Поэзия Австралии

Всеволод Власкин

Стихи

From Newtown to Alexandria

Вечной ярмарки горелый аромат,
Пирожковые, книжные, пивные,
На обочинах – узники совести
И на столбе троцкистский плакат –
Все покидаю
И еду из Новгорода в Александрию.

И можно поверить, что не были
И не будут более
Полыхать библиотеки, Так вокруг все полого,
Так глубоко,
Отступив шаг назад
За палисадники,
Молчат дома полые,
Полные полуисполненного.

А я все
Еду-еду –
Следа нету,
Режу-режу –
Крови нету.
Езжу.
Втуне?
Где же
Свет мой?

Восточный,
Неточный,
Совсем не знающий
Ничего немецкого:
Детская. Лепет.

Полутьма.
Александрия
Сводит с ума.

И голландец, едва знакомый
(у его локтя индонезийская куколка)
Говорит мне: «Двадцать девять лет, как
Я уехал из дома
Из-за плохой погоды».

Полутень

Полутень говорила Тени...

Чжуан-цзы

Полутень говорила Тени:
Мне б твоих денег,
Мне б по углам –
Твоих механических кукол,
Твой город ночной через черный
разлив,

Библиотеку пылающих букв,
Остывающих утром –

Утром, когда
Ростры – остовы прибытий,
Расписания
Опозданий к беседам
Составлены,
И ясен твой путь
Сквозь день,

День, когда
Вечный полудень,
Беспрерывный сентябрь
Ветром умеренным,
Метром уверенным
Сносит нас в дрейф,
Оставляя тебя за основу,

Моих мимолетных трудов,
Моего полусна на жаре
И несчастья ночного.

Океан

Океан сделан из двух влаг:
воды и тоски,
поэтому он непригоден
ни для чего:
ни для чернил,
ни для разведения огня;
в него бесполезны
прямые попадания снарядов,
и ни один скворец не вил там гнезд.

О нем есть сны и фильмы.
Когда он спит, он теплый, как кошка.
Он хочет сесть, но не может.
Его волнует все.

И хоть ты тесто раскатай на кухне,
хоть размести глаза горизонтально,
хоть попрощайся,
чтобы почувствовать разлуку,
хоть включи секретный
на телевиденье канал –
нигде не будет океана.

* * *
Жучка: Меня Циолковский
в небо запустил,
где я вращаюсь
как часть созвездий
и светил,
как надзиратель
земляных насыпей
в океанах
с их автоматической рябью,
играющей в моем глазу,
гладком и карем,
как капля камфарного масла.
Я пишу: «Здесь всего не хватает:
соли, крупы,
ремесла
не пустили отростков,
а семьи – корней».
И, когда мне видно,
как внизу подо мной
к островам
приближается потоп
или просто сильный ветер,
я машу им рукой
и кричу им беззвучным ртом
так, что пересыхает нёбо,
и плачу потом,
и мои слезы
не годятся даже на дождь.

* * *
временный глобус,
рассылка стихов
по разным карманам

бывает, карманник,
пока отвлечешься,
подсунет поэму, в которой

временный глобус
насмерть пронзен
осью, осенью
в пятнышках ржавчины

он хочет, хрипя,
повалиться набок,
иссякнуть, истечь,

как истекает
хранения срок
или номада прямая и краткая речь.

и подведенный помадой тропический
чувственный рот
пухлый, упругий язык
не знает

коловращения слов,
воронки времен,
ворон,

кружащих над пашней, над почвой
холодной,
в круглый впечатавшей бок
материк, сырой и безвидный,

безвинный еще,
без войны,
без печатных изданий
и без имен.

* * *
о, эти старые люди,
вздыхающие перед сном,
все ждут, когда перед ними раскроют
грамматику города*,
прописи его вертикалей,
корень его, ушедший
вглубь на сто километров,
на триста веков,
как крюк,
держащий картину,
холст,
где сто миллионов
тонн цемента, песка, и огней,
где сто миллионов
старых людей, отходящих ко сну,
выключающих свет,
приглушающих звук,
прислушиваясь
к веренице слогов городских,
неровной, как кран,
неплотно закрытый на кухне,
и пухлые ангелы
слетают к ним с книгой,
а в ней
слога и слога,
стога и стога,
снега и снега.

* его изъяснительное наклоненье к реке,
его времена (тогда, сейчас и потом),
и роды (трудны и, возможно, кровавы),
и виды (с высот и мостов),
и части речи (и полную речь)

[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Австралия»]
Дата обновления информации (Modify date): 24.05.12 17:09