О творчестве Зелия Смехова*
Искусство в жизни Зелия Смехова – не просто профессия, род занятий образ жизни; искусство для него – судьба, порой суровая, неотвратимая! единственно возможный способ существования. Выбор жизненного пути состоялся без колебаний. Отец был в свое время известным графиком–иллюстратором. По словам Зелия, «с детства я наблюдал за работой отца – он работал дома, – наверное, поэтому рисование всегда казалось мне чем-то простым и естественным».
С ранних лет и всю жизнь Зелий Смехов живет в атмосфере, до предела насыщенной художественными впечатлениями и переживаниями. В отчем доме, в постоянном общении с друзьями, коллегами, учителями Зелий впитывал самый дух общей, профессиональной и этической, нравственной культуры; возникали вечные вопросы о природе творчества, предназначении художника, духовности как непременной составляющей жизни в искусстве. (Много позднее, в стремлении найти ответы З.Смехов напишет портреты Льва Толстого и Соломона Михоэлса.)
Столь же естественными и закономерными представляются ступени творческой биографии З.Смехова: средняя художественная школа, Московский художественный институт им. В.Сурикова по мастерской Е.А.Кибрика на графическом факультете и как продолжение – творческая мастерская графики при Академии художеств. «Мой отец, – рассказывает художник, – художественная школа и институт Сурикова учили меня внимательно всматриваться в натуру, обучали рисунку, подводя к овладению приемами классического рисования и классической живописи. Большое влияние на меня оказало искусство Ренессанса, в частности, искусство немецкого Возрождения. Это дало мне возможность более свободно распоряжаться приемами реалистического искусства. На таком фундаменте я уже мог строить свое творчество. Владение академическим рисунком позволяло освободить фантазию». На скрещении разнонаправленных, но равно мощных и созидательных энергетических потоков, на прочном и надежном фундаменте профессионального мастерства и возводилось здание искусства Зелия Смехова.
Московский художественный быт протекал в привычном, устоявшемся русле. Собственно творческую работу «для себя», «для души», как бы обрамляли членство в Союзе художников, повседневная работа в Студии детских диафильмов («Это было хорошей школой рисования «не с натуры», – вспоминает Зелий), в комбинатах графического и декоративного искусства, участие в праздничном оформлении Москвы к различным торжествам. Соответственно было множество серьезных и престижных выставок в России и за ее пределами. Примерно такими же путями шли многие сверстники и коллеги, но вот результаты всегда были очень разными. Каждый крупный художник – это неповторимая творческая индивидуальность. Уже тогда Зелий Смехов выделялся широтой и многогранностью своих знаний, интересов, творческих возможностей: «В своей профессиональной деятельности я старался не о граничивать себя рамками одной техники или жанра. Занимался живописью, станковой графикой, работал в технике офорта, линогравюры, литографии».
Три десятилетия жизни и работы в российском искусстве не прошли даром. Накапливался бесценный творческий и жизненный опыт, который не заменят никакие наставления и ухищрения. В творческих процессах, сложных и неоднозначных, с подъемами и уклонами, неожиданными поворотами, в раздумьях и сомнениях, надеждах, разочарованиях и свершениях проявлялся очень непростой творческий характер художника. Так складывались его принципы, пристрастия, жизненные и творческие убеждения и позиции. Иными словами, Зелий Смехов сформировался как личность и как художник. Работал много и увлеченно. Но творческий потенциал художника в полной мере реализовался, главным образом, в последнее десятилетие, после репатриации в 1991 году в Израиль.
Впрочем, если можно так выразиться, Израиль начался в Москве. Россия буквально ввинчивалась в полосу глубокого и затяжного кризиса, духовного политического, экономического. «Союз нерушимый» разваливался на глазах. На смену диктатуре пришел беспредел преступности и коррупции, атрофия старой власти и беспомощность новой, растерянность творческой интеллигенции.
Впечатлительный, ранимый, Зелий Смехов реагирует на происходящее вокруг остро, болезненно, с присущей ему деятельной, нервической реакцией на окружающее. Порой бывало невмоготу, и единственным выходом из спирали жесточайших стрессов оставалось творчество, сублимация в линиях и пластике переполнявших художника образов, мыслей, переживаний. Традиционные жанры, сюжеты, творческие манеры оказывались несостоятельными, и Зелий создает свой «Апокалипсис» – эпическое по размаху, страстное и яростное по эмоциональному накалу повествование о конце и перерождении света. В крушении гуманистических идеалов художник видит реальную угрозу человеку и человечности. Долголетие большевистской диктатуры, всеохватная лживость господствующей идеологии обеспечивали массовое оглупление обывателей, насильственное искоренение индивидуального, личностного самосознания и критического мышления. «Апокалипсис», созданный Зелием Смеховым еще в Москве и показанный впервые на персональной выставке в Иерусалиме, буквально ошеломляет. Прямо на зрителей и от нас, в неведомую даль и из нее, вверх, в поднебесье и вниз, в бездну, яростно, неудержимо, в каком-то помрачении мчатся дикие, не знающие узды кони, оскалившиеся, с пустыми черными глазницами всадники – безумные смельчаки, зомби или роботы из иных миров. В какой-то момент этот неудержимый бег оказывается иллюзией, кошмаром воспаленного воображения: от движения остаются только стремительные силуэты скачущих коней, а сами они оказываются нанизанными на каких-то столбах.
