Ироническая проза

Владимир Миркин

Привет, Москва!

Смотрим мы как-то с Нюркой по телевизору «Поле чудес», слова всякие отгадываем. Настроение у нас по случаю зарплаты приподнятое, я бы даже сказал, мечтательное. А Нюрка мне и говорит:

— Вот гляди, Вань, как люди в столице живут. В передачах разных участвуют, в ток-шоу ходят... Не то, что мы с тобой...

Нюрка тяжело вздохнула.

— Это же надо, — говорит, — такое счастье! Вся страна на тебя по ящику смотрит. Даже привет можно кому-нибудь передать. А тут, кроме базара и коровы, ничего в жизни не видишь.

Грустно мне стало на душе, даже как-то обидно за Нюрку.

— А давай, Нюр, махнём в Москву, меня племяш уже десять лет в гости зовёт. Кабанчика по осени заколем и махнём. У них там людей прямо на улицах или в магазинах, если кто желает, на разные передачи приглашают.

На том и порешили. Как только листья на берёзах пожелтели, закололи мы кабанчика и поехали, как говорится, «в Москву — разгонять тоску».

За две недели мы с Нюркой пол-Москвы обошли, все барахолки посетили, даже один раз в цирке были. Но где бы мы ни ходили, на нас никто не обращал внимания, на телевидение нас не приглашали, и вообще никто к нам не подходил.

Одним словом, ничего интересного в Москве мы не увидели. Так бы, наверное, и прошёл наш отпуск, если бы на прощанье мы не заглянули в ГУМ — около фонтанчика погулять. А цены сейчас, сами понимаете, космические. Вот мы с Нюркой и гуляем по ГУМу, как по музею. А вокруг жулья разного — тьма-тьмущая. Всякие агенты, представители фирм и другие подозрительные личности так и шныряют, к прохожим пристают. А сами глазами так и шарят по толпе, жертву ищут. А если им какой неопытный гражданин попадётся, который, может быть, и в Москве-то первый раз, так они ему сразу голову затуманят разными вопросами, так его бедолагу охмурят, что он, как закодированный, сам с радостью отдаёт последние деньги. Только мы с Нюркой всё понимаем, за карманы держимся, бдительность не теряем. Но не успели мы подойти к фонтанчику, как к Нюрке уже подбегает представитель какой-то турфирмы, рыжий такой, с наглой улыбкой, и говорит:

— Мадам, не желаете ли в Кипр или на Канарские острова?

А моя дура совсем разомлела и отвечает:

— На острова, — говорит, — не хочу. А вот в Эмираты поехала бы.

От этих слов рыжий аж подпрыгнул от удовольствия, а затем вытащил какой-то лист и давай нас выспрашивать: Где работаем? Ездили ли раньше за границу? Телефончик выспрашивает, адрес ему подавай... Понятно для чего!

Тут я не выдержал и говорю:

— Я, конечно, дико извиняюсь, товарищ агент, мы бы с женой и рады поехать за границу, да денег нет. Я бы, если бы деньги были, и сам поехал, хоть бы на Северный полюс. Да только, — говорю, — где их взять.

А сам про себя усмехаюсь и думаю: «Ну что, съел, рыжий! Получил дулю в нос! Денег нет — и крыть нечем».

Но рыжий, собака, не унимается.

— Зря, — говорит, — мистер, вы так волнуетесь. Нашей фирме от вас ничего не надо. — А сам суёт Нюрке какой-то билет...

— Поздравляю, — говорит, — вас, мадам, от лица всей нашей фирмы. Вы выиграли автомобиль! Наша фирма, — говорит, — приглашает вас с мистером на презентацию, где вы и получите свой выигрыш. Только, — говорит, — надо приобрести входной билет за сто долларов.

Я как услышал про сто долларов, так у меня внутри всё похолодело.

«Ну, думаю, всё — началось! Кодировать начали».

