Одесса за горизонтом
Одесские катакомбы
Между теперешней Греческой площадью и Екатерининской улицей во времена Хаджибея располагалось мусульманское кладбище. Кладбище сохранялось до начала XIX века, когда в 1806 году Феликс де Рибас, брат адмирала Иосифа де Рибаса, именем которого названа улица, разбил Городской сад.
К середине века о кладбище почти вовсе забыли, и Греческий базар, возникший на его землях, ничуть не настраивал на элегический лад. Напротив, одесситы, которые тогда уже были людьми с хорошей репутацией весельчаков и балагуров, непристойно мало думали о своем недавнем прошлом. Достаточно сказать, что они толком не помнили даже дюка де Ришелье, которому сами поставили памятник как градоначальнику и благодетелю города. Именно эти люди ввели в заблуждение Марк Твена и обрекли его на фальсификацию истории, не всей, но той ее части, которая касалась непосредственно их города. Американец, восхищенный одесситами, отметил, однако, с горечью, что наряду со многими достоинствами им присущ и тяжелый порок – неблагодарность.
«Ришелье основал Одессу, отечески заботился о ней, посвятил ей свой изобретательный ум, не скупясь отдавал ей свое богатство, привел ее к подлинному процветанию, так что она, пожалуй, еще сравняется с величайшими городами Старого Света, на собственные деньги выстроил великолепную лестницу и... Люди, для которых он столько сделал, равнодушно смотрели, как он однажды спускался по этим самым ступеням – он был стар, беден, у него ничего не осталось, – и никто не помог ему. А когда много лет спустя он умер в Севастополе, почти нищий, всеми забытый, они устроили собрание, щедро жертвовали по подписке и вскоре воздвигли этот прекрасный памятник, подлинное произведение искусства и назвали его именем одну из главных улиц города. Это напоминает мне слова матери Роберта Бернса. Когда ему воздвигли величественный памятник, она сказала: «Ах, Робби, ты просил у людей хлеба, а они тебе подали камень».
Нынче, когда одесситы, не в пример своим предкам, почти каждый день вспоминают историю города, трудно найти человека, который бы не знал, что герцог Арман Эммануэль дю Плесси Ришелье оставил Одессу в 1814 году и отбыл во Францию по важной причине: чтобы выполнять обязанности премьер-министра. Однако Одессу он забыть уже не мог и твердо решил вернуться.
Увы, смерть, которая пришла в 1822 году, нарушила большие планы дюка, и тело его было предано земле за много сотен лье от Одессы.
Что же касается лестницы, по которой Марк Твен «провел» герцога в порт, то она была сооружена девятнадцать лет спустя, в 1841 году, и называется теперь Потемкинской.
В те самые дни, когда великий американец бродил вдоль набережной и Николаевского бульвара, по Греческому базару, мощенному булыжником и ракушечником, фланировал одесский обыватель по фамилии Кафаджи. Люди были заняты своими делами, и никто не обращал на него внимания. Между тем бывает полезно отвлечься от собственных дел, чтобы посмотреть, чем занимаются другие.
Зайдя во двор, который тыльной стороной примыкал к переулку, названному несколько позднее Красным из-за фонарей, висевших над его воротами и дверями, Кафаджи внезапно исчез, точнее, провалился сквозь землю. Надобно прямо сказать, что в данном случае это не поэтическая фигура, а вполне материальный факт, ибо господин Кафаджи в самом деле провалился под землю, и отверстие над его головой мгновенно закрылось. Не стало солнца, не стало голубого неба, предвечерний воздух, напоенный ароматами сена и только что сваренного кофе, сменился мертвящей прохладой подземелий и склепов.
Первая мысль господина Кафаджи была о трех городовых, которые совсем недавно в здешних местах исчезли средь бела дня. Мысль эта была неспроста, ибо господин Кафаджи пришел сюда по тому же делу: разыскать ход в катакомбу и уведомить кого надо.
Впоследствии супруга его, теперь уже вдова Кафаджи, объясняла, что он не ставил перед собой цель заработать, а просто, из понятного всем человеческого любопытства, хотел узнать, куда девались вещи после ограбления ювелирной лавки на Итальянской улице.
Вдова плакала и вспоминала, как десять раз на дню она предостерегала его, а он не послушался – и вот что из этого получилось.
