Из истории российского коллекционирования

В.П.Зубов

Семейная хроника
(Полежаевы—Зубовы)

В этой книге автор [Василий Павлович Зубов (1900—1963) — крупный русский учёный, философ, историк науки и искусства] прослеживает генеалогические корни Полежаевых-Зубовых, начиная с XVI века. Книга написана на основе чудом сохранившегося огромного семейного архива. Она состоит из 25 глав, каждая из которых раскрывает одну из сторон профессиональной и общественной деятельности рода, который дал России видных предпринимателей, учёных, музыкантов, благотворителей и замечательного коллекционера Павла Васильевича Зубова. Большая часть фотографий и документов публикуется впервые.

XXIV. РУССКИЕ НУМИЗМАТЫ

«N1. Сер. Князь, сидящий на престоле, впрямь. Голова украшена шапкой конической формы, состоящей из шести бус, от которой вдоль щек спускаются рясы. В правой руке держит жезл с тремя бусами на вершине. Ступни ног князя заворочены влево. Над левым плечом родовой знак...»59 Здесь точность та же, что в термохимии.

Свою нумизматическую деятельность Павел Васильевич начал ещё гимназистом. Вначале он собирал все монеты, ему попадавшиеся. С течением времени главное своё внимание он начал уделять монетам русским. «Однако мои занятия в этой области не носили серьёзного характера», пишет Павел Васильевич в автобиографии, «так как я и не был знаком с литературой по русской нумизматике и не знал ни одного нумизмата, который мог бы оказать мне помощь своими знаниями. Так было до 1890 г., когда я познакомился с А.В.Орешниковым, который ввёл меня в круг нумизматов.» 19 ноября 1890 г. Павел Васильевич был избран членом Московского Нумизматического Общества.60

«Знакомство с А.В.Орешниковым и частые и продолжительные с ним беседы о русской нумизматике, а также знакомство с И.И.Горнунгом, Х.Х.Гилем и др. определило окончательно программу моего коллекционирования — я остановился исключительно на русской нумизматике.»61

Алексей Васильевич Орешников вспоминается составителю хроники в обстановке первых годов революции: небольшой кабинет с книгами и портретом Пушкина, жарко натопленная железная печка, Алексей Васильевич зябнущий, в феске. Помню, я занимался тогда символикой скалы и камня. Речь зашла о бетилях. «Вы знаете, конечно, что бетили имели часто значение» — ... тут он слегка наклонился ко мне и вполголоса произнёс — «фаллическое». Нас с сестрой восхищали специальные, «узко» — специальные заглавия статей Алексея Васильевича: «A propos d’une nouvelle determination des monnaies au monogramme BAE», «Прибавление третьей короны на двуглавом орле» и т.д.

После кончины отца он, как хранитель филиального отделения Исторического Музея62, часто приходил к нам, жившим среди разгрома. Когда-то видел он другой Таганский дом — 90-х годов, спокойный. На конверте с почтовым штемпелем 1891 года63 читаем:

«В Таганке, на Большой Алексеевской есть дом
Наподобие барских хором
С железною решёткою на улицу,
Чтоб не бегали наружу курицы.
Принадлежал Полежаевой, был полон людей, а ныне
Стоит наподобие Сахары пустыни.
Позвонив, спросить Зубова Павла, Васильева сына,
Не графа и не дворянина,
А просто почётного гражданина,
(Неизвестен мне квартиры его номер)
И вручить ему письмо, коли он от флюса не помер».

Письмо с таким адресом, без всяких нынешних «Москва 69» и «Москва 96», дошло. Содержание его таково:

«Многоуважаемый Павел Васильевич!

Письмо Ваше привело меня в отчаяние. Прочитав его, я долго думал, оставить его у себя или возвратить его Вам. Дело всё в том, что Вы не поставили числа, когда оно писано, а для меня это важно, так как всякое письмо нумизматического содержания идёт в мой архив, который после смерти моей поступает в Исторический Музей и должен служить важным материалом для биографий знаменитых нумизматов. Письмо же без числа может служить серьёзным «камнем претыкания» для биографа Вашего; но одно обстоятельство — упоминание о «Пиковой мадаме» — несколько успокоило меня: биограф справится в театральном архиве о дне первого её представления (на которое я стремлюсь с женою и которое отложено до следующей, как я читал сегодня, недели) и тем восстановит хронологию документа. Вот всё, что я хотел Вам написать, более не имею материала. Жму руки Ваши. Весь к услугам А. Орешников. 30 октября 1891 г.»

