Впечатления

Елена Сударева

Удивление в романе Достоевского «Идиот»

Миром удивлённых и удивляющих героев предстает художественное пространство в романе Ф.М.Достоевского «Идиот» (1868). Его герои не только дивятся, поражаются чувствам и поступкам друг друга. Может быть, в большей мере, они удивляются самим себе, своим мыслям, чувствам и делам. И откровение о мире, которое дарит им жизнь, становится прежде всего откровением каждого о самом себе, а потом уже о другом. Будто писатель вместе со своими персонажами тонет в океане изумления перед путями человеческими на земле, проходящими по самому краю бездны. А бездна эта и есть сама человеческая душа.

Да и может ли быть другим художественный мир, в котором главный герой пытается воплотить недостижимый на земле идеал всечеловеческой любви! «Князь Христос» – так называл Достоевский князя Мышкина в своих черновиках к роману.1

Чувство, которое испытывают герои вначале, больше походит на удивление при соприкосновении с неожиданным, невероятным, иногда непонятным, при встрече с дивом, встрече с дивным. С удивления, но еще приглушенного, скрытого начинается знакомство в первой главе князя Льва Николаевича Мышкина с Пафеном Рогожиным: «Если бы они оба знали один про другого, чем они особенно в эту минуту замечательны, то, конечно, подивились бы, что случай так странно посадил их друг против друга в третьеклассном вагоне петербургско-варшавского поезда».2 (Курс. – здесь и далее мой). Удивительна, необычна готовность князя вступить в разговор с Рогожиным и отвечать на самые праздные вопросы (с. 29). «До столбняка» удивляется оказавшийся в этом же поезде чиновник Лебедев, узнавший в попутчике сына «того самого» купца Семена Парфеновича Рогожина, который недавно умер и оставил огромный капитал (с. 33). Удивляется почему-то и князь, заинтересовавшись разговором с Рогожиным (с. 34).

Медленно, но неотступно звучит мотив удивления в первой главе романа, постепенно меняя свой строй: превращаясь из удивления перед необычным в удивление перед страшным. Тема усиливается, чтобы зазвучать в полную мощь в третьей, четвертой и пятой главах второй части, пронизав собою всё действие. Так роковая встреча и объяснение князя Мышкина с Рогожиным погружаются в абсолютное всеобъемлющее удивление-недоверие, удивление-кошмар. Сгустившись именно в этой, может быть, самой болезненной точке романа, оно, словно облаком, окутывает весь ужас и боль замышляемого Рогожиным «братского» убийства.

Как навязчиво преследуют героев, автора, читателей эти фразы, будто и нет в языке других: «Лебедев посмотрел ему вслед. Его поразила внезапная рассеянность князя».3 – «Подходя к перекрестку Гороховой и Садовой, он (князь) сам подивился своему необыкновенному волнению; он и не ожидал, что у него с такою болью будет биться сердце».4 – «Дверь отворил сам Парфен Семенович; увидев князя, он до того побледнел и остолбенел на месте, что некоторое время похож был на каменного истукана.., – точно в посещении князя он находил что-то невозможное и почти чудесное. Князь, хоть и ожидал чего-нибудь в этом роде, но даже удивился».5

Всё ближе страшная минута, и всё сильнее надвигающийся ужас потрясает участников драмы.

«Некоторая резкая порывчатость и странная раздражительность вопроса… еще более поразили князя».6 Но поражен не только князь. На краю веры и неверия, на краю своего готовящегося преступления стоит и сам Рогожин: «Да неужто ты и впрямь того не знал? Дивишь ты меня!»7 Наступает миг крестного братания князя и Рогожина, но и его омрачает убийственное удивление: «Князь снял свой оловянный крест, Парфен свой золотой, и поменялись. Парфен молчал. С тяжелым удивлением заметил князь, что прежняя недоверчивость… все еще как бы не оставляла лица его названого брата…»8

Вот он ключ – сошлись, наконец, высказались – удивление и недоверие. Только принадлежат они пока двум разным героям. Встретились, да не в одной душе! Но близка их встреча и в одном чистом сердце.

Страшное открытие предстоит сделать князю Мышкину о его вере и неверии в Парфена: «…но… разве решено, что Рогожин убьет?! вздрогнул вдруг князь. «Не преступление ли, не низость ли с моей стороны так цинически-откровенно сделать такое предположение!» – вскричал он, и краска стыда залила разом лицо его. Он был изумлен, он стоял как вкопанный на дороге».9

Собственное неверие в названого брата потрясает князя. Теперь два эти разрушительные чувства – удивление и недоверие вмещает одна его душа, одно сердце человека. А ведь кровь еще не пролилась. Все только морок, только мучительный сон, и спасение возможно. В последний миг князь разрывает мрак взаимного удивления-недоверия, удивления-страха, удивления-ужаса и под занесённым над собой ножом кричит: «Парфен, не верю!..»10 Этим криком он встречает внутренний свет, который озаряет его душу перед припадком болезни.

Весь роман Федора Михайловича Достоевского «Идиот» пронизан УДИВЛЕНИЕМ, всеми его бесчисленными оттенками и формами. А это – наша попытка увидеть лишь одну точку в художественной бесконечности.

Ноябрь–декабрь 2008 года, Москва

1 Достоевский Ф. Собр. соч. в 10 тт. М.: ГИХЛ, 1957. Т. 6. Идиот. Роман. Примечания. С. 709.
2 Здесь и далее цит. по: Достоевский Ф. Идиот. Роман. М.: Изд-во ЭКСМО, 2008. С. 27.
3 Там же. С. 269.
4 Там же. С. 269.
5 Там же. С. 270 – 271.
6 Там же. С. 271.
7 Там же. С. 284.
8 Там же. С. 291.
9 Там же. С. 300.
10 Там же. С. 306.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 04.02.10 17:39