К 440-летию со дня рождения В.Шекспира

Я.М.Колкер

Многоаспектное видение сонетов Шекспира
(Выборочный перевод статьи*)

* Статья в полном объёме на английском языке приведена в книге «100 сонетов Шекспира» (в новых переводах Якова Колкера).

Вильям Шекспир, возможно, и не предполагал, какое впечатление может произвести на читателя его собрание сонетов. Но он, безусловно, понимал, что звучание каждого сонета многократно усиливается остальными и что они должны восприниматься как единое целое.

Если делить сонеты на группы, как это часто делают критики, то на первый взгляд сонеты одной группы не очень будут отличаться друг от друга. Может создаться впечатление, что Шекспир повторяется и, будучи мастером импровизации, рисует ту же картину, каждый раз немного изменяя палитру оттенков. Однако связь между сонетами не сводится к тематической близости. Их необходимо рассматривать как взаимосвязанные высказывания, каждое из которых имеет свою цель, понятную из типа повествования и коммуникативного намерения автора. «Каждый сонет связан с другими множеством незримых нитей — за счёт выбора слов, системы образов, темы или же за счёт расположения сонетов в прижизненном издании» (S.Booth, p. 4).

Так, в сонете 100 и далее, Поэт вновь и вновь просит Музу воспеть Красоту его Друга. Коммуникативное намерение сонета — убедить Музу помочь защитить Красоту, выставить Время на посмешище и заставить его отказаться от коварных планов.

В этом сонете тема развивается в трёх «измерениях», или «проекциях»:

* Поэт обвиняет Музу в том, что она попусту растрачивает силы, воспевая не заслуживающие того предметы («to lend base subjects light»), он пытается пристыдить её и призывает снова воспеть его друга (8 строк);

* Он просит Музу бросить вызов Времени (4 строки);

* Муза может победить Время, восславив Красоту Друга поэта.

Можно сказать, что в сонете присутствует и четвёртая «проекция» — проекция самой Красоты. И хотя это слово в сонете ни разу не упоминается, постулат напрашивается сам собой: воспетая в стихах, Красота может противостоять разрушительной силе Времени.

В сонете 101 коммуникативное намерение изменяется: даже вопреки воле Музы, Поэт хочет воспеть Красоту и таким образом увековечить её. Тип высказывания — полемика, придающая сонету драматичность. На этот раз перед нами диалог между самим Поэтом и Поэтом, выступающим от лица Музы. Это позволяет Шекспиру показать тесную взаимосвязь Истины и Красоты.

В отличие от предыдущего сонета, где лишь угадывается тема Красоты, в сонете 101 эта тема становится основной. Сонет построен на противопоставлении, что вполне естественно для полемики как вида дискурса. Поэт определяет Красоту, прибегая к антонимии, то есть к описанию уродства. Изменение ракурса влечёт за собой изменения в «проекциях».

* В первых двух строках звучит упрёк. При этом вторая строка привносит и другое «измерение» — она показывает, что Любовь поэта исполнена достоинства.

* Часть сонета, развивающая эту вторую тему, одновременно выражает имплицитную оценку Красоты.

* Третья же «проекция» — желание Поэта научить Музу, как увековечить красоту для грядущих поколений.

Неизбежное, хоть и незримое, четвёртое «измерение» — это проблема хрупкости, воздушности и, как следствие, беззащитности Красоты.

Сонет 102 находится в противоречии с тем, что утверждалось ранее: поэт теперь утверждает, что настоящая Любовь молчалива: чем сильнее чувство, тем меньше оно нуждается в огласке. Несмотря на это противоречие, сонеты 100, 101 и 102 составляют единое целое, просто сонет 102 помогает выровнять чаши весов, достичь баланса (который является одним из метаконцептов жизни). С другой стороны, этот парадокс заставляет читателя увидеть тематическую взаимосвязь сонетов. Так, в сонете 21 Поэт настаивает на том, что любовь — не разменная монета.

