, поехал на концерт, проигрывая в уме самые сложные места. Музыку, которая должна была звучать сегодня, написал он сам, вложив в нее все свое умение и свои переживания. «Только бы все прошло удачно, – думал он, – вещь сложная, ведь в ней я постарался отобразить мою жизнь, со всеми печалями и радостями, надеждами и разочарованиями…»

Вот показалось здание концертного зала.

«Так много людей еще не приходило, – изумился Никколо. – Кажется, здесь собрался весь город»!

Он почувствовал, как легкий холодок страха пробежал по спине, рука легла на теплый футляр, и тут, среди моря людей, ему вдруг почудился силуэт старого волшебника, подарившего ему в детстве скрипку. Никколо готов был поклясться, что видел его, но это было всего лишь мгновение, и сколько не вглядывался он в толпу – старика не увидел.

– Маэстро, – сказал кучер, – мы прибыли. Вас ждут!

Никколо собрался с духом и, взяв в руки скрипку, пошел, провожаемый восхищенным шепотом людей.

Его окликнул министр, окруженный слугами:

– Добрый вечер, маэстро, – начал он, слащаво улыбаясь, – рады видеть Вас! Мы все в предвкушении чуда вашего искусства. Вы готовы?

– Думаю, вполне, господин министр. – ответил Никколо, слегка склонив голову. Он был очень недоволен приторным тоном и насмешливым взглядом посланца королевы.

– У меня к Вам небольшая просьба, – продолжил тот, расплывшись в улыбке. – Ее Величество желает полюбоваться Вашей чудесной скрипкой. Надеюсь, столь незначительная просьба королевы Вас не затруднит.

Никколо был ошеломлен и возмущен, он никогда и никому не давал своего инструмента, но как откажешь самой королеве?

– Пока вы будете отдыхать с дороги, перед концертом, мы вернем Вам Ваше сокровище.

Министр даже не сомневался в том, что Никколо согласится. Он хлопнул в ладони, и двое слуг в белых перчатках осторожно забрали скрипку у остолбеневшего от унижения музыканта и, положив ее на парчовую ткань, отошли.

– Всего несколько минут, – по-прежнему улыбаясь, сказал министр, отводя в сторону глаза. – Благодарю за Вашу любезность, маэстро.

Он откланялся и, дав знак слугам следовать за ним, скрылся за поворотом коридора.

Никколо нервно мерил шагами комнату, считая секунды. Но вот раздались шаги, и в комнату вошли слуги министра, возвращая скрипку.

– Ее Величество в полном восторге – такая простенькая на вид скрипка! Безусловно, только Ваше мастерство, дорогой Маэстро, способно из простой деревяшки извлечь столь дивную музыку.

Он слегка склонил голову и вышел.

Оставшись один со своей любимой скрипкой, Никколо бережно провел по ней ладонью, погладив ее хрупкий корпус. Времени до начала концерта осталось совсем мало. Он легко поднял смычок и коснулся струн. Нежным голосом ответила скрипка на его прикосновение. Никколо взял себя в руки и, успокоившись, пошел на сцену, не заметив коварства завистливого министра, велевшего слегка подрезать три струны на волшебном инструменте…

«Все кончено»! – в отчаяньи думала Мария, когда ее нарядили в подвенечное белое платье. Ее золотые волосы уложили красивыми волнами и украсили венком из белых бумажных цветов. Она выходила замуж за богатого мясника, который, радостно потирая руки, торопил служанок.

– Не волнуйся, дорогуша, – говорил он, глядя на нее маслянистыми глазками, – мы заживем припеваючи! Я запру тебя в доме, как мое самое большое богатство. Ты будешь кушать самые вкусные блюда, и если будешь послушной, я подарю тебе карету с четверкой быстрых коней.

Слезы бежали из глаз Марии от его слов.

– Это от счастья, – говорили, улыбаясь жениху, служанки.

Девушка смотрела в окошко, на темное небо, усыпанное звездами, и шептала про себя:

– Прощайте, милые звездочки, прощай, моя воля, меня выдают замуж за человека, который упрячет меня в своей золотой клетке. Прощайте мои мечты и милый мальчик, который так чудесно играет…

Она подошла к шкафчику, где хранились ее детские талисманы, и тут ее взгляд упал на серебристую шапочку, подаренную странником. Мария задумчиво взяла ее в руки и, посмотрев на служанок, суетящихся вокруг шкатулки с драгоценностями, оставленными женихом, скинула с волос бумажный венок и надела шапочку. На секунду в глазах ее потемнело, голова закружилась, исчезла комната, а потом Мария вдруг оказалась в большом зале, залитом светом сотен свечей. Вокруг сидели красиво одетые люди, заворожено глядя на сцену, где одиноко темнела сгорбленная фигурка Никколо.

