Проза и стихи
Накануне победы, седьмого мая 1945 года
Седьмого мая 1945 года я получил по рации приказ снимать все линии связи, собрать свой взвод в селении Неерланд, расположенном в шести километрах южнее города Левенберг, где временно был расположен штаб 31-й армии и штаб моей армейской роты. В трех километрах от этого Неерланда вдоль разминированного шоссе проходила постоянная обесточенная высоковольтная линия.
Чтобы сэкономить силы и время, я залез на одну из мачт и подключил телефонный провод к одному из обесточенных проводов этой высоковольтной линии, а другой — заземлил. К удивлению своему я обнаружил, что не один я такой умный.
И отдельная артеллерийская бригада и несколько других вышло наших подразделений уже проделала то же самое, и уже в Левенберге вышла на штабной армейский коммутатор. С другой стороны к этой же обесточенной постоянке оказались подключены и противостоящие нам вражеские подразделения, русская речь, приказы, болтовня перемешивались с немецкой, как всегда линия содержала многоэтажные родные наши матерные построения.
Ругались номера первые со вторыми, какая-то телефонистка «Я — “Заря”» с телефонисткой «Я — “Неман”», полковые телефонистки с дивизионными, корпусными и армейскими. Девочки проделывали это не хуже генералов и майоров.
К вечеру весь мой взвод был уже в сборе. Недалеко от нас на холмах маячили развалины двух средневековых замков.
Рано утром шестого мая именно по этой интернациональной линии я получил приказ к вечеру свернуть все работы, и передислоцировать взвод южнее километров на двадцать. Я развернул карту. Несколько шоссейных дорог пересекаемых целой сетью перпендикулярных, вели к указанному пункту. Я выбрал кратчайшую.
Через два часа мы подъехали к трассе, по которой непрерывным потоком двигались на юг наши армии: танки, самоходки, артиллерия, мотопехота, кавалерия, конная тяга. Справа, в конце выбранного мной шоссе на пьедестале стояла деревянная раскрашенная мадонна.
Кажется, мы выиграли часов шесть, но метров в ста от трассы немцы установили в шахматном порядке противотанковые мины, не только на нашем шоссе, но и справа, и слева от него и вдоль всей трассы, по которой наступала армия. Головки мин не были замаскированы. расстояние от одной до другой было метра полтора.
У нас было семь груженых повозок и четырнадцать лошаедей. Я прошёл туда и обратно по заминированному участку шоссе, противопехотных мин не было, противотанковые — просматривались. Пешком выйти на трассу не представляло никакого труда и не сулило никакой опасности. Разгрузить подводы, перенести их на руках, перенести на руках грузы, технику, наконец, по одной перевести всех лошадей. Пол часа и мы на трассе.
Я приказал разгружать телеги и распрягать лошадей.
Но сорок пять человек, весь мой взвод, стояли с опущенными глазами и не двигались, словно не слыша меня. Я поименно попросил подойти ко мне самых честных, смелых, дерзких, самых любимых моих сержантов, радиста Талиба Хабибуллина, моих бывших ординарцев Гришечкина и Королева, смелого широкодушного и лихого сержанта Михаила Корнилова.
— Лейтенант, — сказал Корнилов. — Мы все тебя любим и полгода назад безусловно сделали бы все это, но через месяц кончится война, и все мы живыми вернемся домой, а если понесем телеги и кто-нибудь споткнется, или лошадь встанет на дыбы, рванется в сторону или брыкнет кого-нибудь, и тот не удержится на ногах, и хоть одна мина взорвется, и тогда не исключено, что раненые или убитые, кто-нибудь из нас выронит телегу, радиостанцию на другую мину... Лейтенант! Мы все хотим жить, и никто из нас рисковать не будет.
Я вытащил из кобуры наган и направил на Корнилова, но он уже снял предохранитель с автомата направил автомат на меня и сказал: — Лейтенант! Спрячь наган, если ты выстрелишь в меня, то прежде, чем я умру, я убью тебя, не делай глупости!
Я любил Корнилова, Корнилов любил меня, минуту мы стояли друг против друга, мне было горько, первый раз за всю войну взвод отказался выполнить приказание.
Я был уверен в своей праводе и не ожидал, что дело примет такой драматический оборот, и я сдался, спрятал наган в кобуру, а Корнилов повесил на плечо свой автомат. Хабибуллин засмеялся, на всех и на меня тоже напал приступ истерического смеха. Смеялись от радости, что выход был найден, от нелепости ситуации, от того, что невозможно было понять, кто прав, а кто не прав, смеялись до тех пор, пока из глаз не потекли слёзы.
Я вынул из планшета карту — десять километров назад, пять в сторону другого шоссе, по которому двигались артиллеристы 256-й дивизии. Утром седьмого мая 1945 года мы выехали на трассу. На перекрестке дорог стояла деревянная крашенная богоматерь с младенцем Христом.
[На
первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 26.07.06 16:25