Место и время

В прошлом выпуске журнала «Меценат и Мир», мы уже познакомились с лирической прозой Тофика Ахмедова.

Тофик Ахмедов родился 23 августа 1945 года, в интеллигентной бакинской семье. Отец известный врач стоматолог, мать — учёный-филолог.

Живя в самом центре города, Тофик с детства впитал дух старого Баку. Теперь он с любовью описывает то время, время, в котором была настоящая искренность, любовь и дружба, время своей молодости.

В 1962 году Тофик поступает в Бакинский политехнический институт. С 1967 года работает технологом на приборостроительном заводе. В 1982 году он вместе с семьёй переезжает в Москву, где работает главным инженером на Выставке достижений народного хозяйства.

В 1989 году с женой он отправляется в служебную командировку во Францию, а в 1995 году ему поступает предложение работать в Монако, и с этого времени Тофик живёт и работает в Монте-Карло.

Мы продолжаем знакомить читателей с прозой нашего автора, пронизанной ностальгией и любовью, искренностью и печалью.

Алексей Козьмин

Тофик Ахмедов

Из цикла

«Тосты для бакинцев»

Тост первый «За матерей»

Аптека открывалась в девять. И мы с нетерпением ждали, когда к двери подойдёт женщина в белом халате и, с шумом отодвинув задвижку, откроет её.

Мы — это я, девятилетний, и мои младшие сестра и брат.

И хотя у дверей аптеки кроме нас троих никого не было, мы радовались, что пришли первыми.

В руке у меня был зажат мешочек, в котором звенели монетки, ровно девять рублей, как сейчас говорят — «старыми деньгами». Именно столько стоил флакон одеколона «Эллада», который мы, после долгих поисков, выбрали маме на день рождения. Дело ещё в том, что мамин день рождения приходился на восьмое марта. И этот день празднует вся страна как женский праздник. Но ещё дело в том, что деньги на подарок мы собирали, как нам казалось, тайком, теперь я уж точно знаю, что в курсе нашей тайны была не только мама, но и весь наш шумный двор.

Дворов, таких как наш, в те годы в Баку было много. Принадлежавшие частным лицам, они были застроены одноэтажными жилищами, в основном состоявшими из одной комнаты и кухни. Жилища эти сдавались в наём, принося, видимо, неплохой доход владельцам, так как самым уважаемым человеком для наших хозяев был финансовый инспектор, который приходил регулярно, пугая детей своим большим плоским, с двумя замками спереди, портфелем и уходил всегда довольный после непродолжительной беседы с хозяевами за закрытой дверью.

В нашем дворе жило пять семей. В самом дальнем углу двора жила старая еврейка с дочерью и внуком. Дочь её была портнихой и обшивала весь двор. Рядом жили хозяева двора: муж, жена и двое детей. Они, как и все, занимали одну комнату и кухню. Дальше жил двоюродный брат хозяйки и его молодая жена. Пару эту называли Пат и Паташон, как известных в те годы французских комиков. Жена, молодая деревенская азербайджанка, была богатырём от природы. Высокий рост и широкие плечи её никак не гармонировали с тщедушной фигурой мужа, курившего к тому же всё время анашу (наркотик), а от неё, как известно, человек сильно сохнет. Но несмотря на разницу в физических данных муж частенько бил жену, желая таким образом продемонстрировать соседям своё преимущество. А она от этих побоев, которые не могли, конечно, принести ей вреда, начинала истошно кричать и выбегала во двор, ища защиты у соседей, таким образом «подтверждая» преимущество мужа. После этого сразу воцарялся мир.

Немного обособленным в нашем дворе было небольшое двухэтажное строение, на второй этаж которого вела деревянная лестница, из-под которой рос могучий виноградник, закрывавший своей кроной в летние месяцы наш двор от палящего солнца. Для этого над двором была сколочена клетка, на которой виноградная лоза лежала, как большая змея.

На первом этаже этого строения жила бездетная армянская семья. Артюша — так звали мужа — был гордостью мальчишек нашей улицы. Прошедший войну и работавший токарем на машиностроительном заводе, он по вечерам демонстрировал свою силу, поднимая двухпудовые гири и подражая в движениях модному в те годы силачу Григорию Новаку. А так как улица наша была всего в пятнадцать домов, то эти представления часто устраивались для ребят всей улицы.

