Кино и молодёжь

Марта Жидкова
(г. Нитра, Словакия)

Коммерциализация детского кино

jidkova.jpg (16778 bytes)

От редакции. В декабре 2003 года словацкий фильм «Сокольник Томаш» был показан по российскому телевидению. Думаем, исследование д-ра Марты Жидковой, сотрудника Института литературы и художественной коммуникации Философского факультета Университета Константина Философа (г. Нитра, Словакия) не утратило актуальности, хотя с сообщением о проблемах коммерциализации детского кино д-р Марта Жидкова выступила на Международной литературоведческой конференции в Прешовском университете в 2001-м году, опубликовав его затем в сборнике докладов этой конференции (2002).

В Словакии молодые люди, главным образом интеллектуалы из рядов технической интеллигенции, хотя и не только они, играют в одну коллективную игру. Суть игры заключается в регулярных встречах и выдумывании какой-либо истории и соответствующих ей героев, которые потом вступают во взаимные отношения. Участники игры увлекаются своей ролью и часто переносят её особенности, характер и проблемы в реальную жизнь. В США, откуда эта игра в 50-е годы пришла в Европу, её участники настолько вживались в свои роли, что в некоторых случаях это привело к убийствам. Меня заинтересовал вопрос: почему эта игра нашла поклонников и в Словакии? Неужели от недостатка волнений в повседневной жизни, или мы в самом деле возвращаемся к настоящим сюжетам? Коротко на вопрос можно было бы ответить так: дело в потребности в сильных личных переживаниях. Игрок сам для себя придумывает коллизию, сам её воплощает в жизнь и сам переживает. Он отдаёт предпочтение реальному переживанию перед переживанием, которое ему предлагают масс-медиа или книги. Однако здесь невольно возникает несколько других вопросов. Неужели искусство теряет свою суггестивную силу, способность создавать такие яркие образы, которые могут взволновать человека, с которыми он сживается, принимает их как свои, которые он снова и снова перерабатывает и дополняет в своём сознании и воображении? Неужели и масс-медиа уже не в состоянии вызвать достаточно острые ощущения?

В сущности, в истории развития искусства можно заметить тенденцию к постоянному увеличению, усилению его впечатляющего воздействия на сознание человека. Уже в народном творчестве присутствуют страшилища, чудовища, ужасы, убийства и подобные явления, служащие для усиления воздействия произведений на их адресатов. На картинах известных художников также встречаются корчащие рожи демоны, уродливые человеческие фигуры, многочисленные образы ада, мучений и т.п. Стоит вспомнить и причудливые рыцарские повести эпохи романтизма. Наблюдение можно было бы продолжать вплоть до творчества наших дней, не забывая о том, что речь идёт об области высокого искусства. Испокон века авторы искали средства для того, чтобы увеличить силу воздействия своих произведений. В этом заключается стимул для эволюции искусства и его выразительных средств. Естественно, что теоретически всегда подчёркивалось значение того впечатления, которое производит изображение положительных образов и качеств человека. Однако человек устроен так, что отрицательные явления его всегда волнуют больше. Достаточно окинуть взором современное искусство, и мы увидим, какие проблемы вызывает (и вызывало) создание положительных образов. Более достоверными и полнокровными оказываются чаще всего именно отрицательные образы и сюжеты. Сегодня возникает ситуация, когда каждое произведение с преобладанием позитивных образов почти автоматически попадает под подозрение в сентиментализме и причисляется к коммерческим. Совершенно ясно, что это вызвано изменением статуса эстетической категории прекрасного (которая уже давно не является ведущей эстетической категорией) и связанной с этим трансформацией эстетической нормы.

Как справляется с этой ситуацией искусство для детей и юношества? Первым шагом здесь стало повышение интенсивности эмоционального воздействия за счёт увеличения развлекательности. Сегодня можно говорить уже не только о поступательном возрастании развлекательности, но о её приоризации, фетишизации, даже об отождествлении функции развлекательности с категорией художественного воздействия, достигаемого за счёт использования выразительных средств. Это явление более заметно в драматических жанрах, чем в литературе. Определённую опору для него можно найти и в масс-медиа, поскольку многие фильмы и телевизионные передачи демонстрируют тот факт, что предпочтение отдаётся их коммерческой стороне, а не художественной.

