Сергей Петухов
«Буду жить, как хочу»
Сын Петра Великого царевич Алексей Петрович бывал в Чехии, и здесь ему нравилось.
Cправка редакции журнала «Русское слово»*:
* Издание русской диаспоры в ЧР
Главный редактор — Фозикош Андрей Петрович
Тел.: 732 382 890
E-mail: andrej.fozikos@c-box.cz
Адрес редакции:
Kamenicka 42, 170 00 Praha7
тел./факс: 233 372 392 доб. 54
E-mail: ruslo@ideg.cz
Царевич Алексей Петрович, сын русского императора Петра I и Евдокии Федоровны Лопухиной, родился 28 октября 1690 года в Москве. В 1711-м Алексей женился на Шарлотте Браун-швейгской, от брака с которой родились дочь, великая княжна Наталья Алексеевна, и сын, Петр Алексеевич, будущий император Петр II. Царевич Алексей был приговорен к казни своим отцом, обвинившим его в измене, и умер под пыткой в 1718 году в Петропавловской крепости, где и был похоронен.
Иоганн Готфрид Таннауэр. Портрет царевича Алексея Петровича. 1710 г. Русский музей, Санкт-Петербург
Не любили российские правители своих сыновей, вероятно, видя в них для себя угрозу. Иван Грозный своего наследника убил, Екатерина Великая держала своего сына Павла на почтительном расстоянии от престола, предоставив ему муштровать солдатиков на прусский лад, а сын последнего Александр участвовал в заговоре против отца и до конца дней своих была на нем печать «отцеубийцы». Не ладил со своим сыном и царь Петр I.
Но интересно вот что: сын Петра Великого царевич Алексей, несмотря на свою трагическую судьбу, не был в фаворе и у российских историков. Его обвиняли в бездарности, безволии, пустоте, лени, пьянстве, жестокости, партикулярности (то есть любви к частной жизни). Эти упреки, ставшие общим местом, строились, в основном, по материалам следственного дела царевича. Обвинения отца и добытые пытками признания были посчитаны достаточными для лепки психологического портрета. Усилия очернить Алексея Петровича зашли так далеко, что даже отзыв воспитателя Гюйссена («Царевич разумен далеко выше возраста своего, тих, кроток, благочестив», подтвержденный тем, что Алексей прочел библию 5 раз по-славянски, 1 раз по-немецки,... прочел все (!!!) духовные и славянские книги, которые когда-либо были переведены на славянский язык, по-немецки и по-французски говорил и писал хорошо) отразился, в свою очередь, на пренебрежительной характеристике воспитателя: «Гюйссен, человек льстивый, не желавший принять на себя ответственности в возложенном на него поручении, а потому и мало достоверный в своих рассказах о царевиче» (Энциклопедия Брокгауза и Ефрона). Но письма царевича на хорошем немецком языке сохранились. А Гюйссен вовсе не скрывался от ответственности, ведь он после этого восхищенного отзыва звал отца на экзамен.
Думается, что историками двигало желание защитить авторитет Петра, как-то оправдать необоснованную расправу над сыном — да еще после обещания не наказывать, а «показать ему лучшую любовь». Сам Петр — вот кто был действительно жесток, стоит вспомнить кровавые стрелецкие казни или «профилактическое» уничтожение до 10 тыс. людей на Дону после восстания Булавина (об этом «расказачивании» писал историк П.Милюков). И пил он, наверняка, сильней сына, не отличавшегося здоровьем, потому откровенно боявшегося спаивавшего его Меншикова. Историки прощали Петру эти черты за высокую цель возвысить Россию. В целях монарха сомнений, кажется, нет, но средства их достижения часто были сомнительны, жертвы огромны.
Другие обвинения историков можно оспорить по многим пунктам. Бездарным и безвольным царевич не был — Петр отмечал в письме Алексею «ума ты не лишен». Друзьям он говорил: «царевич упрям», «всегдашний мой противник». Если судить по письмам Петра, чуть не главный пункт в столкновениях отца и сына была война. Петр упрекал Алексея в том, что тот не любит военного дела. Зато царевич, отмечали многие, любил заниматься хозяйством, в частности, своими поместьями. Кстати, совсем неплохое качество для правителя. России ведь, разоренной петровскими реформами, долго не везло с настоящими хозяевами — неужели Екатерина I, Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна были достойными правителями?
