Проза Словакии
«Пустынь»
Пять лет тому назад мне было семнадцать. Я был самым молодым из моих друзей, с которыми меня, я точно знаю, связало моё собственное желание, но только Бог знает почему. Они были старше меня, и каждый из них уже был знаком с суровостью закона. В моих глазах они были жрецами, а их насмешки, которыми они провоцировали полицейских привлекали меня. Мне постоянно припоминаются ситуации и бессвязные разговоры тех лет. Может быть, всё случилось по-другому, может быть, я всё только придумываю, перевираю вещи, в которых не могу разобраться. Может быть, у меня недостаточно ответственности, когда я думаю об ответственности, и хочу только уточнить грани, когда повторяю себе, что естественность важнее ответственности. Кто знает, что такое ответственность? Но, может быть, это и неважно. Более важным оказывается, что прошлое в нас живет и наполняет нас вопросами, которые имеют смысл, хотя у них нет смысла.
Тогда я был глубоко верящим малышом, живущим в согласии со своим Богом, считавшим его другом. Тогда мне не нужны были родители и друзья. Впрочем, у меня не было другого выбора. Я познакомился с ними, конечно, у Божьего храма. Иван, Анди и Камил сидели на лестнице у входа в храм, освященного после событий, которые вошли в историю под названием «Бархатная». Между ног они держали старые береты и просили денег. Люди возмущались, но многие засунули руки в карманы и кинули им мелочь. Я сделал то же самое и пробрался в храм. Я стремился погрузиться в молитву, но не удалось. Что-то сзади привлекало мое внимание. Как будто физически я чувствовал этих трех «королей» за моей спиной, их молодые, измученные и обросшие лица выглядывали из-за лица Иисуса на кресте. Когда я опустил глаза, в моей голове начала кружиться карусель. Я вышел из храма. Меня возмутила картина, возникшая передо мной. Над бомжами стоял церковный служитель с калигой и языком колокола пихал то одного, то другого, заикаясь от ярости, и с губ его капала пена. Он вырвал берет с деньгами из рук Анди и хотел высыпать их в церковный звонок. Я сильно пихнул его. Он упал и закричал. Из храма выскочили люди с горящими глазами. Бомжи вскочили и побежали, как будто в них стреляли. Некогда было решать, мои ноги сами понеслись следом. Они будто бежали впереди меня; но кто же видел, чтобы ноги обогнали человека? Надо признать, что ноги были в хорошей форме. Беглецов они настигли у Малого Дуная.
– Что ты хочешь, дурак? – крикнул задохнувшийся Иван.
– Чего бы я хотел? – ответил я, задыхаясь. – Ничего не хочу.
– Идиот, что ты сделал, ведь они могли нас избить!
– Я не мог на это смотреть. Это было ......... кошмарно, – заикался я.
– Кошмарно!!! Вы слышали, бродяги? Человека из-за него стошнит. Они могли нас избить только из-за того, что это было «кошмарно». Они обступили меня и разглядывали, как обезьяну. Я чувствовал, как мое лицо горит, мне было стыдно. Иван замахнулся, но мне не надо было подставлять вторую щеку. Удара не последовало. Вероятно, я выглядел комично, потому что он пожал плечами и захохотал. Вдруг бросился в траву и начал в ней валяться. Остальные присоединились.
– На водку хватит? – спросил он, насладившись зеленой ванной.
– Может быть, и на J&B, – вздохнул Анди.
Я механически вытащил из заднего кармана кошелек. В нем было нетронутых пять тысяч, которые мне оставил отец перед отъездом в США.
– Чтоб ты знал, тебе выпала честь познакомиться с нежнейшими поэтами тысячелетия, которое как раз уходит в пекло. Мы бомжуем лишь изредка, и то только из-за своей рафинированности. Это на случай, если ты сам не заметил...
– Кажется, он заметил, – возликовал Анди, глядя на новенькую банкноту.
Мы разменяли ее в грязном трактире «У трех лип». Лип осталось только две. Ствол третьей спилили, окружили деревянными стульями и сотворили из него стол. Ее бесчисленные годичные кольца перемежались кругами от пивных бокалов и других стаканов. Под липами была приятная прохлада, но виски не было. Трактирщик картавил, что Ивана явно раздражало. Он моргал глазками, как будто они болели от света.
