Стихи
В сумерки
Морозные листья оканта,
белила в холщовой суме…
Как много ума и таланта
неженского в этой зиме!
Сквозь посвист зазывного ветра
ты вслушайся, если не лень,
в псалом, распеваемый Гердой,
которую носит олень
и лед выбивает копытом
от снежных вершин – до двора,
где бегает с горлом открытым,
гоняя в хоккей, детвора.
Оседлывай, дочка, салазки,
тебя покатает отец,
он знает волшебные сказки
о вечном влеченье сердец.
1972
* * *
На Малом Заяцком проложена тропа
тяжелой поступью помора.
И камни белые горой как черепа
лежат на берегу простора.
Здесь Божий Промысел
смешал для нужд своих
большие кости ратников советских,
эсеров пуганых, гвардейцев золотых
– с мощами старцев соловецких.
1972
Встреча
Б.Михайлову
Когда в мильонной гидре
дня
узнаю по биенью сердца
в ответ узнавшего меня
молчальника-единоверца,
ничем ему не покажу,
что рад и верен нашей встрече,
губами только задрожу
да поскорей ссутулю плечи…
Не потому что я боюсь:
вдруг этим что-нибудь нарушу?
А потому что я – вернусь
и обрету родную душу.
Не зря Всевышнего рука
кладет клеймо на нас убогих:
есть нити, тайные пока,
уже связующие многих.
1976
Восьмистишия
Павлу
Черные ветви. Плац.
Вьется метель куницей.
Выряжен, как паяц,
русский медведь с косицей.
Тенью пройдя на смотр,
выучку прусских правил,
шепчет Великий Петр:
“Ты рогоносец, Павел!”
Чаща обнажена.
Колются пни и ветки.
Мертвая – не жена.
Лебедь уснул в беседке.
В Гатчине каждый куст
октябрьский ветр окровавил.
Жалобный слышен хруст:
“Ты рогоносец, Павел!”
Людовик и Новикув
мучались от простуды.
Как пропитал альков
запах ночной посуды!
Кажется, палача
тянется в фортку лапа.
В спальне у рогача
скрипнула дверца шкапа.
Ямы алмазит пыль
возле Эскуриала.
Пален и князь Яшвиль
прячут в плащи сусала.
С нетерпеливых рук
лайковую сметану
тянут: веди, гайдук!
Что потрафлять тирану?
“Гатчинский лебедь спит,
как Фридерих пред боем.
Снится, что я убит.
В порфире с красным подбоем
перед Всевышним смог,
пав на одно колено,
крикнуть, что я двурог
и во дворце измена!”
…Помню тот парк и пруд
в семидесятом годе.
Сам я богат, как Брут,
грезами о свободе.
Весь монолит хором,
где поедали брашна,
чтобы душить потом.
И ничего не страшно.
7.XI.1977
Посвящается Волге
Прибрежные долы в
сангине заката,
в мерцающей зыби река…
Послушай, как просится сердце куда-то
во плавкое – под облака!
Схватил бы я в цепкие руки гитару,
напенил цимлянским бадью
и гнал бы и гнал из Симбирска в Самару
под парусом крепким ладью.
Так много призыва в заутреннем звоне,
что хочется прямо сейчас,
прощаясь, прижать к задубелой ладони
холодный персидский атлас
и видеть песок, засинённый зарею,
где чаек разносится крик
и пахнет смолистой лиловой корою
медвежьих углов патерик.
О Волга, всегда твоему благолепью
сродни атаманская стать.
Убей меня, Волга, мазутною цепью
и выброси на берег спать.
1978
Петербургская элегия
Е. Шварц
Послушно поземку к
Петру
несет под копыта коня.
На парусном влажном ветру
ты, может быть, встретишь меня.
Державе держать недосуг
летучего змея границ.
И остовы новых фелюг
с корсетами императриц
заманчиво схожи. Прилип
к зеленому кубку с орлом
румяный детина. Полип
чухонской зимы за окном
в Европу оскалился тут,
когда от радений хлыща
старушечьи букли бегут
с подушек, как мыши пища.
…Где возле ростральных стволов
на стрелке пустая скамья
и парусный ветер свинцов
– ты, может быть, встретишь меня.
1979
Metamorphosis
Уже ль отпустится
мое бесовство мне?И. Л.