Натуры отца и сына различались самым коренным образом. Петр был человек дела, технолог во всем — от строительства до войны и власти. Алексей характером напоминал деда Алексея Михайловича Тишайшего, как и он, любил историю, богословие, языки, был натурой созерцательной. Но при том далеко не пассивной. Австрийский посол Вильчек наблюдал Алексея в Кракове и отметил, что тот был очень любознателен, посещал церкви и монастыри, присутствовал на диспутах в университетах, покупал много книг и ежедневно проводил по 6 - 7 часов не только за чтением, но и за выписками из книг, причем никому своих выписок не показывал. Между прочим, диспуты в университете велись на латыни — царевич, будучи в Москве, вероятно, овладел ею. Среди его друзей был местоблюститель патриаршего престола митрополит рязанский Стефан Яворский, образованный человек, латынь знавший прекрасно. У Алексея же была страсть к языкам. И позже, в Италии, царевич со своей любовью Ефросиньей любил посещать тамошние храмы, оперу (пение он обожал), комедию, ездил в Бари к могиле святого Николая, был поражен Ватиканом. Трудно после этого назвать его ретроградом, безголовым защитником старины. В старых обычаях он защищал «доброе». Но и Европу уже успел полюбить, хоть и воспринимал ее с другой стороны, нежели отец.
Автографы писем Алексея и Ефросиньи друг другу. Отметим крупные буквы уверенного почерка царевича и каллиграфическую грамотную вязь Ефросиньи. Не скажешь, что речь идет о меланхоличном Пьеро, которого из Алексея делали историки, и о «некакой работной девке» (это слова из манифеста Петра об отречении сына от престола).
В Чехию Алексей Петрович попал впервые в 1714 году — врачи подозревали чахотку, Петр разрешил сыну поехать на лечение в Карлсбад. Совершенно счастливый, Алексей собрался мгновенно и отправился туда под видом офицера через Ригу - Гданьск - Берлин - Франкфурт-на-Одере. Через два года тот же маршрут будет использован им для бегства в Австрию. Перед отъездом царевич восхищался: «Буду жить, как хочу!» — значит, без присмотра обычных доносителей.
Царевичу полюбился Карлсбад, а вот Петр назвал карловарское ущелье «трубой». Где бывал царевич во время этой первой поездки, неизвестно. Но, вероятно, осмотрел все, до чего смог добраться. Перед отъездом царевич накупил много книг.
Бегство царевича под покровительство австрийского императора, состоявшееся осенью 1716 года, дает еще одну деталь, связанную с Чехией. Как ни спешил царевич скрыться от отца, он не захотел минуть Праги. Более того, посланный на розыски Веселовский установил, что там он задержался на целых пять дней, жил в «вюрцгаузе» «У Золотой горы» с 19 по 24 ноября. Это была та же самая любознательность, которую отметил Вильчек, живой интерес к красивому городу, желание показать его любимой женщине.
Дом «У Златой горы», в котором остановились беглецы — Stare Mesto, U RаDniсе, 6 — в нем ныне располагается пивная «У ката». Старинный пражский дом «У Златой горы» — один из старейших в городе. Он был построен до 1200 года в романском стиле, перестраивался в 1500, 1671 и 1740 годах (последняя перестройка в стиле барокко). Свое название получил в 1671 году — тогда его купил золотоискатель Кунрад Шустер (Кunrad Sustег) и перестроил в трактир с гостиницей.
Прага 1716 года все еще переживала последствия чумы 1713 года, уничтожившей четверть ее 50-тысячного населения. Для того времени это был немаленький город (около 3000 зданий) с ярким архитектурным обликом — на гравюрах XVII — начала XVIII веков мы обнаружим характерные готические силуэты соборов, Карлов мост, Ратушу. Появлялись уже и дома в стиле барокко. Более 20% населения Праги составляли евреи, придавшие своим кварталом особый колорит городу. Алексей и его спутники, не особенно скрываясь, остановились в самом центре Старого места, откуда все было близко для обозрения.
Главные биографические сведения об Алексее нетрудно добыть в исторической литературе. Но есть в ней маленькие детали, которые не получили своего объяснения. Читая письма царевича и Ефросиньи, мы иногда наталкиваемся на слова из их интимного словаря. К примеру, когда Ефросинья пишет из Венеции: «А оперы и комедий не застала, токмо в един от дней на гондоле ездила в церковь с Петром Ивановичем и с Иваном Федоровичем (с сопровождающим ее Беклемишевым и братом. — С. П.) музыки слушать, больше сего нигде не гуляла ...» — этот текст содержит слова «опера», «комедия», «гондола», в то время, вероятно, еще не вошедшие в русский язык. Уже их можно назвать словами интимного лексикона. Когда Алексей пишет Ефросинье: «Поезжай в летиге, не спеша, понеже в Тирольских горах дорога камениста: сама ты знаешь; а где захочешь, отдохни, по скольку дней хочешь», то нас останавливает слово летига. Что это? Явно не слово из Даля (бабье лето, летящая паутина, тенетенник). Это итальянское слово letigа, ныне уже устаревшее, означает оно карету. Тоже общее словечко, нажитое в путешествии, как и знакомый обоим Тироль.