В глазах художников лошади во все времена служили олицетворением свободы, природной красоты и изящества, разумной силы, гармоничного сосуществования человека и животного. Можно вспомнить Жерико, Дега, для которых балерина и лошадь – эталон безупречной красоты, но это только хрестоматийные примеры. В данном случае более уместна другая аналогия – хорошо известная гравюра Альбрехта Дюрера «Четыре всадника апокалипcиcа». Тем более уместная, что и сам З.Смехов подтверждал свою увлеченность мастерами немецкого Возрождения. Параллель преобразуется в скрещение исторического фона и сюжетно-мифологических ситуаций, если вспомнить, что А.Дюрер и его современники были очевидцами апокалиптических настроений, охвативших Европу на рубеже XV и XVI столетий. Преодолевая однозначное правдоподобие, ограниченность натурного видения, З.Смехов овладевал усложненным до предела языком пластических метафор, опосредованных ассоциаций и иносказаний, сюрреалистических мистерий и гипербол.
Жизнь и творчество многих художников нередко исполнены иррациональных парадоксов. В биографии Зелия Смехова один из них выступает в том, что трагическое мироощущение, определившее характер и тональность его «Апокалипсиса», не исчезает с обретением новой родины, расколотой терроризмом, терзаемой внешними и внутренними конфликтами и противоречиями. Только сместился и обострился угол художнического зрения Зелия Смехова, присущий ему как человеку и художнику редкий и тем более ценимый дар сострадания, способность чувствовать и переживать страдания других как свои собственные. Современную ситуацию в Израиле и на Ближнем Востоке, трудные судьбы соотечественников Зелий Смехов оспринимает через призму драматической конфронтации жизни и смерти, добра и зла, любви и ненависти. Его живописные циклы «Шуты и маски», «Танцы» и другие – это глубокие по образной мысли трагифарсы, в которых игровое начало причудливо, но органично соединено с драматическим мировидением.
В Израиле Зелий Смехов продолжает тему Апокалипсиса, но первоначальный замысел претерпевает существенную трансформацию. На смену «лошадям» приходят «овцы и бараны», и это обстоятельство порождает некоторые ассоциации и соображения. Одно из них – реминисценция темы Великого Исхода, и воспоминание о ней художник преображает в соответствии с принятыми «правилами игры». Другая ассоциация – природа тоталитарных режимов, будь то Запад или Восток, долголетие которых обеспечивалось «молчаливым большинством», покорностью верноподданных. Зомбированные пропагандой обыватели сбивались в стада полностью унифицированных умственно и духовно стерилизованных особей во главе с бараном, предводителем и вождем. Инертная человеческая масса превращалась в некую странную субстанцию, напоминающую фактуру мозга. Масса eе огромна, но из всех безграничных возможностей божественного разума ей осталась лишь функция бездумного подчинения всевластному конформизму. Бараны, бараны... – тупые, сытые, иногда со злобным оскалом, чаще равнодушные, а главное, послушные. Иносказание прочитывается без ocoбoго труда, и напоминает оно саркастические аллегории Джонатана Свифта. Все это могло бы обернуться беспросветным отчаянием, если бы не та, свойственная евреям ирония, низводящая исторические и философские постулаты на уровень интеллектуальной игры или мистификации. На помощь художнику приходит Станислав Ежи Лец, блистательные афоризмы, парадоксы которого вводят в художественное пространство ceпии спасительное чувство юмора. Непреложно однозначные «да» и «нет» оказываются лукавым «как будто», а дальнейшая трансформация понятия зависит от фантазии зрителя. Закодированные метафоры и острый гротеск, сюр на грани абсурда и беспощадная точность художнического зрения, сарказм и ирония – все это составляет саму образную ткань ceпий. Остроумные пародии перемежаются жутковатыми пророчествами, чудовищные мистификации – изощренными иносказаниями. Апокалиптические сюжеты Зелия Смехова можно при желании перевести в литературные описания, но при этом неизбежны очень существенные, невосполнимые утраты. Осознавая ограниченные возможности слова, отсылаем читателя-зрителя исключительно к созерцанию и осмыслению живописи и графики Зелия Смехова.
