«ВОЛНЫ КИНЕРЕТА» – «ГАЛЕЙ КИНЕРЕТ»
(10 лет литературному объединению в Тверии)
Любовь Знаковская, Светлана Морозова, Светлана Игошина, Галина Азбель, Генрих Балахнин, Игорь Бунчис, Владимир Горенштейн, Вадим Статут – вот изначальный костяк литературной группы, для которой Владимир Горенштейн придумал очень подходящее название – «Волны Кинерета». Тем более, что Кинерет – рядом, в любую погоду озеро, или как его еще называют в Израиле четвертое море, всегда источник вдохновения.
Постепенно к ним стали присоединяться единомышленники, люди пишущие. Врачи, педагоги, инженеры, музыканты и художники, приехавшие из разных уголков бывшего СССР, обосновались в Тверии, некогда названной в честь императора Тиберия, в этом уютном городе в горах у озера – может, самого знаменитого озера в мире – и полюбили эту удивительную землю. Город, на протяжении своей истории трижды разрушенный тяжелейшими землетрясениями и трижды восставший из руин, основанный в 1-м веке римским угодником Иродом Антипой и являвшийся центром еврейской религиозной мысли и книжности, – он покорил своей гармонией творческие натуры, и теперь они пишут о нем в стихах и в прозе, вдохновляясь и его историей, и нынешней красотой.
«…За окном – бархатно – черная южная ночь, чей роскошный наряд украшен по низу сверкающими бусинками фонарей. А ближе к берегу подмигивают голубыми квадратиками окон дома-новостройки. И катятся – шуршат между ними по вьющемуся серпантину дороги игрушечные авто. Но там, в черноте, угадывается величавое ночное озеро, увитое золотыми цепочками береговых огней.» Это пейзаж ночной Тверии, исполненный Любовью Знаковской. И большая часть публикуемых ниже произведений связана с Кинеретом, с Тивериадским краем, который все живущие здесь хотят видеть мирным, что, конечно же, зависит от того, как решится судьба Голан.
«Литераторы собираются в Бейт Оле – в Доме репатрианта, здесь проходят их встречи, на которых они читают свои произведения, обсуждают их, спорят и учатся «слышать и слушать поэтическое слово». От прежней жизни, пожалуй, действительно, осталось только слово – на том языке, который, как инструмент, вывезенный с бывшей родины, все еще звучит, подвластный исполнителю.»
Любовь Знаковская
Наши горы
На террасе свежо.
Чуть скрипят за оградою корни,
И открыта глазам
Панорама Голанских высот –
Друг за другом, отарой,
Они выползают покорно,
И невидимый кто-то
Их денно и нощно пасет.
Вот пришли к водопою,
Забывши усталость и раны –
То ли стадо овец,
То ли все-таки горный хребет…
Это наша земля!
Так вернемся же к нашим баранам:
Чтобы не разлучаться
Свое сохраним при себе!..
Рядом с ними покой…
Только утро побудкой бравурной
Их разбудит.
Пускай себе мирно поспят.
И дымится Хермон,
Будто сопка с японской гравюры,
И уютно свернулся на скалах
Калачиком Цфат…
Живопись
Серое – печаль,
Алое – это тревога,
Желтое – это дорога,
Степь, уходящая вдаль.
Синее – это строка,
Тройка на русском морозе.
Белое – ветка березы,
В кружеве тонком рука.
Гривы коней голубых,
Черный зрачок лошадиный,
Треск оторвавшейся льдины,
Дальнего зарева вспых.
Древний магический знак
В клюве оранжевой птицы.
… Жизнь продолжает мне сниться,
Надо проснуться – но как?
Купающиеся солдаты
(Фотография Левона Осепяна)
Кинерет. Лодки
(Фотография Левона Осепяна)
Паулина Чечельницкая
* * *
Мне кажется Кинерет
Дивной чашей,
Всю синь небес
До дна в себя вобравшей.
А небо – это просто отраженье
Воды, обманчиво ласкающей песок.
И вдруг меняющей и цвет и настроенье –
Как нежной кистью сделанный мазок.
Сергей Корабликов-Коварский
За надеждой
Кинерет, ты стал мне второю судьбой
В извилистом долгом пути!
Как юноша, я очарован тобой,
Твоих каменистых высот ворожбой, –
Прости меня, Нерис, прости!
Здесь птиц перелетных зимою не счесть –
Ты их прерываешь полет.
Волшебная сила в судьбе твоей есть,
И все пилигримы считают за честь
Вступить в изумруд твоих вод.