Несколько дней спустя вооруженные казаки числом пятнадцать человек спустились в катакомбы у Дюковского сада. Вместе с ними был и житель Одессы, тоже немало любопытный, некто Ф.Иванов. Освещая себе дорогу свечами, они разматывали бечевку, чтобы не потеряться на обратном пути, и проникли на тридцать сажен вглубь. Далее двигаться не было никакой возможности, ибо свечи выгорели, а у бечевки открылся другой ее конец.
Казаки воротились на воздух. Иванова среди них не оказалось.
Когда опасность позади, хочется вволю посмеяться. И казаки потешались над фертом, который первым не выдержал и бежал из подземелья, хотя надобности в этом не было нисколько. Впрочем, от смеха, которого не слышишь и не видишь, большого урона не бывает.
Иванов не мог слышать, ибо в катакомбы звуки с улицы не долетают, тем более что от Дюковского сада он уже сделал под землей четверть версты. Однако сделал не сам, а в сопровождении.
В первое мгновение, схваченный откуда-то сбоку за руку, Иванов, понятно, обомлел и даже не нашел в себе силы крикнуть. Через полминуты кричать уже не было нужды, поскольку он узнал голос Сашки Косого, пятнадцатилетнего вора из шайки налетчиков и домушников. Этого Сашку Косого он однажды совершенно невзначай спас в подворотне на Дерибасовской от верной смерти – другой грабитель, с которым у него были счеты, занес уже над его головой нож.
Благодарность Сашки к своему спасителю была откровенная и глубокая, но под землей свои законы, и он предупредил на всякий случай, что каждый коридор в здешних катакомбах имеет капкан, кроме того, под камнями двадцать фунтов пороха подложено. За него, Косого, волноваться не надо, а о себе подумать не мешает.
Иванов правильно понял Сашкины слова, и они пошли дальше, беспрестанно петляя, так что не было никакой возможности не только запомнить всю дорогу, но и просто учесть общее направление.
Вдруг без всякого предварительного признака в глаза ударил свет; Косой сказал что-то парню, который внезапно вырос у входа, тот молча посторонился.
Предоставим слово самому Ф.Иванову, «Подземная Одесса 25 лет назад», типография Нитче, 1890 год:
«Стены и своды импровизированной залы обиты были персидскими и бархатными коврами. Колонны обставлены были зеркалами и канделябрами, на выступах стояло несколько столовых бронзовых часов, на полках красовались бронзовые чернильницы, серебряные стаканчики и кувшины, разного рода пресс-папье. В углах висела масса шуб, пальто, фраков и женских ротонд и мантилий, мужские и дамские ботинки лежали кипами. Когда я попросил воды, Косой раскупорил бутылку старого шато-лафита и угостил меня дорогой сигарой».
В город Иванов вышел через Софиевскую улицу – в порядочном, измеряемом километрами, удалении от Дюковского сада.
Хлопоты, которые контрабандисты и воры причиняли городским властям, со временем достигли совершенно неприличных размеров, и в 1878 году специальным приказом генерал-губернатора предписывалось забить все входы в каменоломни на Молдаванке – самом большом предместье Одессы, лежащем за Старопортофранковской улицей.
В последующие годы градоначальство издало еще несколько подобных приказов, и, как обычно, множество здесь явно говорило о неблагополучии.
В 1915 году Одесса была взбудоражена эпопеей Ваньки-Ключника, слободского слесаря и вожака бандитов. Шла, как известно, мировая война, а Ванька-Ключник, двадцати пяти лет от роду, любил тихую жизнь и не хотел воевать. Любовь к тихой жизни была не у одного Ваньки, и вскоре людей вокруг него скопилось столько, что понадобилось привести их в строгую организацию: беспорядочная прежде компания была разбита на отряды, и во главе каждого стал свой человек.
Дислоцировались отряды в катакомбах, которые, помимо всяких второстепенных, имели два главных выхода – один у Дюковского сада, другой – через ряд промежуточных галерей с колодцами – в самом центре города, неподалеку от памятника светлейшему князю Воронцову на Соборной площади.