Для иллюстрации высказанных положений возьмём повесть Й.Ц.Гронского «Сокольник Томаш» (Sokoliar Tomas)* и её экранизацию — одноимённый словацкий детский фильм**. Рассмотрим моменты, вызывающие художественное переживание в книге и в фильме, чтобы установить отличия в силе эмоционально-художественного воздействия и степень эстетической ценности, которая очень часто связана с характером используемых выразительных средств и мерой их употребления.

* Йозеф Цигер Гронский (Jozef Ciger Hronsky) (1816—1960) — известный словацкий писатель периода между двумя войнами, представитель так называемой лирической прозы. После второй мировой войны эмигрировал в Аргентину, где жил вплоть до своей кончины. Самое известное его произведение — роман «Йозеф Мак», в котором автор попытался создать миф о словаке. Является также одним из наиболее любимых в Словакии детских писателей. Прославился сказками о животных («Храбрый Зайчонок», «Храбрый Зайчонок в Африке», «Будкачик и Дубкачик», «Три умных козлёнка»). Й.Ц.Гронский написал и первое художественное историческое произведение для детей — повесть «Сокольник Томаш». В исторический колорит средневекового феодального замка Новоград писатель внёс тему соколиной охоты, а в неё вписал образ мальчика Томаша, который прячется от гнева феодала-хозяина замка, потому что убил его сокола. Сюжет основан на победе чести и справедливости над злом.

** Экономическая ситуация в Словакии после 1989 г. не благоприятствует регулярному производству кинематографической продукции. В отдельные годы снималось всего по одному-два фильма. Это является одной из причин, почему каждое новое произведение словацкого кинематографа ожидается с нетерпением и реклама очень активно готовит его выход на экраны. Конкуренция заграничной кинопродукции велика, и отечественный словацкий кинематограф не поспевает за теми высокими требованиями, которые сегодня предъявляются к технике создания фильмов. Продюсеры борются за зрителя и постоянно ищут средства для усиления эмоционального воздействия на него своих произведений. Эта борьба происходит и в области детского кино. Так, например, и к нам пробился агрессивный «Покемон», с которым сражаются за благосклонность зрителей словацкие игровые фильмы, претендующие на статус художественных. Эстетическая норма эпохи до 1989 года, которая была обусловлена общественными и политическими требованиями коммунистической идеологии, уже давно не соответствует современному состоянию искусства. Этим вызвана сегодняшняя полемика между сторонниками и противниками перемен. Старшее поколение специалистов защищает укоренившуюся традицию и ценности, связанные с красотой, добром и благородством. В свою очередь молодые поддерживают либерализацию моральных и нравственных норм, которая даёт возможность переступать соблюдавшиеся до сих пор границы и правила. В конечном итоге время рассудит, кто был прав. Нам остаётся только следить за происходящим процессом и по возможности комментировать его.

На этом фоне будем анализировать новый словацкий фильм для детей «Сокольник Томаш». Повесть Й.Ц.Гронского хорошо известна словацким читателям. Эстетическое воздействие этой повести создаётся за счёт воспроизводимой в ней исторической атмосферы и бытовой среды, занимательного сюжета с моралью, хорошо выписанных образов, уравновешенного использования тензитивных и детензитивных средств, напряжённого драматического конфликта (благодаря которому история много раз использовалась в различных постановках, в том числе и на радио), привлечения, в разумной мере, элементов волшебства — и всё это объединяется мыслью о личной свободе.