В обоих сонетах (102 и 21) Шекспир развивает одну и ту же мысль, но с разных позиций: с позиции Поэта, который отказывается выставлять свою любовь напоказ, и с точки зрения Поэта, который отказывается воспевать любовь, дабы не притупить свежесть чувств. Тема предания любви огласке здесь также звучит, но лишь в качестве фона. В зависимости от того, что хочет сказать автор, меняется угол зрения, под которым рассматривается основная проблема.

В сонете 21 перед нами предстаёт негодующий Поэт, который сначала ниспровергает набившие оскомину образы любви, и только потом он говорит о своём отношении к Любви, объясняя, почему он не называет имя своей возлюбленной. В конце сонета он делает вывод, о том, что Любовь — не предмет на ярмарке, к которому надо привлечь всеобщее внимание. И хотя о Красоте речь идёт только в одной (10-й) строке, тема Красоты пронизывает всё стихотворение.

O, let me, true in love, but truly write,
And then believe me, my love is as fair
As any mother’s child, though not so bright
As those gold candles fix’d in heaven’s air: (21)

Святую беззащитность Красоты нельзя предавать. Сонет построен на контрасте между пафосно-вычурными образами, типичными для поэзии того времени (первые 7 строк), и нежным, почти воздушным образом, который появляется в третьей строке третьей строфы. Поэт — обвинитель, а на скамье подсудимых — те, для которых любовь не более чем товар.

Суть конфликта, описанного в сонете 102, — несколько иная, ведь поэт сам отстаивает своё право молчать о своей Любви. Только две строчки сонета осуждают парадигму «любовь—товар», а восемь следующих призваны объяснить, почему Поэт держит свою Любовь в тайне. Воспевая Любовь, стараясь ограничить это чувство рамками условностей, поэт рискует опошлить его. В сонете не говорится о Красоте напрямую, она раскрывается в образе соловья и его песен. Хрупкая Красота — не только в песне соловья, но и в отклике, который она пробуждает.

Сонеты 21 и 102 связаны с сонетом 130, в котором поэт демонстрирует своё отвращение к высокопарным, напыщенным эпитетам, сравнениям, метафорам. Скрытый смысл сонета 130 всё тот же — неразрывность Истины и Красоты, и Шекспир создаёт далёкий от привычного идеала образ подлинной, земной Красоты. Для влюблённого Поэта истинная Красота — в искренности и естественности любимой женщины, и в этом она совершенна. Эта же идея развивается в сонете 127.

In the old age black was not counted fair,
Or if it were, it bore not beauties name;
But now is black beauties successive heir,
And beauty slander’d with a bastard’s shame:
For since each hand hath put on nature’s power,
Fairing the foul with art’s false borrow’d face,
Sweet beauty hath no name, nor holy bower,
But is profaned, if not lives in disgrace.
Therefore my mistress’ brows are raven black,
Her eyes so suited, and they mourners seem
At such who, not born fair, no beauty lack,
Slandering creation with a false esteem:

Yet so they mourn, becoming of their woe,
That every tongue says beauty should look so.

Согласно традиционным взглядам, этот сонет — первый в серии, посвящённых смуглой леди, но этот факт почти не играет никакой роли для переводчика, которого должен больше заинтересовать конфликт «придуманного, неодушевлённого идеала эпохи Возрождения и неприукрашенной смуглой красоты». Последней и отдаётся предпочтение в сонете, так как «это единственная гарантия честности в наш век декоративной косметики» (Joel Fineman, p. 55). Это тематическое новшество подготовлено многоплановостью повествования о Красоте.

Итак, собрание сонетов — целостная структура, некое динамическое равновесие различных компонентов. Можно предположить, что элементы этой структуры находятся не в линейных, синтагматических отношениях, а сравнимы со словарными статьями своеобразного Тезауруса, лежащими в разных плоскостях, пересекающимися и взаимодействующими в разных системах координат.

(Выборочный перевод статьи на русский язык выполнен М.Губановой.)


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 19.06.04 14:51