Большие успехи вскружили Ваньке голову, он потерял всякое чувство меры и не желал разговаривать с городской полицией по-хорошему. Властям не оставалось ничего другого, как переубедить его силой. Однако тут-то все и вскрылось, откуда у Ваньки-Ключника такое нахальство и несговорчивость: устраивали облавы, предпринимали осаду, ставили на круглые сутки караулы, подсылали филеров, а Ванькина и его соратников жизнь ничуть не изменяла своего привычного течения.
Вызвали специалистов из петербургского сыска. Те начали не с военных акций, а с психологического анализа обстановки. Наглость и бесчинства Ваньки достигли к этому времени таких размеров, что ужас перед бандитами у горожан стал вытесняться безоглядной отвагой ненависти, и они открыто брали сторону полиции.
Опять была предпринята осада, но теперь уже блокировались не только основные выходы, а и боковые. Через неделю, не выдержав голодовки, часть бандитов сдалась. Сам Ванька-Ключник не вышел из катакомб и застрелился в келье «Святого монаха».
Произошло это незадолго до революции. В 1929 году была организована экспедиция в катакомбы под началом сотрудника ЧК Тимофея Грицая – знатока подземной Одессы. Среди участников был поэт Георгий Захаров, его репортажи печатались в местных газетах. Цель экспедиции – «найти запутанные, тщательно скрытые от человеческого глаза пути, ведущие к воровским катакомбам Кривой балки, Дюковского сада».
Экспедиция обследовала несколько районов, разделенных многими километрами. Из-за высокой концентрации удушливых газов и трупных запахов приходилось работать в масках, хотя они были малопригодны. Спускались на 30–40 метров, там обнаруживали новые колодцы, которые уходили далее вглубь. Кстати, большинство колодцев во дворах, особенно на Молдаванке, никогда, вопреки распространенному мнению, не были источниками воды, а представляли собою ход с двумя-тремя ответвлениями под землю. В десяти минутах ходьбы от Дерибасовской, во дворе бани бывшей Исаковича, на глубине сорока одного метра был обнаружен ход в катакомбы, ведший к Успенской церкви.
Драматизируя картину, можно было бы рассказать о человеческих черепах и останках, о жутких надписях на стенах, от которых стынет в жилах кровь, о трогательных, берущих за душу последних признаниях, но оставим в стороне этот заманчивый путь – ограничимся проникновенным четверостишием безвестного автора, скрывшего свое имя под тремя буквами О.Т.С.
Ни клада, ни счастья вы здесь не найдете,
Хоть лбом пробивайте стену за стеной:
Налево пойдете, направо пойдете –
Вы встретитесь только с ночной темнотой!
Катакомбы, особенно в давней части своей истории, обросли романтическими деталями. Однако легендарный, полный таинственности образ подземной Одессы сложился не сегодня. Более ста лет назад, в 1863 году, Эраст Степанович Андреевский, бывший генерал, штаб-доктор князя Михаила Семеновича Воронцова, говорил на дому у Воронцовых: «Мины в Одессе приобрели, так сказать, право давности. Они были здесь первоначально устроены греками, занимавшимися торговлей молдавских вин, которые в обыкновенных погребах портятся. Есть мины, издревле устроенные бог весть кем.
Иные катакомбы действительно много старше самой Одессы. Удивляться здесь нет нужды: Одесса скрывает, подобно всем молодящимся дамам, свой истинный возраст. Опуская повествование византийского императора Константина Багрянородного о Золотом береге, поселениях X века у берегов теперешнего Одесского залива, остановимся на XIV веке: отсюда легко прослеживается история города.
Итальянские торговые карты начиная с этого времени неизменно отмечают здешнюю местность. В конце века литовцы взяли поселение и гавань Качибей, которая спустя два десятилетия, в 1415 году, посылала хлеб в голодный Константинополь, осажденный турками. Десятки судов, груженных зерном с днестровских и д непробугских степей, прибывали из Качибея в бухту Золотой Рог.
Первоначально поселение возникло, видимо, в районе Жеваховой горы, однако уже в начале XV века главное значение переходит к Качибееву маяку – плато, возвышающемуся над морем, ныне прекраснейшему уголку центра Одессы. Хотя само поселение спустя несколько десятилетий оказалось под властью татар, Качибеев маяк оставался за Литвой до 1540 года. В иные лета он принимал и отправлял сотни судов с хлебом, рыбой, солью, шерстью.