В том же тоне и некоторые другие письма. На визитной карточке64 А.В. писал: «Русские медали я покупаю по дешёвым ценам (ниже стоимости металла по весу), а иностранные я принимаю в дар, ergo я собираю и те и другие. Поздравляю с наступающим праздником65: 1) Вас, 2) Вашу супругу66, 3) Вашу мамашу67, 4) Марью Леонтьевну68, 5) Василья Павловича и 6) Марью Павловну69».

В 1908 году летом Алексей Васильевич был в Крыму, приобретений сделал очень мало — «нечего купить у торговцев, фальши же масса». На обратном пути в Быкове «случайно встретился с А.С.Орловым и его супругою».70

Другой путеводитель П. В-ча по минотаврову лабиринту русской нумизматики, немец Х.Х.Гиль, жил постоянно в Петербурге. Плохо говоривший по-русски Гиль составил в 1883 году «Таблицы русских монет», сделавшиеся настольной книгой всех русских нумизматов. «Редкий из русских собирателей, приехав в Петербург, не приходил к Гилю», свидетельствует А.В.Орешников.71 «Можно почти с уверенностью сказать, что значительная часть теперешних собирателей монет в Петербурге — ученики Гиля»72. Христиан Христианович был воспитателем графов И.И. и Д.И.Толстых, с которыми не расставался в течение 41 года, до самой своей смерти. Великолепное собрание монет графа И.И.Толстого находилось в его полном распоряжении. Гиль знал мельчайшие варианты русских монет — точки и узоры гербов — и самое смутное представление имел о России. По его мнению патриотизм и любовь русских к своей столице Петербургу выражается даже в том, что самый популярный журнал носит в честь реки Невы название «Niwa» (Нива). Когда П.В. приезжал в Петербург, Христиан Христианович пытался «тащить» его по вечерам в рестораны и «Аквариумы», от чего Павел Васильевич и Наталия Митрофановна всячески отнекивались. «Отчего бы вам не поехать», говорил Гиль, обращаясь к Наталии Митрофановне, «вы ведь теперь женаты». П. В-чу Гиль писал по-французски или по-немецки. В письмах его — почти всегда отблеск высокого «не-пролетарского» Петербурга. «In Betreff der Sammlung von Baron Wrangel tile ich Ihnen mit, dass ich demselben Ihre adresse gab».73 «Den 20-sten September fahre ich nach dem Ausland, um mit dem Grossfursten Georg Michailowitsch eine kleine Tour in Italien zu machen.74 Гиль оказал большую услугу своими практическими знаниями великому князю Георгию Михайловичу при его замечательных изданиях монет, о чём Августейший автор заявляет в предисловиях каждого тома.75

Странным образом, когда я попал в Петербург в 1920 году, вспоминался и виделся именно этот Петербург, несмотря на махорку, яблоки и возы с сеном на Невском!

К концу жизни Гиль потерял зрение. «Х. Х.Гиль теперь опять болен. Дело идёт, по-видимому, к потере и второго глаза вследствие несоблюдения предписаний доктора», писал в 1902 году А.К.Марков.76 «К сожалению, я должен согласиться с Вами», писал А.А.Ильин, «что Хр. Хр. почти потерян для нумизматики и что наших стариков нам заменять не приходится. Но на кого я питаю большие надежды, это на Алексея Васильевича: у него есть в работах много самостоятельного, он не боится высказывать свой взгляд, не согласный с авторитетами (киевские монеты), наконец его эрудиция, которая почти отсутствовала у наших стариков, заставляет меня предполагать в нём большого деятеля.» «На меня рассчитывать действительно не приходится, я до того завален всякими общественными и другими делами77, что работать для нумизматики в буквальном смысле слова я не могу. Я занимаюсь ею как отдыхом от беспокойного дня в минуты свободы... Вашей же работы я как нумизматик жду и убежден, что, как и первая, она даст опять толчок в разработке какого-либо вопроса. Зачем только Вы так скромны и осторожны?»78