Наша семья снимала квартиру на втором этаже. Лестница, ведущая к нам, заканчивалась открытой верандой. Продолжением открытой веранды была веранда застеклённая, которая служила и прихожей и кухней. Завершалась квартира большой светлой комнатой с высоким деревянным потолком.

В центре комнаты стоял круглый стол и четыре мягких стула, лучшего в те годы рижского производства. В одном из углов возвышался трёхстворчатый шкаф с большим зеркалом на двери, а вплотную к нему была придвинута двухспальная кровать с упругой к нашей, детей, радости металлической сеткой, которую мы использовали, как цирковую арену. А четыре никелированных шара на спинках кровати заменяли нам кривые зеркала комнаты смеха. В противоположном от шкафа углу стоял топчан, покрытый старым ковром. На топчане по ночам спала моя сестра. Рядом в деревянной кроватке спал мой брат, а я, как старший ребёнок в семье, спал на полу на шерстяном матраце.

Если ко всему сказанному добавить, что водопроводный кран и туалет находились во дворе, а ванная комната и вовсе отсутствовала, то теперь, видимо, будет трудно понять, каким это образом наш двор жил большой и дружной семьёй. А когда приходила весна, весь наш двор, отдавая дань вековым традициям, праздновал и Новруз-байрам и Пасху, угощая друг друга то пахлавой, то куличом, то мацой.

Решив собрать деньги на подарок тайком, мы оказались наедине с трудной задачей. В нашей приходной части были только деньги, которые давали мне и сестре на завтрак в школе. Но их не всегда удавалось сохранить, так как уж очень соблазнительными были слоёные булочки в школьном буфете. Наконец, мы с сестрой договорились покупать одну булку на двоих. Наши долгие и мучительные подсчёты на «военных советах» под лестницей не давали утешительных результатов. Денег явно не хватало. Теперь необходимо сказать несколько слов о нашем младшем брате, который в этой истории в конечном итоге сыграл основную роль.

Брат мой в свои пять лет был на удивление аккуратным, но в то же время страшно упрямым мальчиком. Всем было известно, что перед тем, как лечь спать, он аккуратно проверял, заперта ли дверь, потушена ли керосиновая печь, на которой готовили обед и которая одновременно обогревала комнату, складывал у кроватки свою одежду, и только после этого каждому в отдельности желал спокойной ночи, причём от каждого обязательно требовал ответа. К телефону он всегда подбегал первым и настойчиво допрашивал звонившего, как его зовут, и, только узнав кто это, передавал трубку родителям. А так как он был младшим в семье, то, конечно, его баловали все.

Была у нашего брата ещё одна страсть. По нашей улице часто возили свежую осетрину на маленькой тележке, запряжённой осликом. Продавец громко кричал на всю улицу, зазывая покупателей. Так вот, этот ослик был страстью моего брата. Он требовал от родителей купить ему такого же, так как он скоро собирается ходить в школу. Долгие уговоры родителей не давали результатов. Как только на улице появлялся продавец осетрины, так у нас дома начинались мольбы о покупке осла.

Наконец, отец принял соломоново решение и купил брату маленького цыплёнка. Это был такой симпатичный, жёлтый крошка, что брат сразу забыл про ослика. Вечером, перед сном, брат, в силу своей аккуратности, решил устроить домик цыплёнку и не нашёл ничего лучшего, чем положить его под перевёрнутое, железное корыто, в котором стирают бельё. Как на грех недавно в доме выводили клопов и средство от клопов положили под это же корыто. То-то было крику и слёз, когда на следующее утро цыплёнок был обнаружен мёртвым. Странно, клопы остались, а цыплёнок сдох.