В середине XVI века Качибеев маяк захватили татары. Отрезанный от хлебных районов юго-западной Украины, он потерял свое былое значение, и польские историки последних лет того же века уже с горечью вспоминали о нем, как о знаменитом некогда порте.
В годы турецкого владычества город, теперь Гаджи-бей или Хаджибей, до прежней высоты так и не поднялся. Тем не менее размеры его бывали значительны по тем временам, и набег запорожцев осенью 1769 года позволил им увести из-под Хаджибея немалый полон – двадцать тысяч лошадей, тысячу голов рогатого скота, около двухсот верблюдов.
Опираясь на крепость, турки в свою очередь совершали разбойничьи походы на украинские земли, и в хаджибейском экспорте прибавилась еще одна статья – торговля невольниками.
В сентябре 1789 года русские войска овладели Хаджибеем, а через пять лет, 27 мая 1794 года, последовал рескрипт Екатерины II о строительстве на здешних землях нового города и порта: «Нашему вице-адмиралу де Рибасу. Уважая выгодное положение Хаджибея при Черном море, признали мы нужным устроить там военную гавань купно с купеческою пристанью. Повелеваем вам быть главным начальником оной. Работы производить под надзиранием генерала графа Суворова Рымникского, коему поручено от нас все строения укреплений и военных заведений в той стране. Придав в пособие вам инженерного подполковника де Волана, коего представленный план пристани и города Хаджибея утвердив...»
Центр города, с его параллельными и перпендикулярно пересекающимися улицами, в последующие годы складывался и строился без заметных отклонений по плану Франца де Волана – голландца на русской службе.
Командующий Черноморским гребным и парусным флотом адмирал Иосиф де Рибас-и-Бойонс, сын испанского гранда и Маргариты Плюнкет из знаменитого рода Дункан, связан, как видно из рескрипта, с самыми начальными днями Одессы.
Впервые название Одесса, восходящее к эллинистической эпохе Причерноморья, встречается в январе 1795 года, однако никакого документа о наречении города не сохранилось. Днем снования принято считать 22 августа (старого стиля) 1794 года, когда Гавриил, митрополит Екатеринославский и Таврический, положил первые камни храмов святого Николая и святой Екатерины и провел борозду для фундаментов городских строений.
Население Одессы составляло тогда около двух с половиной тысяч человек, большей частью, естественно, жителей прежнего Хаджибея. Демографические исследования профессора С.Я.Борового, прекрасного знатока истории и предыстории города, показывают, что это были отнюдь не турки, не татары, а украинцы, русские, евреи, молдаване, отчасти греки.
Стремительный рост города, особенно в годы правления Воронцова, который искренне любил Одессу и гордился ею, сопровождался прямо катастрофическим увеличением сети катакомб, ибо сплошь да рядом, где строили, там и выбирали камень. Учреждение порто-франко, сначала с границей по Внешнему бульвару (Старо-портофранковская улица), а позднее по черте за Мельницами, Слободкой-Воронцовкой, Бугаевкой, Молдаванкой, Слободкой-Романовкой и Пересыпью дало толчок к усилиям контрабандистов, для которых катакомбы стали надежной перевалочной дорогой. Впрочем, крупные контрабандисты пользовались больше наземными путями: как метко заметил профессор Боровой, они обходили закон, но уважали мораль.
Родоначальниками именитых одесских фамилий были известные контрабандисты Родоканаки, Ралли, Маразли, Попандопуло. Естественно, их потомки были весьма заинтересованы в поэтизации прошлого, однако уже современники этих потомков видели катакомбы без романтического нимба.
В очерке «Золотой город», 1870 год, Л.Самсонов сравнивал одесского лаццарони с американской луговой собакой, которая живет и под землей. Когда в надземных роскошных залах под бальную музыку идет котильон, когда филантропия пьет, обжирается, юродствует в пользу голодающего, тогда в подземных залах, из камня которых выросла Одесса, идет другой котильон.
