Художники России

О творчестве Андрея Гросицкого

Искусство Андрея Гросицкого умное, вызывающее полярные впечатления. Ставящее сложные задачи. На его примере нужно говорить об особенностях и противоречиях русского поп-арта, существовавшего недолго, но ярко. В работах Гросицкого нет никакой конфронтации, никакого конфликта с миром. Нет той дистанции от изображаемого, которая была у всех американских поп-артистов 60-х. Здесь безусловно происходит соединение такого радикального языка с метафизикой. Привязанность к предмету у Гросицкого – это русская традиция, идущая от символизма. Андрей Гросицкий по сути ставит вопрос, что делать с вещью в философском, метафизическом смысле. Это в определенной степени разрешение того наваждения, которое терзало искусство всего XX века.

Марина Бессонова,
ГМИИ им. Пушкина

Андрей Гросицкий – самый яркий представитель в русском искусстве нынешнего времени той линии, которая в середине 1920-х годов получила название «новой вещественности» или «магического реализма». У Андрея Гросицкого воплотилось то, что действительно было самым ценным в «новой вещественности», образ, который несет в себе смысл не только конкретного изображения, но и всего мира. В действительности такая живопись является подлинной абстракцией в парадигмальном концептуальном смысле слова.

Работы Андрея Гросицкого – лики вещей. Это именно одухотворенное явление вещи, той вещи, за которой на самом деле находится глубинная метафизика, которую по сути может выразить только фигуративное искусство и только искусство пластическое.

Никита Махов,
Государственная Третьяковская галерея, 1998 г.

Жизнь вещей, оказавшихся на полпути между магазинной полкой и свалкой – старых колёс, чайников, утюгов, игрушек – самых разнообразных и случайных, не поддающихся никаким классификациям, для Андрея Гросицкого стала ведущей темой его творчества, соединив его художественные и нравственные задачи.

Он возвратил слову «вещь» его первоначальный смысл: «сказанное», «весть», открыл голос, звучащий в глубине предмета. И именно потому, что предметный мир Гросицкого не «натура морта» – мёртвая природа, а нечто живое, он как бы утрачивает свою обыденность, обретая порой фантастическую неузнаваемость созданий, живущих на грани предмета и идеальной сущности. Вот обычная занавеска («Занавеска», 1981 г.), скрывающая самые заурядные вещи, случайно оказавшиеся за ней: поднос, болт и что-то совсем неприметное и уже неразличимое. Пышные складки занавески придают ей вид манящий и таинственный. Она одновременно скрывает и привлекает. Она действительно обретает свой смысл занавески, «занавешивающей» от нас, прячущей от нас и от этого в своей отчётливой видимости становящейся магической и загадочной.

В одной из лучших своих композиций, можно сказать, программной, «Предметы и небо» (1981 г.), художник предлагает нам взглянуть на предметы как бы с точки зрения их абсолютной ценности перед абсолютом неба, как на живую часть Вселенной. Все эти уставшие от работы вещи: шляпа, кувшин, портфель, свечка, скрипка, телефон – больше не нуждаются в своей функциональности. Они освещены особым сиянием вечности, они сохранились в нашей памяти навсегда, в них открывается новое измерение – экзистенциальная глубина. Вещь здесь не используется как предмет и не истолковывается как знак, она значит то, что она есть, что она существует и останется такой в сознании человека.

Андрей Гросицкий видит в своем творчестве особую миссию: спасение вещей от забвения.

И здесь невольно возникает вопрос, задаваемый человеком в самые критические минуты жизни и истории. Может ли уцелеть мир, если хоть одну его песчинку, хоть один предмет, его составляющий, посчитать ненужным и необязательным для его устройства? Творчество А.Гросицкого оправдывает существование мира в самых его непритязательных и банальных проявлениях, создающих именно своей простотой и незащищённостью его единство и целостность. Предмет А.Гросицкого всегда автономен и полон энергии. Поэтому он превращается в живой персонаж театра художника. Самодостаточный, он держится на внутренней энергии, подобно стулу или башмакам Ван Гога.

Становление искусства А.Гросицкого совпадает с периодом торжества новой вещественности и поп-арта в западной культуре. Очевидно, это не случайно. Именно в эти годы в человечестве родилось глубокое э кологическое чувство, обращенное не только к природе, но и к вещам, окружающим его. Впервые в истории искусства не вещи, пережившие человека, рассказывали о нём, а сам человек рассказывал о пережитых вещах, недолговечных и хрупких. Но предмет в пластике А.Гросицкого значительно отличается от своего западного собрата. Он не стал предметом массовой культуры, отчуждённым от человеческой личности и обладающим блеском дистиллированного бытия рекламы и магазинной полки как в художественных системах Энди Уорхола и Роя Лихтенштейна. Это предметы, находящиеся на противоположном полюсе бытия – на свалке, на краю своей гибели, но спасённые художником из забвения и обнаружившие свой смысл в нашей памяти. Выброшенные из жизни, они вдруг неожиданно стали остро необходимы нам. Мы «генетически» оказались связаны с этими целлулоидными пупсами и медными подсвечниками, лампами и керосинками, чайниками и кастрюлями. Мы ощутили, что пространство нашего сознания, как узелками, скрепляется этими ненужными вещами, и, утратив их в своей памяти, мы навсегда покинем дом, где мы обитаем.

Предметы Андрея Гросицкого карнавальны, они способны притворяться, но они утверждают незыблемое, они двойственны, порой ирреальны, но они всегда обращены к человеку. Именно предмет, так часто пренебрегаемый человеком, как ни странно, сегодня способен задать вопрос: «Кто мы такие, откуда мы пришли и куда мы идём?»

В.Пацюков.
Член правления Международного фонда К.Малевича,
член Совета Министерства культуры России

[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «ART»]
Дата обновления информации (Modify date): 09.01.13 20:27