«Хр. Хр. хотел Вам выслать 50 коп.», писал в другом письме Ильин, «надо только заметить, что он будет очень редок, так как чеканился исключительно по требованию В. К. Бориса Владимировича, кажется, для закладки какой-то постройки и экземпляров больше на монетном дворе нет...»79 «Нет ли у Вас копейки 1728 г. без черты над МОСКВА».80

Гиль умер 14 ноября 1908 года за границей и похоронен на кладбище Weisser Hiroch под Дрезденом.81 О его питомце, графе И.И.Толстом, следует сказать поподробнее, тем более что П.В., как он признавался сам, по его коллекции учился при Гиле русской нумизматике.82

В 1912 году граф решил продать часть своей замечательной коллекции (XIX век) и в результате она ушла за границу. П.В. всегда болезненно воспринимал всякое распыление коллекций и исчезновение их из пределов России. В минцкабинете Эрмитажа в присутствии О.Ф. Ретовского и А.К. Маркова произошёл разговор между нумизматом Кирхнером и д-ром Файтом, купившим коллекцию. Файт заявил, что возмущён словами П.В., сказанными графу И.И. Толстому, будто бы он (т.е. П.В.) с удовольствием купил за 35000 р. ту часть коллекции, которую Файт купил за 30000 р. «Я уверен», кипятился Файт, «что г. Зубов не только не купил бы за 35000, но не дал бы и 30000, которые дал я, и в доказательство того, что «патриотизм» г. Зубова не стоит и 5000 р., я ему предложу купить у меня коллекцию Толстого за 35000 р.» Кирхнер на это сказал Файту: «Я вас застрелю, если вы это сделаете, потому что этим вы меня лишите возможности купить на аукционе те вещи, которые меня интересуют». На это Файт ему возразил: «Будьте покойны, я знаю г. Зубова!»83 Дипломатичный Марков поспешил предупредить обо всём происшедшем П. В-ча. Тот же Марков писал: «Файт хочет получить на аукционе 100000 р., заплатив Толстому 30000 р. Заработок недурной!»84 Миф о 35000 докатился до Германии и Адольф Гесс во Франкфурте предлагал П.В-чу: «Sollten Sie diese Absicht noch haben, so wurde ich gern mit Ihnen in Unterhandlung treten,»85 а получив ответ, сожалел, dass er Herrn Grafen Tolstoi missverstanden habe.86

«XIX век» ушёл за границу. Опасаясь за сохранность и остальной части коллекции, П.В. через Орешникова сделал предложение купить её. Толстой в разговоре с Орешниковым ответил: «Теперь я не нуждаюсь в деньгах, продавать не намерен». Но когда Орешников ему сказал, что П.В. может всё купить и сразу заплатить деньги, «он изменился в лице и даже его прошиб пот». Он всё-таки повторил: «Пока продавать не думаю». «Разговор наш», писал Орешников, «был вечером и произвёл на него впечатление. Мы при расставаньи крепко расцеловались»87.

И.И.Толстой ответил П. В-чу письмом88: «если бы пришла необходимость расстаться с собранием, я прежде всего предупрежу Вас.» — «Раз Вы разделяете моё желание, чтобы коллекция Ваша оставалась в целости, я спокоен», писал на это П.В. «Выяснив в настоящее время интересующий меня вопрос и узнав Ваше ко мне отношение, я считаю, что сделал очень много и могу теперь спокойно заниматься любимым Востоком. Предложение моё имело в основе главным образом желание сохранить в России для науки Ваше собрание».