Я, в трудном пути потерявший мечту,
К тебе за надеждой пришел…
Безбожник, я проповедь гор твоих чту.
Но скрыты тропинки на ту высоту,
И я их еще не нашел.
И вновь под прицелом…
Был короток час заревого затишья,
Сменившего небо в крови,
Хватившего только на четверостишья
Кинерету, зорям, любви!
И снова – сердца леденящие взрывы,
И вновь под прицелом дворы!
И месть, что стирает в безумном порыве
Улыбки, надежды… миры!
Владимир Горенштейн
* * *
Не озеро, а нотная тетрадь,
Но может ли хоть кто-нибудь сыграть
По нотам перелетного альбома?
Играет ветер. Только сидя дома,
Дождя – органа звуков – не услышишь.
Так разыгрались жалюзи и крыши.
Загула ксилофонов не уймешь.
Чего ж ты ждешь?
Кинерет. Вид на Голаны. Оттуда сейчас не стреляют.
(Фотография Левона Осепяна)
Историческая Тверия
(Фотография Левона Осепяна)
Как из этого сделать папирус?
(Фотография Левона Осепяна)
Течет река Иордан
(Фотография Левона Осепяна)
Литераторы Тверии читают свои произведения и слушают советы и критику товарищей по цеху
Паулина Чечельницкая и Анатолий Зусман
(Фотография Левона Осепяна)
Борис Цейтлин
(Фотография Левона Осепяна)
Любовь Знаковская
(Фотография Левона Осепяна)
Сергей Корабликов-Коварский
(Фотография Левона Осепяна)
Владимир Бердичевский
(Фотография Левона Осепяна)
Дмитрий Вайс
Мэм*
Её черты –
стремительны
и нежны.
Да только вот,
пойди
найди ответ,
возможно ль это,
чтобы так небрежно
соединять в себе
и тьму
и свет.
*название буквы еврейского алфавита.
Галина Азбель
* * *
«История» – простое слово,
Но повторите его снова,
Еще разочек повторите
И чудных звуков смысл поймите.
В них… код Вселенной… и закон –
«Из Торы я и ты, и он!»
Лариса Шиллер
К пятисотлетию Донны Грации
(1510–2010)
Двойной портрет: поэтесса и ее героиня
(Фотография Левона Осепяна)
Взгляните – в профиль Донна
Таинственно мерцает на монете.
О ней романов, монографий тонны
В шкафах пылятся целых пять столетий.
Какая женщина! Поступки и деянья,
Вдовство и одиночества закланье –
Удел красивых и достойных жен.
Богатый муж ее был старостью сражен,
Сестрица Малка, ревностью объята,
Доносит на нее, что Донна так богата,
Что у еврейки тайные делишки,
А у племянника любовные интрижки:
Йосеф красив
Замечу: здесь курсив;
Там, в Португалии, он золотом платил, чтоб не страдать.
А посему и дочь, и мать
В Венецию сбежали в одночасье,
Презрев католиков и тайное причастье,
В делах коммерции немного преуспеть,
Да тамошних сеньоров присмотреть...
Племянник же остался в Лиссабоне
(Максимилиана друг) и узаконил
Отъезд (иль бегство – как хотите).
Потом на Кипре (или Крите?..)
Селиму продал свой портвейн,
Отправил Фугеру на Рейн
Заём. И щедро, без обмана
Слугой (теперь уж Сулеймана),
Все тем же золотом платил.
Вдова Мендес (зовут по мужу)
Презрела свет (чего уж хуже!)
Благодеянье – крик души!
Кто мерил жалкие гроши –
Любили Донну за участье,
И за Танах, и за корабль в ненастье,
Что увозил их к дальним берегам, –
Что не оставила заботой там.
В Стамбуле ночи коротала,
Дум передумала немало.
Добилась нового фирмана
Из рук султана Сулеймана,
Желая Тверию купить.
Решила: будет город-сказка!
Пашу далекого Дамаска
Уговорила подсобить;
Деревья тащат – город шелка...
Но вышло очень мало толку:
Стена, деревья, корабли...
Какой-то Бен-Яиш (Али)
По смерти Донны водворился.
Был басурман, а может, и крестился.
(Да кто-то вспомнил, что еврей...)
С тех пор считают: государство
Купили изгнанным
(известное коварство,
Хамид – последний* их султан –
Дал Герцлю кукиш – не фирман!)