– Либо я еще не слишком пьян, либо здесь пчелы жужжат. Не хочу с ними иметь ничего общего. Смерть от какого-то пчелиного укуса просто недопустима. Староиранского поэта Бека Катарджина убил яд пчел перед тем, как он написал свой «Рай». Сегодня о нем, осле, никто не знает. Был бы он более осторожным, придурок, всё у меня было бы в порядке. Вместо этого у меня на шее «Рай»... «Нашелся бы какой-нибудь ишак, который избавил бы меня от этого неудобства...» – вздохнул он, и по его глазам было видно, что говорит он лишь наполовину серьезно. Совершенно серьезно к этому относился, очевидно, только я. После второй рюмки они меня убедили вызвать такси. Мы поехали в город в кабак к Роланду.
Везде было много девушек, и в воздухе летали улыбки. Журчали беспутные голоса. Но я восхищался только моими новыми друзьями. Казалось, что они приносят какие-то срочные новости из другого мира, о котором мы до сих пор не знали. Виски текли, как материнское молоко. Они становились всё более и более возвышенными, употребляя слова, которых я никогда не слышал, и поражали меня мыслями, которые мне и на ум не могли прийти. Вдруг Анди поднял голову и словно онемел. Я оглянулся. Неподалёку прогуливались два полицейских, поигрывая дубинками.
– Ты останься и позови нас, когда они уйдут. Будем в туалете, – засипел Иван, и они исчезли. Я даже не успел кивнуть головой.
Полицейские были молодыми и стройными. Они разговаривали и смеялись, но одновременно украдкой осматривали всю площадь. Когда они проходили мимо сада кафе, девушки из-за соседнего стола окликнули их. Хранители закона перекинулись с ними шутками и продолжили свой путь. Хотя лица у них были розовые, они напоминали мне черных ангелов. Я зашел в туалет и постучал в дверь кабины.
– Уже прояснилось? – донеслось из кабинки. Вдруг заскрипела защёлка, и я увидел Ивана, сидящего на унитазе, и Анди, сидящего на коленях у Ивана. Из другой кабинки вышел Камил.
– Я уже не сбегу! – завизжал Иван. – Куда? Я всегда удираю оттуда, куда я бы хотел сбежать. Уже не сбегу! Пусть даже меня посадят. Я повешусь на полотенце и всё. Поцелуйте меня в ж...! Бл...дь, кто тогда напишет этот еб...ый «Рай»?!
– Спокойно, Иван... Хочется оливок, – успокаивал его Камил.
– Думаю, даже и эта Оливка все проср...ла. Она, должно быть, совсем глупая, если не ищет меня!
– Роберт, ведь правда, ты приглашаешь нас в «Касабланку», чтобы поесть греческих оливок?
Иван посмотрел на меня глазами, полными слез, и крикнул: «Разве?!»
– Да, идем, – сказал я, хоть и не знал, о чем идет речь.
В «Касабланке» уже зажгли свет. Несколько красиво одетых гостей манерно ели белое мясо. Мы сели на террасу. Анди заказал водку Абсолют с оливками. По его мнению, это было самое лучшее лекарство от болезней печени, сердца и почек. Может, так оно и было. Когда я отпил холодный напиток и съел зеленоватый плод, со мной заговорило мое собственное тело.
– Друзья, я решил стать счастливым, потому что это способствует здоровью, – сказал Иван и выстрелил косточкой в тень лозы. Я был уверен, что косточкой он убил сына джина и что мы все за это поплатимся.
– Вольтер! – сухо сказал Камил.
– Я или Вольтер. Какая разница. Я решил! И это будет первое предложение «Рая».
– Я ужасно боюсь, что умру и ничего не пойму, – воскликнул внезапно Анди.
– Давай делать что-то, а то у нас съедет крыша!
– И знаешь, какое будет следующее предложение? Не знаешь! Попробуем выяснить, какие миры в нас! Вот это предложение! – раздухарился Иван. – Нашей единственной обязанностью является лишь жить и быть счастливыми.
– Камю!
– Черт побери! – закатил глаза Иван. – Здесь человек даже не может ничего придумать. Правда, моя дорогая травка? – Он засунул руку в карман и достал вышитый мешочек из мягкой кожи и папиросную бумагу.