А моя Нюрка словно сбрендила. Без ножа меня режет.

— Вань, — радуется она, — какое счастье! Машину выиграли!

«Всё, — думаю, — сгорели! Совсем у моей бабы крыша съехала. Видимо, здешний климат ей не в пользу».

А рыжий всё напирает, в офис нас приглашает. Нюрку словно гипнозом к себе приворожил... А я ещё, как назло, все деньги ей отдал. Тогда я решился на последнюю хитрость, притворился, что мне плохо, схватился за сердце и говорю:

— Ой, что-то мне плохо, душно. На воздух надо. Воздуха не хватает. — А сам Нюрку за собой к выходу тащу подальше от этого рыжего. А Нюрка испугалась, побледнела.

— Вань, — говорит она, — может, тебе скорую помощь вызвать?

А я смотрю на неё внимательно и качаю головой.

— Эх, ты, — говорю, — голова ты бедовая. Тебе скорую помощь надо вызвать! Ты, — говорю, — головешкой своей когда-нибудь думаешь? Ты долго ещё меня без ножа резать будешь? Ну какие острова?! Какой автомобиль?! Лучше бы карманы крепче держала!

А Нюрка, чертова баба, совсем сдурела.

— Не желаю. — говорит, — тебя больше слушать. Ты мне шубу купил? Ты меня в Большой театр сводил? Я тебе, — говорит, — не рабыня Изаура. Что хочу, то и буду делать!

А сама отвернулась от меня и побежала к выходу из ГУМа. Ну а я, понятно, за ней. Так мы и вышли на Красную площадь. Нюрка впереди, а я — сзади. Не успели мы выйти на площадь, как к нам уже подходит какой-то бородач с микрофоном в руке.

— Здравствуйте, — говорит он нам с Нюркой. — Вас приветствуют телекомпания НТВ и я — её ведущий — Николай Неизвестный.

— А где же тогда ваша телекамера? — спрашиваю я его.

А бородач как бы и не обижается на моё замечание.

— А вы посмотрите внимательно на Кремль. Видите, на крыше окошечко?

Мы с Нюркой посмотрели на Кремль. Действительно, виднеется какое-то окошечко на крыше.

— Так вот, там, — объясняет бородач, — и устроена скрытая телекамера НТВ.

— Точно, — подтвердила Нюрка.

— Вижу, что-то блестит... Похоже на телекамеру...

— Вот, вот, — говорит бородач.

— А сейчас, — говорит, — замрите. Снимать вас будем по телевидению. — А сам бегает около нас, всё выбирает лучшее место для съёмок.

— Станьте, — говорит, — здесь. Станьте там.

А я тихо Нюрке шепчу на ухо:

— Жулик он — этот бородач. Сматываться надо!

А она мне:

— Колхозник ты, Вань, несчастный! К тебе, — говорит, — интеллигентный человек обратился. Приглашает тебя, дурака, перед всей страной выступить. А ты ещё кочевряжишься.

Я ещё раз посмотрел на бородача, а потом на окошко в Кремле. А сам думаю: «А хрен его знает! Может, Нюрка и права. Технический прогресс сейчас далеко пошёл, за ним не угонишься. Да и бородач такой вежливый, обходительный. Не все же, — думаю, — вокруг жулики и проходимцы. Должны же быть и порядочные люди».

А в это время бородач объявляет начало съёмок.

— Начнём, — говорит, — с небольшого приветствия. Прошу, — говорит, — повторить за мной громко и протяжно: «Привет, Москва!»

Мы с Нюркой как-то поначалу застеснялись, и приветствие какое-то у нас получилось тихое, неказистое. Бородач не унимается:

— Громче, — говорит, — ещё громче!

Нюрка меня толкает в бок. Мол, чего молчишь, а сама во всё горло как заорёт: «Привет, Москва!» Да так громко, что вокруг нас сразу народ собрался. Видно, приняли нас за артистов.

