Поэзия

Проза

Персей и Горгона

Герой Персей воткнулся глазом в своей личный полированный бронзовый щит. Скорбный глаз Медузы отразился со всей очевидностью. Недобрый женский Глаз был тускл и страшен, как чёрная щербатая тарелка в рабочей столовой. Жирные гроздья бородавок висели на щеках. «Но как, как...» — подумал про себя Персей и лживо, как китаец, улыбнулся. Глаз в Щите растерянно моргнул, неприятные морщины зашевелились и сложились в подобие ответной улыбки. Рот был по-прежнему чудовищно эротичен, пухлые губы влажно поблёскивали и переливались, как лососина... но внутри... Мама! То, что открылось в туннеле рта, потрясло Персея до кончиков пяток: приятный, освежающий холодок ужаса пробежал по крепким ногтям, дошёл до мозолистых пяток и пополз выше по мускулистым волосатым ногам прямо вверх, под самые крутые, геройские яйца. Член свело судорогой. Это было очень и очень страшно — крупный рот Медузы Горгоны, приоткрылся и наружу приветливо вывалился осклизлый язычище...

Недержание языка так поразило Персея, что он чуть не выронил боевой щит и попятился. — «В рот Пароход!» — про себя подумал Персей. Абсолютно достоверные слухи о том, как жила последние тадцать лет дева Горгона, давно достигли ушей Персея, но то, что он увидел... «Главное, не смотреть, не смотреть. И не разговаривать!» — ещё раз подумал Персей, закурил вишнёвую трубку и повернулся каменным задом в сторону. — «Персик, а может, хочешь пивка?» — задушевно спросила Медуза и, плавно покачивая жирным затылком, двинулась на кухню.

Как всем известно, настоящая греческая женщина должна быть кругла телом и сыта лицом. Таковой и Медуза была, пока не стала... Девка была что надо, рыжая, как куриный желток, зеленоглазая, задорная, бедовая, наглая, как десять тысяч троянцев. Возьмёт, бывалоча, пращу, раскрутит над головой, и метнёт камешек прямо в балду обидчику... Честь свою девичью берегла, пуще чужого глаза! Одного юношу, кудрявого Персея, выделяла в поселковой толпе, в скалы прибрежные зачастую отводила, нежно кричала: «Эй! Ты! Вихрастый, посмотри, что меня вот здесь укусило... — и приподнимала тунику. — Щиплется, зудит... подуй, что ли...»

Персей, жадно дыша и облизываясь, складывал губы в розовую трубочку и тихонько дул на пухленький наивный, как абрикос, пушистенький холмик...

Надобно сказать, что прибыл герой Персей в гости к Медузе Горгоне не случайно, а по делу. Ему необходимо было срочно отрубить ей голову, привязать к боевому щиту и совершить очередной Подвиг: «А что делать? Мне это надо, сынок...» — сказал ему дядя Полидект, царь острова Сериф, на который они когда-то еле живые приплыли в ящике с мамашей Данаей.

«Ему надо, а я — руби...», — привычно подумал Персей, примерился хищным взглядом в дрябловатую шею Горгоны, потянул за темляк серповидный меч и... задвинул обратно. Не хотел он сейчас рубить голову этой шумно дышашей на кухне женщине. Приветливо улыбаясь, Горгона вышла с подносом, на котором дымилось что-то вкусное и стоял запотевший кувшинчик с чем-то холодненьким.

«Третьего дня сёстры-пенсионерки приходили... день Ангела отмечали, немного ещё сациви осталось, мусаки кусок... Не взыщи, герой, за наше бедняцкое угощение...» — ворчала эта чужая толстая тётка, тяжело топая сандалиями и гремя вилками из нержавейки.

Персей выпил стакан и посмотрел в потолок. По углам чёрная паутина, жестокие трещины, обои в цветочек, кое-где штукатурка осыпалась... — неуютное жилище одинокого, проклятого Афиной Палладой человека, жёлчный привкус чужой беды... Персей выпил ещё стакан. Он ел степенно, не торопясь. Горгона хлебала так, что за ушами трещало — истово макала мамалыгу в сметану, давясь, жадно глотала подгорелое сациви... Персею то и дело приходилось рукавом утираться, потому как Горгона ядовитой слюной брызгалась. Наконец, не вытерпел, грозно брови лохматые сдвинул: «Ты, чё, баба, чавкаешь, как четыре свиньи разом? Губа кобылья!!!»

Медуза плаксиво сморщилась и зашамкала: «Косточку мне уж и не осилить, легко, как камень грызть! А мягкого, кто теперича даст? Жубы все повыбили Герои, — что, блин, ни мужик придёт, так обязательно Герой! Вот и плююсь...»

Персей выпил стакан и задумался. Что-то не сходилось. Не могла эта жуткая старуха быть его Горгоной Медузой. Не могла и всё. Он что, домом ошибся? Не в ту степь зашёл, мать твою?!

— Ты кто? — спросил Персей.

— Я Горгона, — ответила Горгона и томно кивнула в сторону развратной с кроваво красными простынями и пуховой периной кровать с никелированными набалдашниками по углам. Чего-чего, а эти набалдашники он помнил, — как забыть свой самый Первый сексуальный опыт? От литых стальных набалдашников в каменной кладке стены шли глубокие рубцы и борозды. Видать, часто скакала эта железная кроватка... Персей выпил ещё стакан, потянулся за петрушкой в маринаде и свалился на пол.

Его подняли чьи-то сильные заботливые руки и положили на кровать. Стащили пыльные сандалии, расстегнули душную портупею с серповидным мечом, нежно развязали нарядные узелки туники, принесли тазик и обтёрли розовой водой, как младенца. Потом стали страстно целовать во все места. «Какая она всё-таки у меня хорошенькая...» — подумал Персей и с радостью прижался к пухлому уютному заду Горгоны Медузы.

[На первую страницу (Home page)] [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 19.06.04 14:51