– Будешь? – он сунул мне траву под нос. Она пахла, как затхлое сено. – За счастливую старость! Яркая слеза солнца.
Потом мы молча сидели, покуривали, ели оливки и пили шведскую водку. Я тревожно наблюдал за тем, что со мною сделает алкоголь и курение. До этого я не очень много пил и курил. Я не заметил в себе ничего особенного. Только откуда-то из тепловатого воздуха нарушал спокойствие моего тела неопределенный упрек, что я уже не являюсь приличным человеком, потому что поддался чарам этих бунтарей. Однако чем дольше мы молчали, тем больше мой упрек превращался в чувство, что новые друзья являются моей судьбой, которую ничто не может изменить. Сначала это казалось упоением, но и до сегодняшнего дня это осталось для меня призывом в путь-дорогу, как посвящение, которое меня пронзило больше, чем самая жгучая молитва. Несомненно, я бы запутался, если бы хотел это объяснить. На самом деле, тут нечего и объяснять. Я навсегда запомнил соленый вкус оливок, белую крышу ресторана, матовый зеленый цвет ее ставней и стульев, город, расцветавший огнями ночи под нами, и тишину, которая сыпалась на меня из каждой вещи. Меня наполнила радость оттого, что у меня есть тело и что я могу, но не обязан чувствовать его ненасильственную силу.
Вдруг Камил вздохнул: «Иметь бы так какой-нибудь «Эппл» и пару ОКИ!» Но его вздох никто не заметил, никто не отреагировал.
Мы бы так и забыли о времени, если бы официантка не попросила нас заплатить. У нее был кокетливый голос, и она очень вежливо извинялась за то, что они сегодня закрывают раньше, потому что ожидают каких-то важных гостей. Я выложил на стол остатки от пятитысячной купюры, но Иван начал придираться. Ему сразу не понравилась её элегантная серо-зеленая юбка, и его раздражали девичьи губы на её чересчур женском лице. Она не обращала на него внимания, взяла деньги со стола и начала их считать.
– Не хватает двести двадцать крон, – сказала по-деловому.
Я испугался. Я обшарил карманы, но мне удалось найти только семь крон, оставленных на троллейбус.
– Округлите, – посоветовал Иван. – У нас только чеки.
– Чеки не принимаем, – ответила она сухо.
– Тогда идите в ж...!
– Ну ничего себе! Арпи, они не хотят платить! – крикнула обиженная официантка. Внезапно в дверях появился мужчина в зеленом фартуке.
– Этот? – показал на Ивана. Иван хотел что-то сказать, но не успел. Мужчина схватил его одной рукой за воротник бархатного пиджака, второй за брюки и выбросил, как котенка. Через палисад террасы мы увидели, как Иван приземлился на все четыре конечности и перед входом начал извиваться и странно выть. Охранник быстро вернулся, встал в дверях и странно покосился на нас.
Вдруг откуда-то из тени поникшей вербы выпрыгнул маленький человечек, встал против гиганта и крикнул:
– Ты что, с ума сошел? Он ничего тебе не сделал!
– Ничего, – флегматично ответил мужчина. – Он просто не хотел платить.
– Заткнись ты, паяц! – незнакомец бросил на стол купюру. – Ноги моей больше тут не будет. Содом и Гоморра! А вы что сидите, как дураки, валите отсюда, засранцы! – крикнул он нам и повернулся к официантке.
– Вызовите такси! Буду ждать перед Майковым вигвамом.
Мы вышли ошеломленные. Иван сидел на мраморной мостовой, голова на тонкой шее покачивалась над скрюченными ладонями, с которых капала кровь.
– Ручки мои, простите. Я никогда не буду принуждать вас писать. Наср...ть на весь их «Рай», – бормотал он.
Камила начало тошнить. Маленький богатырь вышел из ресторана, схватил Ивана за воротник и поставил на ноги.
– Подуй на свои лапки, маленький, охота пока не закончилась. Уже три дня пью, почему не могу на три больше? Содом и Гоморра! Выпьем, что скажешь? О чем говоришь?
– О стране без идиотов, как ты! – ответил Иван и посмотрел на него так ненавистно, что я почувствовал мурашки на спине.