После кончины И.И.Толстого П.В. обратился к Ильину89. «Так как я мало знаком с молодым графом... не можете ли Вы сообщить мне, как предполагает поступить граф с своей коллекцией.» «Я раньше всегда считал, что она будет в конце концов в одном из наших музеев, но после продажи за границу части собрания покойным графом пришлось изменить своё мнение. Если молодой граф имеет намерение пожертвовать или продать собрание в какой-либо русский музей, то такое решение я могу лишь приветствовать, но если ему безразлично, сохранится ли его коллекция в целости или нет и он не остановится перед тем, чтобы продать её торговцу... то я, очень желая сохранить это великолепное собрание в России для науки, готов выступить покупателем... Поступление собрания в Эрмитаж я не считал бы желательным. В этом случае из двух великолепных коллекций составится одна, а масса первоклассных дублетов уйдет, вероятно, из России». Чем кончились переговоры, не знаю, но напомню, что дело происходило в 1916 году, накануне революции.

Гиль, Ильин, граф Толстой, великий князь Георгий Михайлович — вот нумизматический лик Петербурга. «Предложение В.К. Георгию Михайловичу обменять на рубль 1740 j3 Ваш гривенник СПБ 1741 мною сделано», писал в 1902 году П. В-чу Марков90, «через несколько дней получим ответ». Великий князь сразу согласился на промен, но «явился Хр. Хр.91 и отговорил его». «Напрасно Вы ему сообщили про предполагаемый промен», сетовал Марков.

Ильин писал, что гр. Толстой уехал в Крым в имение в.к. Георгия Михайловича. «Великий Князь всё время отсутствует и когда случайно бывает в Петрограде, то поймать его трудно, но как его увижу, то спрошу его относительно высылки Вам вышедшего тома монет Петра I». Служащий великого князя долгое время жил у нас в Таганском доме, снимая оттиски с монет, интересовавших августейшего собирателя.

Стиль нумизматического Петербурга не нарушался и многими мелкими собирателями. Есть в архиве визитная карточка:

Константин Адольфович Уелита фон-Вольский
Флигель-Адъютант Е.И.Величества
Вас. остр., казармы Финляндского полка кв.20.

На обороте:

«Душевно благодарит и признателен многоуважаемому Павлу Васильевичу за присланную книгу».92

Племянник начальника фельдъегерского корпуса Витта продал свои медные монеты Бланку за 2000 р. «Гиль и Ильин ничего не знали о них», писал Марков, «и теперь неутешны!»93

Кстати сказать, торговля монетами в Петербурге принимала иногда оригинальные формы. «Здесь появился в продаже полтинник квадратный 1726 г. вполне настоящий», сообщал тот же Марков. «Владелец его д-р Саксендаль решил послать запросы всем московским нумизматам, кто сколько даст. Конечно, Вы также получите запрос. Продать его Саксендаль решил тому, кто больше даст. Таким образом, начнётся стравливание коллекционеров и испытание их на резвость и на злобность... Гиль предлагает владельцу уже 1200 р. для Великого Князя.»94

Иногда высокопоставленный Петербург одною своею высотою отпугивал мелких торговцев, и страх гнал монеты в спокойную Таганку. Некий армянин, имея медную грузинскую монету 1804 году, которой не было в коллекции Великого Князя «боялся туда идти, думая, что её отберут за 5 р., а он не посмеет торговаться».95 В результате П.В. через Маркова приобрел монету за 25 р.96

Одною из первых (в 1890 году) Павлом Васильевичем была приобретена коллекция киевского собирателя Арапова, с которым он был лично знаком. 30 июля 1890 г. Арапов предложил: «Не желаите ли быть собственником моей нумизматики, всей, как царской, также и от Петровской эпохи? которая собиралась около двадцати лет...» Свое предложение Арапов окружил некоторою «таинственностию»: никто из киевских нумизматов не знал об этом. «А узнай они, так они меня на семи вселенских соборах проклянут, что я продал в Москву, не показав им в течение целых семи лет, что я имел, тогда как не скрывали они от меня ничего!!»97 Коллекция пришлась П.В-чу «по сердцу».98 За императорскую коллекцию сошлись на 2000 р. с небольшим. Оценка производилась заглазно, по спискам и оттискам. Помог Гиль, который видел коллекцию в 1886 году, правда, не всю и по словам Арапова «в настоящем виде её не осязал».99

Из Киева в Таганку двинулись монетные партии — в ящиках — через каждые три дня по ящику. У Арапова в это время умерла жена и горестные дни совпали с «расставаньем с детками» («в переносном смысле, не фактически», добавлял Арапов, «ибо я их не имею и не имел никогда, хотя прожил 27 лет в супружестве»).100 «Приношу моё сердечное спаси Бог за выраженное Вами сочувствие о постигшем меня горе, в котором немного забываюсь благодаря Вам, предавшись всецело выполненной обязанности по отправке коллекции, Вам принадлежащей.»101 В начале октября вся коллекция была уже в Москве.