Был такой крик, что отец срочно откуда-то достал кролика. Это был маленький, домашний кролик с красными глазками. Брат, приобретший некоторый опыт с цыплёнком, сразу же принялся готовить безопасный ночлег для кролика. Он набросал виноградных листьев в картонную коробку и сунул вместе с кроликом под кровать. Но история содержания животных в нашем доме опять приняла неожиданный оборот. За ночь кролик обгрыз мамины любимые босоножки. А она за них, после долгого ожидания в очереди у известного в городе сапожника-армянина, заплатила целых девятьсот рублей. Итак, участь кролика была предрешена. В тот же день к нам в гости пришла мамина племянница. Она жила у другой маминой сестры, так как приехала в Баку учиться в медицинском институте. Видимо, заранее предупреждённая мамой, она сразу спросила про кролика. А когда мы ей рассказали, как всё было, она внимательно осмотрела кролика и сказала, что он, видимо, заболел, объевшись босоножкой, и что его надо обязательно показать врачу.

Уходя, мамина племянница забрала кролика, сказав, что если болезнь окажется не заразной, она его вернёт.

Прошло несколько лет... Мы с сестрой были заняты сбором денег, а брат вновь стал канючить у родителей ослика.

Тут у нас вновь появилась мамина племяница. Собрав нас у тахты, она торжественно объявила, что профессор, которому она показала кролика, просил передать, что мы теперь большие помощники науки и поэтому он награждает нас пятью рублями. Вынув из кармана пять рублёвых бумажек, она вручила их брату.

Мы стояли обалдевшие. С одной стороны, нам было жаль нашего кролика, а с другой стороны, — это была именно та сумма, которой нам не хватало на подарок.

Наконец девять часов пробило на башне городского Совета. Женщина в белом халате медленно, словно нехотя, открыла дверь, и мы буквально ворвались в светлый зал аптеки. Бросив последний взгляд на прилавок, на витрине которого лежал наш заветный флакон, мы понесли деньги в кассу и очень сильно волновались, пока кассирша их считала.

Продавщицу, которая отпускала товар, мы попросили завернуть наш подарок в красивую бумагу, но в ответ получили, что здесь не магазин и красивых бумаг не держат. Но, видя наше невероятное волнение, она всё-таки постаралась выбрать наиболее белый лист бумаги и красиво завернуть наш подарок. Наконец, получив на руки столь долгожданный пакетик, мы бросились бежать домой.

Взбежав по лестнице на веранду и забежав в комнату, мы бросились наперебой поздравлять маму и тут обнаружили, что у нас гость.

Это была наша любимая тётя, мамина сестра. У нашей мамы было три сестры и четверо братьев. В общем, большая семья, часть которой жила в деревнях. И главное то, что все родственники, приезжавшие в город, останавливались именно у этой тёти, хотя из всех братьев и сестёр, она была наименее обеспечена, а семья у них была большая: кроме мужа, удивительно тихого человека, проработавшего всю жизнь преподавателем химии и биологии в школе для неполноценных детей одной из окрестных деревень, находящейся в полутора часах езды от города, росло четверо детей. Да и мы по воскресеньям любили ходить к тётке и проводили там целый день. А ещё тётя замечательно готовила долму с бараньим курдюком.

Почти одновременно обнаружив, что тётя у нас, мы растерялись, не знали, что делать. Ведь подарок был один. Выход, как всегда, нашла мама. Она подтолкнула нас к тёте и сказала, чтобы мы её поздравили. Мы подошли, поздравили и вручили тёте подарок. Не скажу, что нам было жалко дарить тёте этот флакон одеколона, но мы так долго готовились к этому дню, а всё произошло так неожиданно, что мы чуть-чуть не расплакались. А тётя сделала вид, что ничего не замечает, раскрыла подарок и очень нас хвалила.

Вскоре тётя собралась уходить, и мы, как всегда, пошли её провожать. Выйдя за ворота, тётя остановилась, подозвала нас поближе, достала из недр базарного зимбиля (соломенная большая базарная сумка) свёрток и сказала:

— Я специально приходила поздравить вашу маму с днём рождения, но теперь это сделаете вы.

Отдала мне свёрток и ушла. Долго мы смотрели вслед нашей тёте, не шелохнувшись, а потом побежали домой и, поздравив маму, наконец, вручили ей подарок.

Когда мама развернула свёрток, мы ахнули. В руках у неё была красная круглая коробка с «Кремлём» и жёлтой кисточкой. Это были очень дорогие по тем временам и любимые мамины духи «Красная Москва».

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Воспоминание"]
Дата обновления информации (Modify date): 25.06.04 17:45