В фильме «Сокольник Томаш» воздействие построено на иных принципах и канонах, что не всегда объясняется отличием кинематографических средств от характерных для литературы. Специфика воздействия данной экранизации на зрителей базируется прежде всего на другой иерархии моральных ценностей. Й.Ц.Гронский основывается на честности — кристальной, гуманной, природной, на характере человека, на силе данного слова, обещания или клятвы, а в качестве завязки использует нарушение этих условий, — а это значит, что в его произведении возникает естественное равновесие, симметрия разрушительного и восстановительного начал. Если между ними и введены так наз. ретардационные, замедляющие средства (описание, характеристика, рассуждение), то только для того, чтобы отдалить развязку, создать необходимое напряжение. В повести Гронского отдельные элементы действия входят один в другой, вырастают один из другого и один другой заменяют. Эту взаимосвязь не нарушают ни особенности композиции, ни появление чужеродных элементов. Многие описания, воспринимаемые на первый взгляд как ретардационные, являются компонентом художественного действия, восполняют его недостающие черты — такие, как колорит, атмосфера, характер эпохи и обстановки. Подчеркнём ещё раз, что они имеют лишь дополняющую функцию и не облегчают решение упомянутого конфликта, а только его отдаляют. Чем труднее решение конфликта, тем сложнее выразительная ценность повествования. Однако замедление, оттягивание развязки должно быть органической частью повествования и может вытекать, в частности, из характера и поведения персонажа. Если бы, например, на допросе старый сокольник заговорил, повесть могла бы закончиться уже во второй трети. Затемнение решения конфликта — это не только детензитивное средство. Это одновременно и этап в формировании образа. Естественно, что до этого момента эстетическое переживание, вызываемое темой, нарастает. Оно развивается логически последовательно, что даёт опытному читателю возможность предугадать развязку, несмотря на то, что она отдаляется сценой с монахами. Таковы особенности повести, которые позволяют нам сравнить её с её экранизацией.

В то время как Й.Ц.Гронский следует литературному узусу своей эпохи и колориту эпохи изображаемой, фильм режиссёра Вацлава Ворличека (Vaclav Vorlicek) и сценариста Ондрея Шулая (Ondrej Sulaj) пошёл по другому пути. Создатели экранизации хотели максимально удовлетворить запросы массового зрителя, а заодно идти в ногу с современными тенденциями, приносящими успех в кинематографе. Поэтому они не пожалели усилий для того, чтобы киноверсия оказалась аттрактивной, увлекательной, занимательной, обладала силой эмоционального воздействия, и использовали много средств выразительности, применяемых в популярных исторических фильмах. Замысел удался, поскольку фильм «Сокольник Томаш» вызвал довольно большой интерес публики и печати, которая опубликовала много рецензий на фильм и рекламных статей о нём. Однако почти все они остались в рамках эмоционального отклика, родившегося под впечатлением от фильма. Чаще всего в них комментировалось действие, выражалось восхищение показом природы, игрой актёров и описывалось всё то, что происходило вокруг фильма. О художественной ценности картины не было сказано ни слова. При этом очевидно отсутствовала теоретическая база интерпретации, которая бы проникла в суть экранизации и точно бы определила её жанр. Всё это были рецензии, имеющие эффект рекламы.