Землетрясение – все в прах,
Все стены – в камни, а Танах
Живет поныне, Донну славит
На ей понятном языке
(Хоть в содержании лукавит).
Как много утекло в реке
Забвенья... «у порога
Рекой златою, дланью Бога» –
Назвал Ускве и Альмонсино.
В Ферраре помнят синьорину
И Донну Грацию Мендес.
А дон Йосеф среди повес
И новомодных Дон Жуанов
Слыл первым щеголем маранов.
Лет десять герцогом он правил.
Нурбане золото оставил
(Султанше – матери Мурада),
А кораблей его армада
В морских сраженьях полегла...
…………
Вот, рассказала, как смогла.
Примечания:
Донна Грациа – историческая личность, урожденная Ханна Наси, принадлежавшая к древнему роду Наси. Когда в 1492 г. вышел королевский указ, предписывавший всем евреям Испании принять католичество или покинуть страну, ее семья, как и сотни других еврейских семей, вынуждена была креститься и стала зваться семьей де Луна. Ханна была крещена как Беатриче, а свое еврейское имя вынуждена была скрывать. Выйдя замуж за марана Франсиско Мендеса, она после его смерти оказалась одной из богатейших женщин в Европе. Она совершила много благотворительных дел, за что и получила имя Донна Милостивая. Одно из самых удивительных ее деяний было то, что, пользуясь расположением султана Сулеймана Великолепного, она выкупила у него земли Тверии, находившиеся тогда во владении султана, и на своих кораблях перевозила изгнанных из Испании и Португалии евреев через Средиземное море, а потом переселяла их на берега Кинерета.
В настоящее время в Тверии существует музей Донны Грации, организованный и финансируемый семьей Амсалем, кровно связанной с этим городом с ХVIII века.
Брианда (Малка) – младшая сестра Донны Грации Наси Мендес.
Максимилиан – брат португальского короля.
Селим II – султан, сын Сулеймана Великолепного, друг Йосефа.
Фуггеры – крупнейший торгово-банкирский дом в Германии в ХV-ХVII веках.
Бен-Яиш (Али) – наместник Тверии, ставленник двора Османов.
Абдул-Хамид II – на самом деле предпредпоследний султан Турции (34-й из 36-ти).
Танах, Феррарская библия – издана на средства Донны Грации, переведенная на язык ладино.
Дон Жоан Мигуис (дон Йосеф Наси) – племянник Донны Грации.
Нурбана (Рахели) – внебрачная дочь дона Йосефа, султанша, жена султана Селима II и мать султана Мурада III.
Борис Цейтлин
Сказочка
Одна девочка до смерти любила грибы собирать ядовитые. Вот идет она по лесу, увидит съедобный гриб и говорит: «Фу, какая гадость!» А попадется ядовитый, она ему: «Ах, какая прелесть!» и в лукошко его. Принесет домой полное лукошко, сварит, съест и отравится до смерти. А как отравится, так опять лукошко в руку и в лес по грибы ядовитые. Принесет полное лукошко, сварит, съест и отравится до смерти. А как отравится, так опять в лес. Принесет, съест, отравится, принесет, съест, отравится… и так, покуда сказка сказывается.
Дa только однажды надоела девочке эта сказка. Как-то раз принесла она полное лукошко грибов ядовитых, съела и совсем умерла. Так умерла, что и в лес идти никакой охоты нет. Села на завалинку, вся из себя мертвая-премертвая, и спрашивает: «Скоро, что ль, сказка-то кончится?» А ей отвечают: «Да уж давно как кончилась». То-то, думает девочка, все я думаю. Кабы сказкa шлa, так и не думала бы вoвсе, все бы как в сказке шло. Плюнула она с досады и вышла из сказки замуж.
Веселая была свадьба! И я на той свадьбе был, водку пил, грибами закусывал ядовитыми.
* * *
Ночные собаки не те, что дневные собаки. Совсем не на той высоте обитают ночные собаки. Они не молчат, не мечтают. Они причитают и звезды считают. И все понимают. Не то, что дневные. У тех ни луны и ни компаса. Лишь только ночные собаки суть особи Космоса. Косматого голоса глотки, косматого моря смоленые лодки – ночные собаки. Горькие рты подымают, как маки, и вой сотворяют во мраке ночные собаки. И в облаке этого воя ночные собаки плывут до дневного конвоя, где их ожидают дневные собаки.
И вот погасают, исполнены сути постигнутой, пасти кобельные. Как снасти висят корабельные.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Израиль]
Дата обновления информации (Modify date): 02.12.10 09:33