Проза Австралии

Татьяна Бонч-Осмоловская

Куда уводят ёлки
(Послестароновогодняя сказка)

– Семён! – мама отложила вязание и взглянула на часы. – Пора!

Кукушка обрадованно затрещала крыльями, засопела, наконец решилась и отчетливо выговорила: «Ку-ка-ре-ку!». Все уставились на птичку. Смущенная общим вниманием, она юркнула обратно в нору.

Папа приоткрыл занавеску.

Дом был окружен. Свет десятка фар бил в окна, разрывая январскую тьму. То из одного, то из другого чудовища с выдохом пара вылетало глухое утробное урчание.

– Дожидаются уже, – буркнул папа.

– Ну что ж, не будем их задерживать, – мама поднялась, держа плечи очень прямо. – Семён, пора.

Она подошла к ёлке и сняла с неё гирлянду маленьких лампочек.

– Мамочка, – заплакал Малыш. – Куда вы её уводите? Мама!

Женщина обернулась.

– Что, дорогой?

– Мамочка, милая, не уводите её, пожалуйста! Пусть она останется с нами. Это ведь моя ёлочка...

– Деточка моя, – женщина наклонилась к белобрысой голове.

– Я не деточка, я большой! Я сам её привёл!

Женщина вздохнула. Месяц назад, когда мохнатые ели обступили дом, кланяясь усыпанными снегом лапами до земли, она сама попросила его пойти в лес и привести самую маленькую, самую замерзшую ёлочку, какую только увидит, и он с гордостью выполнил поручение. Ёлку он выбрал чудесную: молодую, чистую, скромную. Она прекрасно умела себя вести: не роняла иголок на стол, не трясла ветками, когда смеялась, не ругалась. А ведь в последнее время, вздохнула мама, лесные нравы так испортились, даже молодые ёлочки сквернословят так, как во времена её молодости не ругались и белки. А их красавица! Поддерживала беседу, играла с котом, даже помогла маме выбрать украшения к празднику. Но теперь пришло время расстаться.

– Семён! – призвала мама. – Объясни ребёнку, куда уводят ёлочки.

Отец взял Малыша на руки.

– Ты помнишь, я рассказывал тебе о Римской Империи? Это было еще до Реформы.., – отец остановился. – Даже до прошлой Реформы. Или позапрошлой... В Древнем Риме.

Ребёнок кивнул, пусть будет до позапрошлой, лишь бы быстрее вернуться обратно к ёлочке.

– У римских солдат был такой обычай. Каждый год, в декабре, они шли в баню. В римскую баню. Там они мылись, а потом выбирали самого молодого, самого красивого солдата и надевали на него царскую корону. У короны были такие острые шипы, они впивались в лоб солдата, так что кровь брызгала, но он даже не вздрагивал. Во-первых, они были такие храбрые, эти солдаты, что не боялись капельки крови, а во-вторых, он знал, что того, кто носит корону, чествует и угощает весь город. Целый месяц этот солдат носил корону, которая с каждым днём впивалась в лоб всё сильнее, и жил припеваючи – ему приносили лучшую еду, лучшую одежду, он пел и плясал с самыми красивыми девушками, все его обнимали и целовали. А через месяц...

– У него отбирали корону?

– Да, дорогой. Обычно вместе с головой. К этому времени корона слишком глубоко впивалась в тело, так что приходилось отрубать голову, чтобы снять её. А снять надо было для следующего праздника. Солдат не очень огорчался. Во-первых, они были такие храбрые, эти римские солдаты, что не боялись, что им отрубят голову, а во-вторых, он знал, что уже не сможет быть солдатом после того, как был королём, а больше никем он быть не умел и не хотел.

– Хм, – ребенок постучал пальцами по папиному колену. – А теперь, когда человеческие жертвоприношения отменены Реформой, наше цивилизованное общество сублимировало этот древний народный обычай в жертвование ёлочки... Но это не честно!

Он вскочил с отцовских колен:

– Папа! Это не честно! Ты только посмотри на неё! Ей нельзя отрубить голову!

Ёлка, уже давно делающая вид, что не слышит их разговора, мелко задрожала. Она залезла на табуретку, притворившись, что с увлечением изучает особо красочное пятно на потолке, оставшееся после новогоднего салюта. Мама подбежала со шваброй и вместе они наконец сняли с потолка кота, почти незаметного среди клякс заварного крема.

