Проза
Его последний день
(Рассказ)
И опять он вынужден примерять чужой костюм, опять его вводят в спектакль, требуя стопроцентной отдачи. И опять гримерши стоят наготове, а он чувствует себя дурачком под прицелом их кисточек и пуховок.
«Ну, что ж ты дуешься, партнерша?» – готов спрыгнуть с губ вопрос, но он, как всегда, смахивает его, сгоняя и натянутую улыбку. И, сделав серьезную мину, спрашивает: «Как вы себя чувствуете, Леночка?»
«Опять нам с вами вместе выпутываться. Я уж постараюсь не подвести», – вот и проговорил он дежурные слова, сейчас последует леночкина реплика.
И Леночка вынужденно вежливо отвечает: «Ничего-ничего, Сергей Петрович. С Божьей помощью».
А потом, отыграв, он едет домой на трамвае, он давно уже выбрал такой маршрут – десять минут пешком от театра до остановки и полчаса трамваем и еще чуть-чуть пешочком, ну, метров пятьсот.
Трамвай, даже с оскорбляющими его, москвича, турникетами, остался его любимым средством передвижения.
Покачиваясь в полупустом вагоне, он привычно иронизирует над собой: «Ну, что, дяденька? Петуха вроде не дал или дал и не заметил».
Давно, уже давно жизнь стала казаться ему набором деталей. Некоторые из них достойны пристального внимания.
В свое время походы в музеи он называл «охотой за деталью». В залах он подолгу любовался резьбой ножки кресла, цветочным орнаментом рамы зеркала, завитками лепнины, потом некоторое время ходил напоенный красотой.
Голос его тогда был чист и свеж. Театр тогда часто гастролировал, он часто бывал в Европе, возвращался полным впечатлений. Конечно, тогда он был молод... И этим все сказано.
Сейчас же...
Дома ждет, нет, конечно же, не ждет, а просто находится его взрослая замужняя дочь, в данный момент переживающая кризис среднего возраста. Дочь заняла комнату давно покинувшей дом жены.
Он шел и представлял, как, выпив крепкого чаю, он усядется склеивать разбитую чашку.
Дочь, переехав к нему три недели назад, задала два вопроса – «что это у тебя выставлена битая посуда?» «и почему это по всей кухне разбросаны листочки со словами в столбик?»
Да, он выставил на видное место, чтобы были под рукой, закусочную тарелку, две чашки с блюдцами и сотейник, все они бились, выскальзывая из рук разных людей в разное время.
Он же подбирал осколки и запихивал вглубь шкафов, с глаз подальше, выкинуть почему-то рука не поднималась.
И вот – причуда клеить битую посуду.
А слова? Ну что же, играет, выдумывает длиннющие, чтобы поинтереснее было, ну, к примеру, «гиппопотамусовка» и ну их расщелкивать, дробить на короткие, но не менее четырех букв. Совок, поток... Сама же в детстве играла... А он теперь иногда просиживает ночи напролет, это потому что он один.
Жизнь приняла такую законченную форму примерно год назад, когда он понял, что жена не вернется. Да, она осела в Вене подле своего друга – психоаналитика, а ему только пишет время от времени и звонит. У нее там все прекрасно!
Теперь же в доме дочь... Пока еще ему удается сохранять свой ритм, но уже лишние детали усложняют рисунок... Избыточность – враг гармонии. Туфельки, сумки, плащ на вешалке, шампунь и духи... Ну зачем ему сейчас это? Впрочем, запах духов ему нравится – чем-то подобным благоухала когда-то юбочка его давней партнерши.
Он подходит к дому в неплохом расположении духа, но уже в лифте у него вдруг начинается резкая боль в паху, и сразу его охватывает сильная тревога.
И вот – дверь не заперта, в коридоре валяются сумка и мужской шарф, в ванной хлещет вода, а в дальней комнате, той, где поселилась дочь, бешено пульсирует чужая страсть.
Он присел, не раздеваясь, возле стола на кухне, достал блокнот и написал слово «похотливопакость» и начал игру: «сопли», «оливка»...
Из комнаты выбежала с перекошенным кроваво-красным ртом (ох, как ей не идет яркая помада) и темными кругами под глазами дочь и пробежала в ванну.
Он встал, вышел в коридор, поднял чужой шарф, отодвинул ногой с дороги сумку, запер дверь. Разделся, аккуратно встряхнул плащ, звякнули в кармане ключи. Боль в паху притихла, но не ушла совсем, тревога тоже. Что же еще? Кажется, все уже произошло. И что, собственно, произошло? Дочь с кем-то там переспала...
Он вернулся на кухню, написал еще несколько слов «топливо», «сотка», покрутил в руках осколок чашки – волнистая линия, сиреневый завиток. Всего лишь фрагмент... Достижимо ли целое?
Дочь вышла умытая, в халате, вода перестала шуметь. В квартире тишина.
Она взяла сигареты, села напротив. – «Прости. Накатило».
«Это, конечно, не муж?» – только и спросил он.
«Конечно, нет. Он сейчас уйдет».
«Хорошо. Я выйду, пройдусь».
Она кивнула.
Он хотел надеть плащ, но передумал, накинул старую куртку.
«Сергей Петрович, – окликнул его припозднившийся сосед, – мое почтение. Перед сном решили прогуляться?»
«Да, подышать хочется...»
Он шел по дорожке между домами и бормотал что-то и успокаивал себя. Ничего же не произошло, абсолютно ничего, все же по-прежнему. Успокаивал, но понимал, что хрупкая конструкция из изящных деталек рухнула. Возможно, это было предопределено. Театр позади, любовь позади... Все позади.
Он шел и шел, уже не замечая ни домов, ни гаражей, ни детских площадок. Боль, разрастаясь, охватила все его существо. Он уходил, не зная, что возле дома мечется его дочь, что ее любовник уже предложил свои услуги и готов бежать в милицию и что через какое-то время его обязательно найдут.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Литература»]
Дата обновления информации (Modify date): 07.01.2012 17:33