По письмам Арапова видно, что П.В. только начинал развёртывать нумизматическое собирание: подробно описывалось устройство «зелезного окрашенного под дубь» нумизматического шкафа и других типов шкафов. Велись разговоры о том, как мыть монеты.

Коллекция была приведена в порядок, и Орешников осмотрел её. Результаты экспертизы П.В. сообщил Арапову. «Г. Орешников», отвечал Арапов, несколько обиженный отзывом, «отнёсся к коллекции не критически, как бы следовало, а скорее скептически, не как нумизмат делитант любитель, а как истый блюститель правительственного музея и только.» Орешникову не понравились новоделы; Арапов соглашался их взять обратно не по цене, по которой он продал их П. В-чу, а по цене, которую сам П.В. назначит. «За червонец же Анны с радостию великою предлагаю Вам 75 р., естьли г. Орешников и им побрезгал?» «Естьли он позволил себе дать Вам совет не увлекаться новоделами или почти выбросить из коллекции, естьли он это посоветовал, то пусть бы уже и путь указал, где доставать для замены новоделов.» «Представляя Вашу коллекцию такому авторитету как г. Орешников, Вы руководились той хорошей пословицей: «ум хорошо, а два ищё лучше!» В свою очередь руководствуюсь тоже под час нелишней малороссийской пословицей: «людей слухай, а свiй разум май», это такая святая истина, которой нет опровержения, и нигде она так непригодна, как в нумизматике».102

В мае 1891 года Арапов собирался в Москву и просил П. В-ча указать ему гостиницу «недалеко от Кремля и не из очень пышных». «Впротчем Кремль может быть и не поставлен в условие.»103 «Всего приятней это будет встреча с Вами, естьли позволите так выразиться.»104 «С величайшим моим удовольствием желание Ваше исполню относительно сухово варенья, и это нисколько меня не затруднит. Причём заранее предвкушаю высокое удовольствие познакомиться при посредстве Вашем с г. Орешниковым»105, т.е. с тем Орешниковым, который разбранил его коллекцию.

Попав в среду московских нумизматов, Арапов почувствовал необходимость перестроить свою уютную провинциальность и простодушную старомодность на более светский лад. В его письме, как и всегда, милом и привлекательном своими ятями не на месте, появляется «утончённая» фраза, в которой с трудом можно найти подлежащее. «Находясь ещё под обаянием гостеприимства вчерашнего вечера, оказанного мне высокочтимой хозяйкой и уважаемым хозяином Алексеем Васильевичем106 в присутствии дорогих его гостей Владимира Константиновича107, Александра Андреевича108 и других (простите за плохую память, которую прошу покорнейше при первом случае возобновить в письме), как фамилии так же имена и отчества господина собирателя поясов109 и господина в небольшой соломенной шляпе с букетом ландышей в петле: что для меня весьма приятно будет удержать в памяти навсегда последний вечер в Москве, проведённый в кругу таких почтенных лиц, как кружок Московских нумизматов, которым шлю мой глубокий привет»110.

После московского путешествия в письмах появляются поклоны «высокочтимой и многоуважаемейшей» Клавдии Алексеевне и Марии Леонтьевне. Порфирий Николаевич вспоминает несколько часов, проведённых «в гостеприимном доме» Зубовых111. В Киеве по возвращении два недуга одолели его: «тоска страшная одиночества и безделье».112 В начале сентября была годовщина смерти жены, «несколько порасстроился нервами».113

И после покупки коллекции П.В. продолжал с Араповым переписку о монетах. «За сообщение Ваше не соберать рымской нумизматики весьма благодарен!»114 Летом 1891 года П.В. ездил на Кавказ, а потом жил в Крутце.