По правде сказать, фильм не является неудачным или незначительным. Это относительно хороший или, по крайней мере, средний коммерческий фильм. Тогда перед нами оказываются два произведения на одну и ту же тему, со сходным сюжетом и персонажами, которые, однако, отличаются использованными средствами выразительности, вследствие чего попадают в принципиально разные разряды. Выдвинув на первое место функцию развлечения и отодвинув эстетическую функцию на второй или третий план, создатели фильма оказались в оппозиции к его художественной ценности. Чем больше они заискивали перед зрителем, тем больше снижалась степень художественного воздействия их произведения. В подтверждение высказанных мыслей приведём конкретные примеры. В самом начале фильма показано нападение сокольника Вагана и кража сокола. Динамичная сцена создаёт установку на напряжённые отношения между Ваганом и молодым Ивером, поднимает эти отношения до уровня главного драматического конфликта и подчиняет им поступки других персонажей. Поскольку оба героя охарактеризованы поверхностно (в отличие от первоисточника, где встреча двух типов человеческой морали не означает только сведение личных счётов), этот недостаток компенсируется внешними, визуальными эффектами, а главное — сценами поединков. Встреча Томаша со старым сокольником Ваганом происходит только через 45 минут после начала фильма. В результате главное событие, на которое указано уже в названии, отодвинуто на задний план, а вместо него представлен любовный треугольник, без которого не обходятся коммерческие фильмы, и сцена похищения Острика, созданная по образцу аналогичных сцен в детективах или триллерах, с подобающим для этого звуковым и визуальным оформлением (молния, гром, ливень, пещера, маска на лице и т.д.). Возникает контраст между внешним действием (упомянутые поединки, похищения, дикарская ловля в западню) и театральным диалогом, который выглядит строгим и неестественным, — контраст, который подчёркивается и монтажом, отделившим вербальные сцены от акциональных. В фильме используются и разрабатываются второстепенные темы, которые в тексте только намечены (заключение в колодки, королевский сокол, знание языка зверей), сюжет расширяется, разветвляется и при этом утрачивает загадочность, недосказанность. В фильме — а именно в сценах с Томашем и барышней из феодального замка — нарушаются характерные для эпохи каноны общения между господами и их подданными. Это проявляется, например, в нарушении норм речевого этикета (Томаш обращается к дочери феодала на ты, угрожает ей и даже осмеливается пригласить её на танец). Взаимоотношения юной пары осовременивают историческую тему и приближают её к сегодняшнему зрителю. В фильме есть несколько комических ситуаций, довольно вымученных, которые имеют уравновешивающую, выравнивающую функцию. Коммерческий характер фильму придают взаимные действия персонажей, их поверхностная характеристика и речь, а также костюмы, которые своей пестротой как-то не вяжутся с каменным экстерьером замка Красна-Горка. Театрально и надуманно выглядит фальшивая, без налёта старины обстановка народного быта (сокольник Ваган, живущий в лесной избушке, носит рубашку с кружевным воротником и ладный кожаный костюм). Набор разнородных приёмов и элементов, слабая связь между частями сюжетной линии, неестественность поведения героев, дешёвые и расхожие стереотипные решения — всё это нарушает чувство меры и, в конечном итоге, создаёт впечатление искусственности изображаемого. Авторы фильма создали некое подобие кинороманса, западающего в души зрителей, причём прикрылись именем Й.Ц.Гронского, чьё художественное мастерство проверено временем, неоспоримо, а значит, и некритикуемо.

Но коммерциализация художественного творчества не должна быть настолько очевидной, насколько это демонстрирует рассмотренный нами фильм. Её вполне могло бы изящно завуалировать реалистическое звучание сюжета. Если вспомнить также принципы постмодернистского искусства, в котором считаются допустимыми элементы различного происхождения и качества, то оценка окажется весьма трудной задачей. Поэтому мы можем лишь констатировать в заключение, что коммерциализация неизбежна, и необходимо примириться с её существованием, но при этом следить за ней, поскольку она проникает во все сферы художественного творчества, и часто коммерческие произведения принимают вид подлинно художественных. Мы должны уметь отличать их от произведений настоящего искусства.

Перевод со словацкого Е.А.Правды.

Литература:

Miko F. Text a љtyl. — Bratislava: Smena, 1970. — 167 c.
Miko F. Od epiky k lyrike. — Bratislava: Tatran, 1973. — 269 c.
Miko F. Popovic A. Tvorba a recepcia. — Bratislava: Tatran, 1978. — 386 c.
Mukarovsky J. Studie z estetiky. — Praha: Odeon, 1966. — 372 c.
Plesnik L. Pragmaticka estetika textu. — Nitra: VSP, 1995. — 265 c.
Sliacky O. Dejiny slovenskej literatury pre deti a mladez do roku 1945. — Bratislava: Mlade leta, 1990. — 275 c.
Zilka T. Postmoderna semiotika textu. — Nitra: FF UKF, 2000. — 204 c.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Словакия"]
Дата обновления информации (Modify date): 13.07.04 16:08