О романе М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита»
Москва, омытая светом
Москва — нерв, пронзающий и окольцовывающий судьбы героев двух романов ХХ века — “Доктор Живаго” Бориса Пастернака и “Мастер и Маргарита” Михаила Булгакова. Москва Пастернака и Булгакова — родной, выстраданный город, но как несут их герои и это родство, и это страдание?
“И Москва внизу и вдали, родной город автора и половины того, что с ним случилось, Москва казалась им сейчас не местом этих происшествий, но главною героиней длинной повести, к концу которой они подошли, с тетрадью в руках, в этот вечер”1, — напишет Пастернак в последней главе Эпилога своего романа, когда уже покинут эту землю и “автор”-поэт — Юрий Живаго, и его возлюбленная Муза — Лара, и многие герои первых страниц книги, но останутся жить их дети, друзья.
“Кони уже неслись над крышами Москвы. — Я хочу попрощаться с городом, — прокричал мастер Азазелло, который скакал впереди... Они пролетали над городом, который уже заливала темнота...”2 — так начинается прощание с Москвой в романе Булгакова, когда, перейдя черту земного бытия, мастер-автор рукописи романа о Христе-Иешуа и его возлюбленная Муза, Маргарита, направляются к месту своего вечного пристанища — в мир покоя и свободы.
Поэт—книга—любовь—смерть—вечная свобода — это путь героев романов Пастернака и Булгакова, и проходит он по полю жизни, имя которому — Москва. Но если в романе “Доктор Живаго” образ “Москва-прощание” нерасторжим с образом “Москва-прощение”, то в романе “Мастер и Маргарита” — они оказываются разорваны пространством неутихающей боли, мстительной памяти.
Исстрадавшиеся сердца героев в романе Пастернака уже в этом мире открываются прощению и любви к Москве, вечному городу, городу жизни, смерти и воскрешения: “Счастливое, умиленное спокойствие за этот святой город и за всю землю, за доживших до этого вечера участников этой истории и их детей проникало их и охватывало неслышною музыкой счастья, разлившейся далеко кругом. И книжка в их руках как бы знала всё это и давала их чувствам поддержку и подтверждение”3. Эти слова утешения в Эпилоге романа Пастернака, какими могут быть только сладостные слёзы, музыкой благословения звучат всему живущему — городу и миру (urbi et orbi).
Какие незримые корни, связавшие Землю и Небо, напитывают Пастернака-художника неколебимой верой-любовью в его святой град, первый раз явившийся в самом начале романа в образе рождественской Москвы в начале века грядущих потрясений? — “Светящиеся изнутри и заиндевелые окна домов походили на драгоценные ларцы из дымчатого слоистого топаза. Внутри них теплилась святочная жизнь Москвы, горели елки...”4.
Совсем другим огнем полыхнет любовь-ненависть мастера и Маргариты, улетающих из Москвы в иную вечную жизнь, к городу их страдания и краткого счастья. О, вначале не будет Москве никакого прощения! Неслучайно право первым проститься с ней отдает Булгаков Воланду — князю тьмы. Перед его пронзающим, леденящим, чужим взглядом предстает город, как бы приговоренный к уничтожению. “На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве ... находились двое: Воланд и Азазелло... им город был виден почти до самых краев”5 . Они смотрят на Москву, и город накрывает тьма — начинается страшная огненная гроза.
Смотрят на “необозримую” Москву “тихим летним вечером” Гордон и Дудоров (друзья Юрия Живаго), смотрят как будто из высокого терема времени, но совсем другими, человеческими, любящими, все претерпевшими глазами. Они смотрят на Москву и читают “тетрадь Юрьевых писаний”: “К середине чтения стемнело,.. пришлось зажечь лампу”6. Лампа-лампада зажигается над Москвой, и “тетрадь Юрьевых писаний” — свободная поэзия — освещает темноту города, жизни и смерти в мире Пастернака и приносит негасимую веру в возрождение.
В дуалистическом пространстве романа Булгакова с его невероятными сплетениями и перевоплощениями добра и зла кажется, что за порогом земного бытия прощение-примирение может найти каждый. Кажется, всё и вся будет прощено на земле.., но только не Москва. Только не город, где был написан роман мастера, только не город, где к мастеру пришли великая любовь, страдание, безумие, смерть, а потом освобождение навеки... Только не город, в котором была сожжена, а потом воскресла рукопись его романа... Только не Москва... Кажется, что Москву в романе Булгакова ждет более страшное искупление, чем распятие, — может быть, ее ждет вечное НЕБЫТИЕ?