– Так мы родственники! – сказал трехдневный пьяница. – Я Эрнест, но ты можешь звать меня Эрни.
– Ты голубой или КГБшник? – вмешался Анди.
– Всё, что хочешь! Но чем я являюсь более всего, скажу только тебе, мой золотой, – обратился он к Ивану. – Я богач. Содом и Гоморра! Один из самых богатых в этом городе, – он сделал королевский жест в сторону городских огней. – А может быть, и самый богатый. Вот моя визитка, – он вынул из кармана и замахал кучей купюр. – Надеюсь, это откроет и твое нежное сердце. А вот еще, – он похлопал ладонью по черной папке.
– Тебе не следовало бы пить так много. Легко можешь всё потерять. Потому что мы четыре самых известных карманника. На нас заведены дела во всех полицейских отделениях города, – провоцировал его Камил.
– Содом и Гоморра! Мне начинает это нравиться. А мои дела интересуют только политические партии. Вы в лучшем положении, полицейские более умные. Но что я, известная старая структура?! Я бывший коммунист, номенклатурщик и т.д. Они бы меня утопили в ложке воды, но я – море. И вот доказательство, – он опять похлопал по черной коже. – На, будешь заботиться о ней, – он пихнул папку Камилу под мышку.
– Ах ты, красная гадина, – засипел Камил и бросил её на дорогу. – Он еще будет хвастаться!
Не знаю, почему я взял папку и подал ее Эрни. Только Бог знает, почему я сделал еще несколько вещей, которые свели нас с Эрни, и мы вместе сели в такси и за его деньги начали тусоваться в самых лучших братиславских трактирах. И как могло случиться то, что за всё это время я не потерял эту черную кожаную папку? Веки Эрни за это время набухли, и в морщинах, покрытых серой бородкой, глаза его исчезали. Но ему всё сходило с рук. Когда он пел с цыганами-музыкантами венгерский чардаш, весь народ ему аплодировал, а когда он дремал на столе, все ходили на цыпочках. Эрни был королем. Когда утром уборщицы разбудили нас, спящих в креслах с голыми незнакомыми девицами в гостинице «Дунай», моя, едва заморгав ресницами бабочки, тут же начала спрашивать, закрывая передо мной соски, где Эрни. Эрни был королем.
Мы слегка позавтракали, без алкоголя, и начали прощаться. Я подал Эрни папку. Кровавые трещины между морщинами расширились, и потрескавшиеся губы прошептали:
– Ты ее не потерял? Проклятая... Содом и Гоморра.
Трясущимися руками он открыл ее и положил на стол какие-то документы. Схватил стакан, но когда понял, что в нем лишь минеральная вода, с отвращением выплюнул ее.
– Читайте, – совал он нам под нос документы с шапкой Верховного суда. – Прочтите – и вы не поверите своим глазам.
Но нам было не до чтения. Мы рассматривали бумаги и не понимали, что в них такого плохого написано, что у Эрни это вызывало такую изжогу.
– Что вам непонятно? Бывшая вилла второго, самого богатого, ювелира в Братиславе. Реституция. Мое имущество! Приблизительно восемь миллионов.
– Твое? Это прекрасно! Повод отпраздновать, – сказал я без радости.
– Ну да. Содом и Гоморра! Только... слушайте рассказ! У меня был дядя, который владельца виллы отправил копать уран. У него осталась дочь, на которую я каждое утро смотрел через партизанский бинокль из окна сиротского дома. Содом и Гоморра, я не помню цвета ее сосков, но все эти годы мне не давали покоя мягкие светло-фиолетовые полотенца, которые там висели на стенах. Я влюбился в ее ноблесность, а не в ту решимость, с ко-торой она предстала перед собранием класса. Понимаете? Когда ее исключили из школы, я ее добился. Но моему жадному дяде это не нравилось. Тогда я женился на ней! Может быть, я бы отправился вслед за ее отцом в тюрьму «Яхимов», но вдруг карта перевернулась, и миленького дядю самого посадили. Я сделал карьеру благодаря своему бесстрашию, но она мне тоже помогла. Она стала хорошей женой, но не совсем пылкой для моего темперамента. Когда она, дура, застала меня в кровати со шлюхой, которую считала подругой, то выпрыгнула из окна виллы. Не сразу, но позже. Не сказала ни слова, только выпрыгнула. Понимаете? Она скомпрометировала меня. Я упал, как подкошенный. Все пренебрегали мной и обзывали меня антисемитом. Я очутился на улице. Но потом пробился в лучшие времена. И сейчас я эту виллу получил, а может быть, и те полотенца, Содом и Гоморра! Чего не понятно, засранцы?!