А бородач повернулся к Кремлю, к тому самому окошечку, и обратился к скрытой телекамере:

— Дорогие телезрители. Я — Николай Неизвестный — веду репортаж с Красной площади. Хочу представить вам тысячного гостя нашей телекомпании... — он повернулся к Нюрке: — Представьтесь, пожалуйста, телезрителям.

Нюрка моя не оробела, только платок немножко поправила.

— Я, Нюра Гришковец — передовая телятница колхоза «Красный октябрь». А это, — говорит, — мой супруг Ваня — передовой комбайнер.

Тогда бородач вытаскивает из сумки духи и импортный утюг.

— Это вам, Нюра и Ваня, презенты от нашей компании. Чтобы, — говорит, — не забывали Москву у себя в колхозе.

Взяли мы эти подарки, а бородач спрашивает:

— Может быть, хотите что-нибудь передать близким и друзьям?

— Как, прямо сейчас? — удивилась Нюра.

— Конечно, — подтвердил бородач. — Вам, как тысячному гостю нашей телекомпании, всё можно.

— Какое счастье! — воскликнула Нюра. — Хочу передать привет всем жителям нашего села.

Она на миг замолчала, что-то прикидывая в уме.

— А ещё, — говорит, — хочу передать привет куму Степану и его жене Евдокии, а также деду Николаю и его внучке Алёне.

— Прекрасно, прекрасно, — обрадовался бородач.

— А ещё хочу передать, — не унималась Нюрка, — своей подруге Люсе, что халат я бабе Дуне купила, а вот туфли деду Николаю нет, размера нужного не нашли. А так, — говорит, — всё у нас хорошо.

— Чудесно, — заключил бородач, а затем опять повернулся к скрытой телекамере.

— А сейчас, дорогие телезрители, я хочу объявить, что наши гости из Украины решили пожертвовать сто долларов для сирот России.

— Как сто долларов? — спрашиваю я бородача.

А Нюрка меня толкает в бок и бровями в мою сторону дёргает: «Дескать, не позорься перед всей страной», а сама замечает:

— Сто долларов мы, конечно, дать не можем, но сто гривен для сирот не пожалеем.

И протягивает бородачу стогривенную. А он вытаращил глаза на Нюрку, как будто впервые её увидел.

— Что, — говорит, — дамочка, вы мне даёте?

— Гривны, — отвечает ему Нюра.

Бородач как-то весь в лице изменился и говорит обиженным голосом:

— Что же вы, дамочка, себе позволяете. Я вам одних подарков на тридцать долларов вручил. А вы мне хохлобаксы суёте! Прошу, — говорит, — вернуть мне презенты.

Мы с Нюркой, конечно, отдали подарки, а сами ничего понять не можем.

— А как же репортаж? — спрашиваем мы у него.

— Временно прерывается, — отвечает бородач, — вследствие финансовой неувязки.

Мы с Нюркой продолжаем стоять, как остолопы. Ничего не понимаем! А тут как раз из-за угла появилась фигура милиционера. Бородач как-то весь засуетился, засобирался и рванул к ГУМу.

А Нюрка открыла рот от удивления.

— Куда это убежал наш тележурналист?

— Жулик,— говорю я ей, — твой журналист. Милиционера увидел и убежал.

— Как жулик?! — удивилась Нюрка. — А с виду такой обходительный, интеллигентный. Так хотелось с ним пообщаться.

— Тебе бы только пообщаться. Это всё ты меня в эту глупость втравила. Дожили! Кому скажешь — не поверят. Со стенкой разговаривали. А всё ты: «Привет, Москва! Привет, Москва!»

А Нюрка меня успокаивает:

— Да ты, Вань, сильно не переживай. Зато будет что вспомнить на старости лет!

«Может быть, Нюрка и права, — подумал я. — Каких только чудес не увидишь в Москве!»

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 19.06.04 14:51