Впечатления

Елена Сударева

Пустыня Николая Рубцова*

Давно не было этого чувства – не отпускает поэтическая строка, вновь и вновь звучит в тебе, будто нашла себе ещё один дом и поселилась в нём уже навсегда. И отзывается всё в тебе на один только первый звук, первую ноту её:

«Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои».
(«Тихая моя родина», 1964)1

Николай Рубцов поэтически осознанно возвращает к жизни забытое русское слово. Воскрешает забытый, но незабвенный мир русского языка. Говорит он об этом уверенно, ясно и прямо. И своей поэзией будет пытаться оправдать эти дерзновенные слова:

«Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!..»
(«Я переписывать не стану…», 1965?)2

На какое внутреннее преображение должен был решиться этот человек, в самом раннем детстве испытавший жгучую боль и разлад современной жизни!

Заглянув в чёрные бездны бытия, он начинает ткать свою гармонию поэтических звуков. Будто склонившись над пропастью, пытается поймать конец разорванной лирической струны, брошенный ему с другого далёкого берега родной литературы. А потом, сдирая кожу в кровь, связывает-связывает разорванные струны: подхватывает родной мотив русского стиха. Из отголосков слагает звуки, из звуков – песни. И так творит. На что хватает сил.., на что хватает дара...

«Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!»
(«Видения на холме», 1962)3

Этот бег вверх, это стремление в высоту, эта мать сыра земля, её сочные травы напитают, нашепчут Николаю Рубцову те звуки, которыми прольётся в стихах его душа. Горнее и дольнее – высота поднебесий и глубь бездонная земных времён – всё неразделимо в его поэзии. Именно с холма, с высоты услышит лирический герой подземный ход былых времён. Но чтобы услышать этот глубинный зов прошлого, поэт безбоязненно должен встретить своё одиночество в бескрайней вселенной, выйти навстречу её пространствам.

«Я буду скакать по холмам
задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных
вольных племен!»
(1963)4

Скакать, летать, носиться, падать, недвижно сидеть в тишине... И смотреть, запоминать, слушать бескрайние пространства родины...

Как в пустыню-пустынь уходит поэт в просторы России. Сам выбирает своё особое послушание – в надежде исцелиться – связать разорванные нити памяти. И проносится его «таинственный всадник – неведомый отрок» над дивно спящей родною землёю, свободной от гнёта суетного дня. И сам он в этих пространствах превращается в её вольного сына.

Но нелегко даётся лирическому герою пребывание в этой пустыне. Две стихии, два пространства противоборствуют в его душе и мире: свет и покой сталкиваются с мраком и страхом. И острее всего, явственнее всего это происходит зимней ночью.

В стихотворении «Зимняя песня» (1965) поэт не верит в силу обступившей его со всех сторон тьмы, и своей песней готов разогнать её чары:

«Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь…»5

И верится, и сердце знает, что мрак рассеется, исчезая, пред тихой нежностью небесных зимних глаз.

Но вскоре Рубцов напишет другое «зимнее» стихотворение – «Зимовье на хуторе» (1966), в котором свет и тьма схлестнуться уже в смертельной схватке. В такую ночь человек будто зрит границу, отделяющую его от небытия, словно грани миров истончаются до последнего предела:

«Короткий день.
А вечер долгий.
И непременно перед сном
Весь ужас ночи за окном
Встает. Кладбищенские елки
Скрипят. Окно покрыто льдом.
………………………………….
Зачем же, как сторожевые,
На эти грозные леса
В упор глядят глаза живые,
Мои полночные глаза?»6

Со взглядом каких пространств встречаются живые полночные глаза человека? Что на них смотрит из черной мглы? И есть ли спасение от чужого, мёртвого, выпивающего живые силы взгляда?

Для поэта это – бесстрашное приятие своего одиночества, поэтическое слово, неотделимое от музыки, согревающий огонь с его теплом и светом:

«Зачем? Не знаю. Сердце стынет
В такую ночь. Но всё равно
Мне хорошо в моей пустыне,
Не страшно мне, когда темно.

Я не один во всей вселенной.
Со мною книги и гармонь,
И друг поэзии нетленной –
В печи березовый огонь…»7

Не боится огня истинная поэзия, она же даёт силы одолеть страх подступающего мрака и безлюдных пространств, бросает спасительную нить человеку в мире Николая Рубцова.

Октябрь 2008 года, Москва

Николай Михайлович Рубцов (1936, с. Емецк, Архангельской области – 1971, Вологда) – поэт.
1 Здесь и далее цит. по: Рубцов Н. Тихая моя родина. Стихотворения. М.: Изд-во Эксмо, 2008. С. 132.
2 С. 149
3 С. 5.
4 С. 123.
5 С. 172.
6 С. 178.
7 Там же.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 04.02.10 18:19