Одесса молодая
Зимние музыПрозрачными
клювами аистов свесились крыши.
И с каждого клюва — на землю стекает вода.
А музы болеют ангиной. Их голос всё тише.
И строки поэтам диктует уже хрипота.
Не выдохнуть
музам их прежнего лёгкого звона.
И кошек озябших качают они на груди.
И видят, как в небе летит, словно вечность, ворона,
И солнце усталое следом за нею летит.
И бьётся
сомнение в их королевских прожилках,
Но всё же находят отвагу они и тогда
Ночами сдувают с нахохленных елей снежинки.
И бьют каблучками по хворосту первого льда.
Первый снег
Без суеты, без выводов
поспешных
Шёл первый снег. Шёл просто. Шёл как шёл.
Не дожидаясь звёзд, во тьме кромешной
Он кутал город в зыбкий капюшон.
Сбиваясь в стаи, в окна
залетая,
И тощим псом пускаясь по следам,
Он падал - таял, снова падал — таял,
Как будто рвущуюся ткань метал.
Он опускался на асфальт
с разбега,
Ликуя, и не зная, как на грех:
Будь он вторым, четвёртым, пятым снегом —
Имел бы больше шансов на успех.
А он летел, потерь не
замечая,
На крыши, на траву, в сплошной туман.
Он падал — таял, снова падал — таял,
И под конец отчаялся, устал.
Он уходил по лужам и по
крышам.
И клал с размаху лёгкие стежки
По воздуху. Он знал: зима допишет
Бесстрашные его черновики.
* * *
Там, где кончается душа,
В нас ничего уже не сбудется.
Там чёрная обид распутица
И годы на ветру дрожат.
И ты заплатами следов
Не исцелишь дорог утраченных,
Когда, тебе не предназначенных,
Покинешь сотни городов.
Там, где кончается душа,
-
Чему начаться в той окрестности,
В той обездоленной телесности,
В которой голос мой зажат?
Там пышною морской
травой
Качается в глазах бессонница,
Но ничего уже не кроется
За тем, что мы зовём собой.
По линии жизни ползёт
муравей.
Не зная меня даже в тысячной доли,
Он смело и просто скользит по ладони,
В весеннем луче — по ладони моей.
Кто хрупко его мне
доверил хранить?
Дошёл до конца, замечтался над бездной...
Дорога обратно уже бесполезна.
А дальше — куда? Обрывается нить...
И мне за него ничего не решить.
Разговор с Творцом
Дёргая за руку Бога
усталого,
Маленький ангел стоял у стола.
— Перепиши мироздание заново:
Облаком, плеском, изгибом крыла.
Но, покатав малыша
краснощёкого
На колеснице испуганных звёзд,
Бог прошептал: — Унеси своё облако...
Как мне писать? Я не вижу от слёз.
Жизнь
Колода листьев на
земле. Взамен —
Дождя непросыхающее пьянство.
Зачем просить у жизни постоянства,
У этой дикой, ветреной Кармен?
Как скучно в нас
устроена душа —
Не веря, в рыхлых доводах копаться.
Ей остаётся нам в лицо смеяться,
Плясать, звенеть. И сердце кутать в шаль.
И разводить трескучие
костры,
Куда, быть может, светлым страхом детства
Нас принесёт однажды отогреться
От надоевшей суетной игры.
Рыбак на пирсе
Я увидала рыбака,
На пирсе он стоял,
И так глядел на облака,
Как будто их читал.
Забыл про удочку у ног,
Про пухленьких бычков,
И в небеса, туда, где Бог,
Глядел из-под очков.
И был печален и глубок
Его рыбачий взгляд.
Он говорил: простите, Бог,
Я в чём-то виноват.
По-своему счастливым,
Бог,
Я мог бы быть вполне,
Но что ловил я - не берёг,
А отдавал волне.
Всё, что сулила чешуя:
Хоромы и дворцы...
Ломалась удочка моя.
Я склеивал концы.
И рвалась леска над
волной
Не раз, и чем верней,
Тем этот берег смоляной,
В меня врастал сильней.
И по рассвету босиком,
Чтоб по песку - следы,
Всё уходило косяком
И оставался Ты.
Г.С.
Не в гости, а
просто — позволишь прийти?
Не в гости. Гостей по-другому встречают...
Их — с гомоном, с треском, со звоном, к шести,
А мне бы — горячего, горького чаю.
Не в гости, а значит, в
негаданный час.
Скорее всего, это будет ненастье,
Скорее всего — мне захочется глаз
Твоих и чего-то прочнее, чем счастье.
Не в гости, а вдруг, по
наитью, вразрез
С делами и страхом явиться некстати,
Явиться без повода, запросто, без
Букета цветов и сиянья во взгляде.
Не в гости. А если
захочешь гостей —
Пусть шумно, пусть щедро, пусть свет у порога,
Но только не горечь обиды твоей,
Ведь мимо пройти — это проще простого.
[На
первую страницу (Home page)]
[В раздел "Одесса"]
Дата обновления информации (Modify date): 23.05.06 11:41