Даже в пространстве свободы, в последнем прости душа мастера и Маргариты не прощает город их судьбы, не принимает его: “Мастер выбросился из седла, покинул сидящих и побежал к обрыву холма. Черный плащ тащился за ним по земле. Мастер стал смотреть на город. В первые мгновения к сердцу подкралась щемящая грусть, но очень быстро она сменилась сладковатой тревогой, бродячим цыганским волнением”7. Потом его волнение переходит в “чувство глубокой и кровной обиды”, но она быстро оставляет героя, и душа его наполняется “предчувствием постоянного покоя”. Но прощание мастера с Москвою не заканчивается успокоением. Вновь его “черная длинная фигура” начинает метаться на краю обрыва, и в итоге не прощение, а угрозу посылает он оставляемой навсегда Москве — он поднимает руку к небу, “как бы грозя городу”8.
Но разве это прощание с Москвою? Так много здесь совсем другого литературного города. Кажется, на мгновение мастер что-то перепутал, а Маргарита забыла, что улетают они с Воробьевых гор в Москве, а не с Васильевского острова в Петербурге. Так узнаваемы в мятущемся мастере все жесты обезумевшего от горя Евгения из “Медного всадника” Пушкина. Обернувшись, скачущая Маргарита видит, что “нет уже давно и самого города, который ушел в землю и оставил по себе только туман”9. Уж не Петербург ли это Андрея Белого растворяется во мгле (роман “Петербург”)?
Неужели в тартарары проваливается Москва, город, осененный в начале главы “На Воробьевых горах” небесной радугой — символом благословения? — “Грозу унесло без следа, и, аркой перекинувшись через всю Москву, стояла в небе разноцветная радуга, пила воду из Москвы-реки”10. Не покидает мысль, что Москва занимает чье-то чужое, уже облюбованное в народной мифологии место. Место Петербурга — антипода святого града Китежа, — построенного на гнили болот,и смываемого наводнениями. Поэтому в романе Булгакова именно Москва “уходит в землю”, исчезает в темноту и мрак, в вечную ночь.
Невозможно не услышать голос любви во всех последних описаниях Москвы, неистребимого булгаковского любования этим родным, чудным местом, когда глядят его герои “на раскинувшийся за рекою город с ломаным солнцем, сверкающим в тысячах окон, обращенных на запад, на пряничные башни Девичьего монастыря”11. И эта “разноцветная” радуга над Москвою, солнце, озаряющее город, дают читателю надежду, что прощение может быть даровано, может родиться в сердцах героев романа Булгакова... Им только нужно добраться до своего вечного пристанища, им только нужно безвозвратно потерять — Москву.
В Эпилоге романа в лучах лунного света в заветный час весеннего полнолуния возвращаются на землю навестить своего ученика мастер и Маргарита. И эти лучи света омывают Москву и навсегда разрушают ужасную подземную тьму мстительного прощания. В этом лунном свете к Москве приходит прощение, как приходит оно к человеку “в белом плаще с кровавым подбоем”, который вместе с Иешуа поднимается по лунной дороге.
И луна в романе Булгакова “Мастер и Маргарита” становится похожа на лампу-лампаду над Москвой в романе Пастернака “Доктор Живаго”: два мастера, два поэта соединяются в музыке СВЕТА, звучащей над их городом прощением и надеждой.
1 Здесь и далее цит. по: Пастернак Б. Доктор Живаго. Роман. СПб.: Изд-во “Азбука-классика”, 2005. С. 644.
2 Здесь и далее цит. по: Булгаков М. Мастер и Маргарита. Роман. СПб.: Изд-во “Азбука-классика”, 2006. С. 387—388.
3 Пастернак Б. Доктор Живаго. С. 645.
4 Пастернак Б. Доктор Живаго. С. 138.
5 Булгаков М. Мастер и Маргарита. С. 373.
6 Пастернак Б. Юрий Живаго. С. 644.
7 Булгаков М. Мастер и Маргарита. С. 391.
8 Там же С. 392.
9 Там же С. 394.
10 Там же С. 391.
11 Булгаков М. Мастер и Маргарита. С. 391.
[На
первую страницу (Home page)] [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 29.11.07 17:52