От каждой станции
и поле и откос –
весь север Франции
сурепкою зарос,
чью зыбь лимонную
готова придавить
гроза стотонная,
и так тому и быть.
Так получается,
когда своя дотоль
земля меняется
и в грудь стучится боль.
При блеске молнией
распоротых рогож
я вижу корни и
иные стебли то ж.
Шустрящим сусликом,
медлительным червем
я в землю русскую
еще вернусь потом.
Ветрило спелую
листву распотрошил.
Я так и сделаю,
как, помнится, решил.
На полном вёсельном
разогнанном ходу
еще по осени
по озеру пройду.
Подлещик с красною
под жаброй бахромой,
волну грабастая,
еще вплыву домой.
За шкурку беличью
свободой заплачу,
точнее, мелочью.
А лучше прилечу
гневливым вороном
умолкнуть на меже.
Пропаще, холодно
и радостно уже!
14.V.1984
* * *
А. Солженицыну
Клеймённый сорок
седьмым,
и посейчас глотаю
тот же взвихренный дым,
стелющийся по краю
родины и тылам,
точно еще под током
и паутина там
в красном углу убогом.
Лакомо мандарин
пах в января начале.
Чайки с прибрежных льдин
наперебой кричали:
– Не оступись! – мальцу
в валенках до коленок.
А через улицу
прямо от нас – застенок.
Но ничего не знал
я, оседлав салазки.
Ветер в ушах свистал
вместо отцовской ласки.
А по путям вдали
в зоны,
лязгая, тихо шли
темные эшелоны.
Словно в мороз миры,
видел я блеск пугливый
елочной мишуры
и засыпал счастливый.
То-то теперь в моей
памяти, сердце, жилах
вымершие целей,
чем костяки в могилах.
1989
Возвращение
В уксусе пламя
жемчужное
– солнце варяжское, вьюжное
в пору затмения.
Площадь с трусящей волчицею.
И над безлюдной столицею
райское пение.
Дома! Взбегу-ка по лестнице
к милой (и славно, что в плесени
ручка дверная),
забарабаню костяшками,
как там у ней под рубашкою
крестик, гадая.
В лампы с фарфоровым парусом
и потускневшим стеклярусом
круге зеленом
дай, словно маленький, силу испробую,
сжав в затупившихся щипчиках с пробою
сахар пилёный.
Память – река
с ледяными заторами,
если уехал – тони под которыми
впредь до подъема
в знобкое утро Второго пришествия
с преданным привкусом счастья и бедствия,
стало быть, дома.
Стекла с крупицами.
Кладбище с птицами
за снегопадом
с ветками липкими,
тропами скрипкими.
Родина рядом.
1989
Голос из хора
Спросится с нас
сторицей:
смерть, где твое жало?
Небо над всей столицей,
как молоко, сбежало.
Лишь золотые тени
осени – Божья скрепа
в гаснущей ойкумене
гибнущего совдепа.
По облетевшей куще,
хлопьям её кулисы,
не обойти бегущей
по тротуару крысы.
Теплятся наши страхи
знобкие в гетто блочных.
Тоже и страсти-птахи
требуют жертв оброчных.
Все мы – тельцы и девы,
овны и скорпионы,
пившие для сугреву
по подворотням зоны,
перед вторым потопом
ныне жезлом железным,
чую, гонимы скопом
в новый эон над бездной.
В черные дни, на ощупь
узнанные отныне,
жертвеннее и проще
милостыня – Святыне.
16.XI.1991
Автобиографические фрагменты
“Раз вы не с нами – с
ними”
и – прикрепили бирку.
Каждый теперь алхимик
знает свою пробирку.
Сколько сторон у света?
Начал считать – и сдался.
Впрочем, при чем тут это?
Я зарапортовался.
Много, под стать пехоте,
верст я прочапал пыльных,
жил в местностях по квоте
гиблых, зубодробильных.
Помню, бугай в кожане
в древней Гиперборее
хрипло кричал в шалмане:
“Жаркое, и побыстрее!”
Вышел я к морю ночью
белой тогда в Кеми.
Да и теперь воочью
думаю: “До-ре-ми,
ежели ты мужчина,
где же оружие?”
Роскошь и матерщина;
и малодушие.
Челядь
первопрестольной
действует от движка.