– Тогда зачем тебе она была нужна, если… Я имею в виду эту виллу… – откровенно удивился я.
– Ты, мой маленький! – сказал Эрни. – Я не только ее хотел, я отдал миллион, чтобы ее заполучить. Сумеете это понять – я и вам миллион дам. Потому что она мне не нужна. Если бы я был нормальным, вряд ли бы…
– Ты хочешь сказать, что ты извращенец, не так ли, Эрни? – вмешался Анди. – А я-то думаю, почему же ты так воняешь!
– Вовсе нет, маленький. Содом и Гоморра! Я играю. Знаешь ли ты, кто такой игрок? Однажды это схватит тебя за яйца и не отпустит, пока ты не выиграешь. Потом ты напьешься и опять играешь. Разве вы этого не знаете? Ведь и вы всего лишь игроки. Если ты годишься для чего-то, тебе не остается ничего другого, только играть. Вот, такие времена. Но вы всего лишь сосунки, а я выигрываю. Вы умеете только проигрывать. Но ты не бойся, маленький, это всего лишь ничья. Ты можешь это понять? – он взял руки Анди в свои и едва не начал их целовать, глядя при этом ему в глаза. – Содом и Гоморра… Не можешь? Но я хочу, чтоб ты понял. Хочу, чтобы вы тоже выиграли, хотя вы всего лишь бродячие вонючки! Я человек, который сумеет перешагнуть и через собственную тень, если захочет. В Словакии мне уже нечего выигрывать. Хочу уже наконец-то проиграть! Не понимаешь?
– Бред! Такие рэкетиры, как ты, всегда найдут себе повод для победы. Наши проигрыши – это ваши выигрыши. Но ваши выигрыши не являются нашими проигрышами. Как тебе, в п...ду, объяснить, что в этом придурочном мире все выигрыши есть проигрыши? Чем ты это хочешь понять, ты – чёрный король победителей? Все хотели бы только побеждать! Вся страна уже воняет трупами победителей. Человеку надо их пнуть, если хочет узнать, на самом ли деле это так. Но меня это выводит из себя!
Мы еще некоторое время доводили друг друга. Потом мы оставили розовые скатерти на круглых столах и вышли на улицу. Сначала мы провожали Анди. Перед его панельным домом, разукрашенным великолепными граффити, Эрни озабоченно покачал головой:
– Нет, нет, Анди. Ты в таком разрисованном крольчатнике жить не можешь!
Потом мы пошли проводить Ивана. Когда мы подходили к его домику с огородом в Затиши, Иван сжал кулаки:
– Нет, у бабки изжога! Как будто адские черти топили котел. Не чувствуете? Разве вы не видите эти огненные стены? Бегом отсюда!
Наконец мы после нескольких бокалов пива в буфете для рабочих очутились на Золотых песках. Мы сняли грязные рубашки и сели в полотняные кресла под зонтиками от «Кока-колы» с видом на сладострастные округлости загорающих дам. Но мы уснули раньше, чем солнце высосало росу на бутылке благородного шампанского, которым владелец корчмы угостил своего старого друга. Вечерний холод, падающий вместе с легким маревом и тьмой на обезлюдевший пляж, разбудил нас. На деревянных ставнях висели замки. Персонал уже, наверно, ушел на цыпочках, чтобы нас не разбудить. Везде было тихо, как в гробу.
– Анди, ущипни меня, а то я не знаю, здесь я или в интернете! – воскликнул Камил.
Эрни дрожал, как осиновый лист. Поднял воротник пиджака и побежал к озеру. Вдруг он остановился, повернулся и воскликнул:
– Не знаете, который час? И какое число?
– Забей! – ответил ему Анди. – Всё равно будет конец света.