А вот Алексей отвечает Ефросинье: «А что ты писала, что Судакову дать денег, и ты дай ему против так же, ровно с ними (то есть награди вдвойне. — С. П.); и когда велишь ему у себя петь вечернюю и утреню в воскресенье, а он, чаю, еленою живучи, забыл гласы, и ты ему скажи что декабря 1-ого был осьмой глас, и потому он может знать, что петь». Текст понятный, певчий мог сбиться в заданной правилами службы последовательности голосов. Выражение «еленою живучи» понято не было, осталось отмечено толкователями, как неясное. А ведь это, вероятно, от чешского фразеологизма byt jeleny — одуреть, сбиться, растеряться, что вполне соответствует контексту. Но тогда получается, что царевич использует чешский оборот, причем не самый ходовой, редкий.
Это предположение покажется невероятным, если одновременно не обратить внимание на то, как загадочно для русского уха Алексей и Ефросинья называют своего будущего младенца — Селебеный. Да ведь это же почти наверняка чешское slibeny — обещанный! Нет, похоже, что в интимный лексикон Алексея и Ефросиньи входят не только итальянские, но и чешские слова.
Откуда появилось такое прозвище для будущего младенца? Кто-то пообещал им сына, и обещание, похоже, было сделано на чешском языке. Где это могло случиться? Загадка. Только язык и может немного помочь.
Первый вариант ответа — это случилось во время короткого пребывания влюбленных в Праге. Они с кем-то говорили, а этот человек пожелал им сына. Но для этого желательно было бы говорить на чешском языке. Алексей мог немного его знать, ведь в Карлсбаде, пусть даже скорее немецком, чем чешском городе, он жил несколько месяцев, купил несколько книг на чешском языке. Для хорошего лингвиста, чье ухо было натренировано на старославянском, это немалое время для постижения языка. Но откуда могла бы знать чешский Ефросинья?
Второй вариант будет выглядеть, будто взятый из Дюма. Известно, что когда беглецы достигли Вены, Ефросинья переоделась в мужское платье. В нем ее видел канцлер Шенборн и назвал ее реtitе раgе (маленький паж). Мужское платье Ефросинья носила очень легко и естественно — вот и в Неаполе, а это уже спустя полгода с лишним, она все еще щеголяет в мужских нарядах. Кстати, дворяне Италии того времени были одеты в цветной бархат, такую одежду и женщина носила бы не без удовольствия.
Но что если это было не первое переодевание? Знакомство царевича с Ефросиньей состоялось в 1714 или 1715 году. Когда царевич ездил в Карлсбад, он мог бы взять с собой под видом слуг переодетую Ефросинью и ее брата, которому оба доверяли. По крайней мере, из Карлсбада царевич даже не отвечал на письма посла Матвеева из Вены, а тетрадь выписок из Барония, которого Алексей читал в то время, оказалась почти пуста. Царевич был занят чем-то иным.
С другой стороны, и Ефросинья, когда ехала назад в Россию, не выглядела робкой ни в Берлине, ни в Венеции — вот она хвастается перед Алексеем покупками: «Доношу вам об моих покупках, которые, быв в Венеции, купила: 13 локтей материи золотой, дано за оную материю 167 червонных, да из каменьи крест, серьги, перстень лаловые, да за оный убор дано 75 червонных...». Если бы путешествие было не первым, то смелое поведение не вызывало бы вопросов. А тут — Ефросинья впервые за границей, но, как мы видим, в чужой стране не теряется.
Впрочем, это все еще не доказательство, но предположение. Чтобы стать чем-то более существенным, для его развития нужны новые факты, которые вряд ли появятся. Но благодаря ему и деталям быта история царевича Алексея оживает и приобретает тепло когда-то согревавшей ее любви.
Ге Н.Н. «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». 1871 г. Третьяковская галерея, Москва. Так, по мнению художника, мог бы выглядеть разговор сына с отцом. Картина эта вызвала длинный восхищенный комментарий историка Костомарова, позднего недоброжелателя Алексея, вдоволь потоптавшегося по костям царевича. На самом деле, на мызе в Петергофе царь предъявил Алексею показания Ефросиньи и со своими подручными сурово избил его. Случайного свидетеля избиения отправили на каторгу, а двух людей, которым он рассказал о нем — казнили за обсуждение события.
[На
первую страницу (Home page)] [В раздел "Чехия"]
Дата обновления информации (Modify date): 06.10.07 15:11