Про одного довольно
кроткого петушка,
правда, не без сноровки,
мне объяснили лишь:
“Он человек тусовки”.
Ладно, не возразишь.
Те же, с кем выходили
мы на служение,
те в большинстве в могиле
и поражении
прав; и хоть ночь кончалась
с нашими спорами,
слово – оно осталось
за мародерами.
Я за бугром далече
рвался всегда домой.
Часто теперь при встрече
спрашивают: на кой?
Я же в ответ пасую
и перебить спешу,
ибо не надо всуе
брать меня за душу.
Я поспешил вернуться
не для того, чтоб как
следует оттянуться,
с воли в родной барак,
а заплатить по смете
и повидать родных.
Старый паром по Лете
ходит без выходных.
17.V.1997
* * *
Я давно гощу не вдали, а дома,
словно жду у блёсткой воды парома.
И несут, с зимовий
вернувшись, птицы
про границы родины небылицы.
Расторопно выхватить
смысл из строчки
потрудней бывает, чем сельдь из бочки:
в каждом слоге солоно,
грозно, кисло,
и за всем этим – самостоянье смысла.
Но давно изъятый из
обращения,
тем не менее я ищу общения.
Перекатная пусть
подскажет голь мне,
чем кормить лебедей в Стокгольме.
А уж мы поделимся без
утаек,
чем в Венеции – сизарей и чаек;
что теперь к
отечеству – тест на вшивость –
побеждает: ревность или брезгливость.
Ночью звезды в фокусе,
то бишь в силе,
пусть расскажут про бытие в могиле,
а когда не в фокусе, как
помажут
по губам сиянием – пусть расскажут.
...Пусть крутой
с настигшею пулей в брюхе
отойдет не с мыслью о потаскухе,
а припомнив сбитого им
когда-то
моего кота – и дыхнет сипато.
11.V.1999
Моллюск
(вариация)
В крымском
мраке, его растревожа,
ты одна конденсируешь свет,
а короткою стрижкою схожа
с добровольцем осьмнадцати лет.
Впрочем, надо бы всё по порядку:
посеревшую фотку боюсь
потерять я твою – как загадку,
над которою всё еще бьюсь.
Ведь и сам выцветаю, носивший
там рубашку, похожую на
гимнастерку, и жадно любивший
опрокинуть стаканчик вина.
Не из тех мы,
кто выправив ксивы,
занимают купе на двоих,
а потом берегут негативы
неосмысленных странствий своих.
Но сюда, задыхаясь от жажды
и боязни на старости лет,
я вернусь неизбежно однажды
и руками вопьюсь в парапет,
понимая, что где-нибудь рядом,
неземное мерцанье тая,
притаился на дне небогатом
между створ перламутровый атом
от щедрот твоего бытия.
1999
* * *
Далеко за звездами, за толченым
и падучим прахом миров иных
обитают Хлебников и Крученых,
и рязанский щеголь с копной льняных.
То бишь там прибежище нищих духом
всех портняжек голого короля,
всех, кому по смерти не стала пухом,
не согрела вовремя мать-земля
под нагроможденными облаками
в потемневших складках своих лощин.
Да и мы ведь не были слабаками
и годимся мертвым в товарищи.
И у нас тут, с ними единоверцев,
самоучек и самиздатчиков,
второпях расклеваны печень, сердце
при налете тех же захватчиков.
...Распылится
пепел комет по крышам.
И по знаку числившийся тельцом,
и по жизни им не однажды бывший –
приложусь к пространству седым лицом.
1.XI.1999
Источник
...Чем листья зыбистей,
слоистей
и вовсе занесли крыльцо,
тем интенсивней, золотистей
становится твое лицо.
Хоть на запястье бледен все же,
когда ты в куцем свитерке,
со свастикой немного схожий
едва заметный след пирке.
И нестеровская с цветными
вкраплениями серизна
навек с родными
возвышенностями и иными
пространствами сопряжена.
...Когда в приделе
полутемном
вдруг поднял батюшка седой
казавшееся неподъемным
Евангелье над головой,
мне вдруг припомнился витии
ядоточивого навет:
заемный, мол, из Византии
фаворский ваш и горний свет.
Пока, однако, клен и ясень
пылают тут со всех сторон
в соседстве сосен,
источник ясен
откуда он.
9.X.2002
[На
первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 24.09.06 18:14