Папа возмутился:

– Ну что ты! Как мы могли! Никто не собирался убивать ёлку! После Старого Нового Года ёлки выходят замуж.

– Они выходят замуж?! Ты правда выдаёшь её замуж? – глаза Малыша округлились.

– Попробуй не выдай! Вон они, собрались! – он распахнул тяжёлые занавески. – Видишь – тот, по центру, это жених, а остальные – его дружки.

– Ой, – Малыш прикрыл глаза ладошкой, щурясь от света, – кто это?!

– Ёлки всегда выходят замуж за ночных асфальтоукладчиков, катков, попросту. Такая традиция, – обернулась с гирляндой в руках мама.

– А они будут приходить к нам в гости?

– Нет, никогда. У асфальтоукладчиков очень строгие обычаи в семье. Жена никогда не выходит на улицу. Она сидит дома и печёт плоские блины, а гуляет во внутреннем дворике. Там есть маленький бассейн и другие ёлки.

– У него много жен?

– Да, ведь они очень медленные, и очень долго живут. У них много жен.

– А дети у них есть?

– Иногда. Но очень редко, – папа замотал головой.

– Помнишь твой четырёхколесный велосипед? Тебе ещё не нравилось, что на руле бахрома из цветной фольги. Это ребёнок той ёлочки, что жила у нас пять лет назад. Мы очень её любили, – папа обернулся к маме, вытирая глаза.

Та уже заканчивала укрывать ёлочку вязаным кружевным покрывалом.

– Пора, Семён. Иди.

– Да, дорогая.

Папа подмигнул Малышу, в раздумьях застывшему посреди комнаты.

– Я скоро.

Он обхватил ёлочку под зелёные лапы и распахнул дверь.

– У-у-у! – загудели, увидев их, ночные асфальтоукладчики.

Заиграл марш, и папа под руку с ёлочкой вышел наружу, навстречу сияющим фарам.

Мама обняла Малыша.

– Одевайся. Пойдём гулять.

На улице Малыш продолжал допытываться.

– А потом, что с ними случается потом? С велосипедами? Они вырастают?

– Если лежат на чердаке без воздуха – нет. А если переходят от одного ребёнка к другому и много гуляют, – мама остановилась на мгновенье, глубоко вдохнула морозный воздух, – то постепенно вырастают и тоже становятся асфальтоукладчиками, конечно. У них очень строгие традиции.

Они шли по тёмной пустынной улице.

– О, мама, смотри! – подскочил ребёнок.

По дороге неслась маленькая машинка, моргающая десятками желтых лампочек. Лампочки были на ней везде – спереди, сзади, сверху донизу, и так быстро мигали, что она походила скорее на новогоднюю ёлочку, чем на приличную рабочую машину. Ехала она тоже не как взрослая, а как ездят все малыши. Вы, наверно, катались на таком в парке развлечений, рывками и бросками, немного назад и потом снова вперёд, сталкиваясь с другими крохами и убегая дальше. Следом за маленькой машинкой шла ещё одна, побольше. Над её кабиной горела, составленная из нескольких лампочек, стрелка, указывающая направление объезда резвящегося карапуза. Но когда молодая машинка уж очень далеко убегала вперёд и там откровенно проказничала, разворачиваясь через две сплошные полосы и проскакивая перекрёсток на красный, большая отставала, делая вид, что не имеет к хулиганке отношения. Она уже устала и тяжело сипела, выдыхая густой белый пар, остающийся в воздухе запахом горячей резины, вроде того, с которым сталкиваешься, открывая дверь сапожной мастерской.

Малыш пригляделся.

Маленькая машинка оставляла на дороге ровный и густой пунктирный след, окаймленный россыпью сияющих капель, как новогодняя гирлянда.

– Это асфальторазметочная машинка! – с восторгом заключил он. – Вот это да! Может, это мой велосипед вырос в асфальторазметочную машинку?

– Вряд ли. Он едва до двухколесного велосипеда дорос. Я же говорила, они очень медленные, эти созданья. Пойдём домой, Малыш. Папа, наверно, уже вернулся и принёс новую сказку. Он тебе почитает.

Мама взяла Малыша за руку, и они повернули к дому.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Австралия»]
Дата обновления информации (Modify date): 14.01.11 15:49