«Сердечно извиняюсь за нарушение Вашего покоя, который дерзнул разнообразить посылкой Вам нескольких штучек незначительных для осмотра, кстати приобщил уже вместе и червончик Петра I, что будет по сердцу, оставите!»115

В 1892 году Арапов открыл чайный магазин на Проречной улице.116 Дела магазинчика пошли не шибко. Не раз благодарил Арапов П. В-ча за его «Великое терпение» в отношении долгов. «Времена тяжёлые постигли весь коммерческий мир и в особенности наш русский!! то эпидемия, то голодовка, а тут ещё подвернулась таможенная война. Господь с ней, откудово она взялась?»117 Несмотря на эти тяжёлые времена в 1894 году. Арапов вторично женился. В том же году обрываются его письма.

Из писем Арапова узнаём мы много о киевских нумизматах. «У меня до 1888 года была своя порядочная коллекция медалей, но я одному сдесь новому собирателю её уступил и в добрый час сказать этим его заразил в такого ярого собирателя, что теперь в Киеве соперника ему нет! (не на бесплодную почву семя бросил!)»118 Другому собирателю, поляку, тот же Арапов «вдохнул страсть к соберанию» польских монет.119

«Персонал Киевского нумизматического мира увеличился одним субъектом и довольно ярым соберателем и самым ближайшим учеником Хр.Хр.Гиля, петербуржцем: это член судебной палаты Киевской г. Граббе, недавно поселившийся в Киеве по назначению с С. Петербурга, прекраснейшая личность. У него от Петра I по настоящий год серебро и медь подобраны на славу... некоторые экземпляры и у Толстого едва ли отыщутся. Разумеется в Петербурге собералось.»120 «Ваша коллекция вероятно теперь мало чем уступает Толстовской.»121

zubov.jpg (20304 bytes)

Заседание нумизматического общества 11 мая 1908 года в Москве. В первом ряду (сидят): С.И.Чижов, П.В.Зубов, А.В.Орешников и Г.Г.Клингерт. Во втором ряду: С.В.Прохоров, Ф.И.Прове, А.А.Корзинкин.

Перед Гилем Арапов благоговел. «Я надеюсь, что Вы доставили себе удовольствие, познакомившись с г-м Гилем, с этим немецким святым, как я его признаю! Это действительно милейшая личность»122. В следующем письме его речь опять идёт об удовольствии от встречи и близкого знакомства с «патриархом вообще нумизматики»123.

«Патриарх вообще нумизматики» в 1891 году, по словам Арапова, «открыл дверь крепко накрепко закрытую для входа посторонних лиц» — «выудил из сокровищницы г. Боделевского монет рублей на 800.»124 К монетам Боделевского начал подбираться и Арапов. «Заключаю мою просьбу, в настоящем деле по возможности не откровенничать пред слухом и зрением пребывающим постоянно в Москве г. Гиля в особе уважаемейшего Алексея Васильевича!125 А иначе все дело испортим.»126 «Дойдёт это до слуха Христиана Христиановича, то у него есть в С. Петербурге немало фаворитов в роде г. Алексеева и других и он нам может спортить всё дело. Есть ли Алексей Васильевич был у Вас так себе случайно без Вашего приглашения на днях как Вы говорите, то тут уже не без чутья я подозреваю? Потому что назад тому дней пять г. Боделевский такой было фортель выкинул, что чуть чуть серебро не выскользнуло из рук.»127 «Хотя человеческая слабость похвалиться хорошим приобретением всегда перед ближним, в данном случае да мимо идёт нас с Вами покамест.»128 Выудили ли у Боделевского монеты Арапов и П.В. или их перехитрил «патриарх», не знаю.