Он стоял, неуверенно сжимая тонкую шейку скрипки, черные волосы спадали на лицо, прикрывая большие испуганные глаза. Стало тихо-тихо, и только шелест дыхания зрителей чуть слышно звучал в зале.

Музыкант медленно обвел взглядом это море лиц, таких чужих и таких жадных. Ему стало страшно, он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, окруженным толпой смеющихся над ним мальчишек. Никколо сжался, сделал шаг назад и… В этот миг, он почувствовал, именно почувствовал, совсем другой взгляд. Он повернул голову и увидел те самые небесно-голубые глаза, которые искал все эти годы. Прекрасная девушка в белом платье и серебристой шапочке смотрела на него нежно и ласково, точно так, как снилось ему с той самой рождественской ночи. Под ее взглядом разжались пальцы ужаса, цепко державшие его, пропали чужие жадно-завистливые глаза, отступило море лиц, только она – его чудо, его фея была здесь, и только ей он посветил свою музыку.

Никколо, не отводя взгляда от лица Марии, положил на бархатную подушечку изящную скрипку, поднял смычок и нежно коснулся струн. Скрипка тихо отозвалась, ее мягкий голос запел о грустном детстве бедного мальчика. Первые робкие звуки полились в зал, и у людей выступили слезы. Мелодия набирала силу, звучала все сильнее и увереннее. В ней слышалось пение птиц, и запах лесной поляны наполнил зал благоуханием трав и полевых цветов, шепотом деревьев и журчанием маленького лесного ручейка. Музыка ускорила свой темп, и вот уже задул осенний ветер, гоняя по улицам желтые листья, город захлестнули потоки дождя, и тучи, кружась в своем танце, вылетели из-под пальцев маэстро, уносясь куда-то под потолок и опускаясь вниз веселыми белыми снежинками. И вдруг посреди метели, поющей и гудящей в струнах, одна из них лопнула, зазвенев, точно ей больно, и тут же скрутилась вторая, кольцом скользнув вдогонку своей сестре. Никколо остановился, недоуменно глядя на умолкшие струны, и тут в полной тишине, от которой стало просто невыносимо, лопнула третья струна, зазвенев, точно льдинка, сорвавшаяся с обледенелой крыши на серые камни мостовой.

Зал недовольно загудел. Казалось, что недовольство нарастает огромной океанской волной, готовой снести со сцены растерявшегося музыканта и его никчемную скрипку, а на самой вершине этого вала злорадно ухмылялся министр королевы.

Мария очнулась от грез, в которые унесла ее чудесная музыка. Она видела, что нарастающее недовольство готово захлестнуть ее мальчика, ее маэстро, ее любимого…

Легче птицы поднялась она на сцену и обняла сгорбленную фигуру Никколо, чтобы прикрыть его собой. Но как могла она, слабая девушка спасти его от ужаса, насмешек и позора? Ее взгляд упал на поникшую скрипку со струнами, оборванными коварством, и тут ее словно осветила догадка. Она выхватила из копны своих золотых волос три волоса и протянула их Никколо.

– Возьми, – сказала она, – и пусть моя любовь зазвучит в твоей скрипке!

Он взял из ее рук, три тонких золотых волоска, сиявших, как солнечные лучи, и они сами натянулись на месте порванных струн. Никколо выпрямил сгорбленную спину, откинул с горящих глаз прядь черных волос, поднял смычок, и навстречу стене отчуждения взвилась новая мелодия, такая, какой никто не слышал до тех пор и, наверное, больше не услышит, ведь когда смолкли звуки и музыка растаяла в воздухе, перед ошеломленными людьми оказалась пустая сцена.

Великий скрипач и его возлюбленная, прекрасная Мария исчезли. Волшебная скрипка унесла их в свою страну, где нет места фальши, зависти и злобе, а правит любовь, доброта и гармония.

Коварный министр был наказан, правда, он наказал себя сам. Увидев, что музыкант пропал, он так раскричался, что совершенно охрип. А зачем королеве безголосый министр, скажите вы мне?

Родителей Никколо и Марии, говорят, забрала карета с золотой скрипкой на дверце, которой правил старый кучер в ношенных-переношенных сандалиях, а вот куда он их увез, тут рассказывают разное, а чтобы убедиться точно, спросите своих дедушек и бабушек. Возможно, они еще помнят историю о волшебной скрипке.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Израиль»]
Дата обновления информации (Modify date): 25.03.13 17:27