– Дебил! – забормотал Эрни. И с удовольствием пёрнул. Потом засучил брюки и постарался залезть в лодку, которая была привязана к бело-красному столбу. Я увидел, как он в лодке вдруг выпрямился, снова нагнулся и потом испуганно перепрыгнул на берег.
– Там ребенок! – воскликнул он.
– Неужели, Эрни? Это просто «белочка», – зевнул Анди.
Из любопытства я захотел узнать, что так напугало Эрни, и поспешил к лодке. Там был ребенок. Он сосал палец, а кулачок второй ручки спокойно прижимал к щеке. Он был завёрнут в теплое одеяло, перевязанное белой лентой. Рядом был пакет памперсов, на котором лежала бутылка с молоком и соской. Я поднял бумажку, прикрепленную к пластмассовой упаковке скотчем, каким пользуются продавцы в магазинах. В густом сумраке при отражении луны в озере я прочитал странную фразу: «Если вы бросите ребенка в воду, возможно, ничего и не случится, но если вы его спасете, то уменьшите этим вину его несчастной матери». Я положил бумажку в карман. Ее содержание стало мне сразу понятным. Я взял ребенка на руки, бутылку засунул в штаны, другой рукой схватил пакет и пошел к друзьям. Их не было видно, но я чувствовал, что из сумрака их взгляды следят за мной.
– Это последняя капля, – пробормотал Иван, когда увидел, что в одеяле лежит живой ребенок. – Прямая дорога в тюрьму. О, крестные матери, я не знал, что вы такие злорадные суки!
– Положи его обратно! Это не шутка! – обеспокоился Эрни.
Ребенок вдруг расплакался.
– Надо его перепеленать, – сказал Анди. – Что смотришь? У меня есть опыт. Ведь я воспитывал свою сестру.
Я не знал об этом. Анди взял ребенка из моих рук, положил его на стол и начал ловко пеленать. Это была девочка, не мальчик. Не хотелось верить, что она плакала только из-за такой мелочи. Анди дал ей бутылку с соской. Маленькими пальчиками она обхватила ее и начала жадно пить. Никто не вымолвил за это время ни слова.
– А теперь положите ее обратно, – сказал Эрни, когда она уснула.
– Быстрее, пока нас тут никто не нашел! Нищим никто не верит. – добавил Иван.
– Да, – согласился я. Но только ноги понесли меня по направлению к железному забору, прочь от озера, света ресторана и приглушенной музыки. Все молча последовали за мной. Мы нашли дыру в заборе и пролезли в парк. Как хорошо, что я послушался своих ног, которые несли меня в неизвестность, а не страха, который звал моих приятелей к спокойным бессмысленным действиям. Мы остановились в парке под отцветшим каштаном. Я положил ребенка на лавочку. Он спокойно спал. Приятели с ужасом окружили его. Прибежал Эрни, который отстал, и бросил на лавку упаковку памперсов.
– Вы это забыли, четыре короля, – сказал он зло. – А меня от этого увольте, ладно? Мне уже пора. Было приятно познакомиться.
Никто не проронил ни слова. Эрни уже почти скрылся из виду, как вдруг сзади раздался его хриплый голос: «Я передумал, вы, говнюки! Я поразмышлял и передумал. Отдам вам ту виллу!»
– Не говорил я разве, что это красный козел?! – заскрипел зубами Камил. И тут Эрни беспомощно затрясся и заплакал.
– На вас мне наср...ть, но этот ребенок… Я не хочу, чтобы он попал в поколение, которое было бы воспитано собаками. Хотя и на него мне наср...ть! Ненавижу благотворительность! Но виллу вам отдам. Вместе со всем, что вам будет нужно. По крайней мере, у меня будет возможность от души дать вам пинка под ж...пу. И главное – с чистой совестью. Подумайте об этом. Завтра утрясу формальности, и вы мне дадите ответ. Где я вас найду?
Опять никто не проронил ни слова. Лишь только ребенок проснулся и начал беспокойно хныкать. Через мгновение уже весь парк был заполнен его плачем. Я назвал свой адрес.
Перевод Петра Михайлова.
Литературная обработка перевода Е.Широковой-Тамбовцевой.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Словакия»]
Дата обновления информации (Modify date): 27.11.09 12:31