В один год с коллекцией Арапова (1890) П.В. приобрёл в Киеве же коллекцию допетровских монет Д.Н.Чудовского.129

В 1896 году была приобретена коллекция допетровских и императорских монет и медалей Юлия Богдановича Иверсена, автора известного труда «Медали в честь русских деятелей».130 После смерти его у его сына в 1901 году были приобретены коллекция медалей частных лиц и остальные монеты за 13000 р. С сыном Иверсена первоначально говорил Марков и взял с него обещание, что никому кроме П.В. коллекции проданы не будут.131 «Ю.Ю.Иверсен абсолютно ничего не понимает в монетах и в тоже время обладает свойствами своего отца, только возвышенными в куб — жадностью и подозрительностью», писал Марков. «Он находит напр., что оценка его отца русских медалей ничтожна и что следует на всем прибавить.»132 К тому же стали являться конкуренты: хитрый Гиль и Кирхнер, готовый купить отдельные монеты за громадную цену. В качестве эксперта-оценщика Иверсен-сын пригласил Придика, который, будучи некомпетентен в русской нумизматике, постоянно обращался к Маркову.133 Наконец Придик «с помощью всякого рода сведущих людей» оценил коллекцию в 13000 р. Иверсен всё колебался и боялся продешевить.134 «При жадности Ю.Ю. он советовался решительно со всеми коллекционерами и всеми книгами по русской нумизматике и конечно брал ту цену, которую возможно было взять, не переходя границ нумизматического приличия.»135 Марков понимал, что в интересах П.В. нужно было не допустить вмешательства Гиля, который мог перехватить коллекцию. Но без Гиля не обошлось. Его пригласили Придик и Иверсен. Гиль оценку в 13000 р. одобрил, графу Толстому сказал, что цены безобразно высоки и коллекцию покупать не стоит, и вместе с тем посоветовал Иверсену продать коллекцию с аукциона, что, по его мнению, будет выгоднее.136 Ясно, какие сети расставлял Гиль: он рассчитывал, что за 13000 р. П.В. коллекцию не купит, что Иверсен продаст её с аукциона и тогда можно будет купить отдельные нужные экземпляры. Но П.В. с Марковым решили, что коллекцию за 13000 р. купить можно, хотя именно в этот момент срочно приходилось уплачивать большие суммы за восточные монеты. Платёж был растянут на полгода. Мнительный Иверсен не удовольствовался распиской и потребовал векселя. «Коллекция Иверсена выслана», гласила радостная телеграмма от Маркова от 28 мая 1901 года.

Охотившийся за отдельными монетами Кирхнер купил из коллекции только то, что было забраковано Придиком (на 90 р.). Летом того же года Кирхнер вёл с П.В. переписку об обмене монетами. «Мне конечно понадобилось бы многое, фигурирующее в коллекции г-на Иверсена, приобретённой Вами!», плакал он.137 «L’union fait la force, будемте же полезны друг другу» — выкидывал он лозунг осенью.138

В 1899 году была приобретена коллекция императорских монет Вас. Вас. Реймера в Петербурге.139 Некоторое время продажу коллекции Реймер скрывал. «Гиль как то спросил меня: правда ли, что Зубов хочет купить Вашу коллекцию? Я ответил ему — да! Затем сказал он мне: если будете продавать её, скажите мне, Великий князь купит её. И это было им сказано положительно. Долго скрывать от него я не мог, и сознался в том, что я свою коллекцию продал Вам, так как он, всё равно, рано или поздно узнал бы и мне было бы неприятно. С тех пор, как я сообщил ему о продаже коллекции, отношение моё с ним более чем натянутое.»140 П.В. приобрёл коллекцию, хотя и считал, что она «без головы» — Петровская медь неполна, квадратных одна гривна. Но много вещей было действительно отличных.141

В 1901 году была приобретена коллекция императорских монет В.Я.Криваксина, директора Варшавского реального училища.142 Посредничал Dom Bankowy J. Pinczewski, который и известил П.В. о предполагавшейся продаже. Оценена была коллекция из более 3000 шт. в 9965 р. 80 к.143 «В коллекции есть до 15 уникатов и штук до 30 монет, не имеющихся у Великого Князя и графа Толстого.»144 Коллекцию чуть было не перехватил петербургский торговец Трапезников за 6500 р. За эту цену купил её, однако, П.В. благодаря стараниям Пинчевского.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Имена"]
Дата обновления информации (Modify date): 28.06.04 16:02