Создание «Апокалипсиса» и его зрительский прием на состоявшихся в 1990-х годах в Иерусалиме персональных выставках Зелия Смехова означали больше, чем очередной творческий успех. Уверенно и целеустремленно художник входит в живой, пульсирующий контекст современного искусства Израиля, обустраивает в нем лишь ему принадлежащую творческую нишу. Помимо уже обозначенных мировоззренческих и собственно творческих аспектов Зелия Смехова, по его словам, привлекает «само столкновение ренессансного восприятия человека с его технократическим бытием в современном мире». В этом противостоянии возникают лирические интонации, отчетливо услышанные и выраженные в серии мастерски исполненных гравюр на металле к уникальному библиофильскому изданию «Песни Песней Соломона» (1999 г., издательство «Бет Альфа», Нью-Йорк). В художественную культуру и искусство Израиля Зелий Смехов входил без суеты и рекламы, но профессионально и ответственно, с присущей ему основательностью. Он внимательно и серьезно изучает историю древнего и современного Израиля, его природу и поселения, культуру духовную и материальную, нравы и обычаи, одежду, предметы быта и ритуального обихода. Оснащенный такого рода эрудицией, З.Смехов оказался востребованным. Он плодотворно сотрудничает с Институтом Храма, оформляет залы музея, выполняет большое число работ по истории Первого и Второго Храма как для музея, так и для печатных изданий Института Храма. В это время художник реализует свой талант иллюстратора и книжного графика – украшает своими рисунками молитвенники, труды по истории Храма, книги для детей по еврейской истории, увидевшую свет в Нью-Йорке Тору для детей. Стоявшая перед художником двуединая задача – сохранить и передать величие священных текстов и творческое, образное соответствие их – без какого-либо упрощения – детскому восприятию была решена на полноценном художественном уровне. И тут же – в противовес и в унисон одновременно, – цикл изысканно утонченных иллюстраций к поэзии Катулла. Раздвигая стены творческой мастерской, Зелий Смехов впускает в свой мир воздух, настоянный на травах библейских холмов, извечных тайнах священных камней Иерусалима, неповторимом очаровании старинных улочек. Исполненные с неизбывной любовью и нежностью, во всеоружии профессионального мастерства, иерусалимские пейзажи стали достойным вкладом художника в изобразительную летопись Вечного города. В этой сфере Зелий Смехов изначально придерживается унаследованной от классики традиционности, оставляя для другого случая экспрессивную деформацию натуры или мистические метаморфозы.
В безмерном пространстве современного постмодернистского плюрализма, в эпоху девальвации многих духовных ценностей и эстетических критериев, на переломе тысячелетий реальный вес в искусстве имеют не «представители» тех или иных направлений, но прежде всего яркие, крупные личности, самоценные и самодостаточные, соединившие профессиональное мастерство с оригинальностью образной мысли. Мерой их масштаба может служить исключительно индивидуальность таланта. К таким художникам относится Зелий Смехов.
Выставки
1965 – Всесоюзная художественная выставка. Москва.
1965 – выставка дипломных работ выпускников художественных ВУЗов СССР. Москва.
1967 – Первая московская молодежная выставка. Москва.
1968 – Всесоюзная выставка «50 лет СССР». Москва.
1969 – Всесоюзная выставка «50 лет ВЛКСМ». Москва.
1973 – групповая выставка Союза художников РСФСР. Москва.
1975 – Всесоюзная выставка графики. Москва.
1976 – Весенняя выставка московских художников. Москва.
1979 – Всесоюзная выставка плаката. Москва.
1980 – Международная выставка плаката «Олимпиада 80». Москва.
1983 – Всесоюзная выставка книги и плаката. Москва.
1987 – групповая выставка Академии Художеств СССР. Москва.
1991 – Зональная выставка Союза художников РСФСР. Москва.
1991 – персональная выставка. Дом Сионистской конфедерации. Иерусалим.
1992 – групповая выставка. Эйн-Карем. Иерусалим.
1992 – персональная выставка. ИМКА. Иерусалим.
1992 – выставка новых членов Иерусалимского Союза художников. Иерусалим.
1992 – выставка работ новых репатриантов. Тель-Авив.
1992 – персональная выставка. Дом Сионистской конфедерации. Иерусалим.
1993 – групповая выставка. Банк «Дисконт». Иерусалим.
1993 – групповая выставка. Банк «Леуми». Тель-Авив.
1994 – персональная выставка. ИМКА. Иерусалим.
1995 – персональная выставка. Галерея «Хабустан». Иерусалим.
1999 – групповая выставка «Конец тысячелетия. Разноголосица». Иерусалим.
1999 – Осенняя выставка иерусалимских художников. Иерусалим.
2000 – групповая выставка «Конец тысячелетия. Разноголосица». Иерусалим.
2003 – групповая выставка «300-летие Санкт-Петербурга». Хайфа.
2003 – групповая выставка автопортретов «Золотая кисть». Пардес-Хана.
Портрет Марка. Картон, карандаш, тушь, 31х28
Портрет Виктора Каневского. Бум., акварель, 40х30
Борьба. Бум., карандаш, 26х30
Сон. Бум., тушь, 46х34
Суламифь. 2006. Бум., карандаш, 30х23
Фантазия на тему Древнего Рима. Бум., тушь, карандаш, 30х42
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Израиль]
Дата обновления информации (Modify date): 09.12.10 16:43