В октябре шестьдесят восьмого года, рассказывают «Ведомости Одесского градоначальства», «при участии пристава четвертой части и 40 человек линейных казаков мы имели случай обозреть все приюты так называемых нор и трущоб, образовавшихся от свободной промышленности добывания строительного камня... Выбрав темную ночь, мы, вместе с обходом, около 11 часов ночи достигли каменоломен, находящихся ниже института и так называемого городского ставка. Спустившись с горы и обставив караульными все выходы, известные полиции, мы пошли в огромный лабиринт подземных тоннелей. В различных местах каменоломни виднелись следы праздной деятельности подземных обывателей: то неуклюжий рисунок карандашом какого-нибудь дома, то неудавшийся портрет грека или еврея. Чем далее мы подвигались внутрь, тем разнообразнее встречались затейливо выпиленные в скалах колонны, куполообразные потолки и таинственные ходы. С каждым шагом пейзаж менялся: дорога то сужалась до того, что едва можно пройти одному, то расширялась до величин хорошего переулка. В некоторых местах мы должны были проходить согнувшись, с трепетом глядя на висящие над головами глыбы камня, ежеминутно угрожающие падением. Подземные ходы, по показаниям полицейских, проходят через весь город, то есть от подошвы институтского спуска до карантинной гавани. Мы прошли подземным путем более четверти версты, измучившись от затхлости воздуха, от прыжков через камни и пропасти, а более от страха быть раздавленными...»
В сороковых годах XIX века, когда Одесса еще пользовалась порто-франко и была тем «вольным городом Черноморском» о коем впоследствии не то мечтали, не то вспоминали «пикейные жилеты», сюда прибывало много искателей счастья, которого по тем временам не могло быть без денег. Большинство, понятно, в здешней Калифорнии не находило счастья, однако не переставало гнаться за деньгами. Из среды неудачливых рыцарей наживы вербовались бандиты, объединенные в шайки, для которых катакомбы становились естественными притонами. Городская полиция в те годы поддерживала с ними вполне лояльные отношения. К слову, это не было секретом и для тогдашних одесситов.
Дома у этих деловых людей, как и у всякого другого, имевшего свое дело, были на поверхности, под солнцем, а в землю зарывались те, кто не нашел ни своего дела, ни счастья, ни денег.
В фолианте, выпущенном к столетию города, помещены фотографии «пещерной Одессы», а в тексте с большой дозой сострадательности сказано о современниках-троглодитах, которые живут в пятнадцати верстах от Дерибасовской и Ришельевской.
Задолго до этого открытые каменные карьеры уступили место глубинным шахтам, многие галереи располагались на уровне восьмидесяти – девяноста метров от поверхности, жизнь подземного рабочего висела ежеминутно на волоске: освоение новых пластов нередко заканчивалось трагически – внезапно открывались огромные пустоты, и каменные обвалы навеки погребали людей.
Какого происхождения эти пустоты?
Одни имеют четко выраженную карстовую природу, другие хотя и очень давние, но явно искусственные образования.
Катакомба катакомбе рознь: по одной – можно шагать во весь рост и даже проехать на пятитонном грузовике, в другой – надо пробираться ползком; одна – тянется из центра к окраине, другая – напоминает голову подсолнечника со множеством лепестков.
Не всякий коридор под землей – катакомба. Некоторое время назад посетителям картинной галереи на улице Короленко (б. Софиевская) показывали здешнюю катакомбу, которая, если вернее держаться фактов, не катакомба, а потайной ход, связывавший некогда дворец графини Потоцкой с берегом.
История подземного города уже около двух веков занимает умы одесситов. Длина его коридоров достигает двух тысяч километров, то есть с избытком покрыла бы расстояние от Черного моря до Балтики. Любители экзотики не прочь иногда пофантазировать насчет трактира «Катакомбы», который бы разместился в одной из тех «импровизированных зал», о которых рассказывал автор «Подземной Одессы». К слову, известно немало таких залов, причем не просто импровизированных, а даже с некоторыми удобствами, по стандартам, разумеется, прошлого века.
Однако, как ни странно, до сих пор нет сколько-нибудь цельной истории городских катакомб, исключая годы гражданской войны и немецко-румынской оккупации, когда судьба одесского подполья была крепко связана с катакомбами, и теперешний одессит не только не видел собственными глазами каменной шахты, в которой люди, зарабатывая гроши на жизнь, зачастую находили смерть, но толком и не слышал о ней, а сама тысячекилометровая подземная Одесса представляется ему как полусказочный город из тридевятого царства, тридесятого государства.
1969 г.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Одесса»]
Дата обновления информации (Modify date): 08.01.10 16:17