Имена

Любен Георгиев

Встречи с Вангой

* * *

У меня накопилось много разных записей — о романах Леонида Леонова, о его пророческих предупреждениях, на которые люди, к сожалению, мало обращают внимания, о его творческих муках при работе над новой книгой. Обо всём этом я расскажу отдельно, в книге о писателе. Но о чём бы мы с Леоновым ни говорили, Ванга незримо, но постоянно присутствует — вопросами, обращёнными к ней, он меня встречает и провожает. Вот так и сейчас, я вручаю ему подарок от Ванги — красивую хрустальную бутылку с ещё более хрустальной мастикой (анисовой водкой), писатель берёт её и спрашивает с тревогой в голосе:

— Это от неё или от тебя? От неё? Это ты ей подсказал, что мне прислать?.. А почему тогда именно это? Разве она не знает, что я не пью?

— Она знает, что вы не пьёте, Леонид Максимович, но знает и то, что ваши гости вряд ли откажутся... Да это и не простая водка. Она обладает чудодейственным свойством — стоит капнуть в неё воды, как она превращается в молоко!

— Правда? А ну-ка проверим.

Он принёс немного воды, мы разбавили мастику, и она действительно побелела. Он отпил глоточек и рассмеялся, как ребёнок:

— Нет, никакое это не молоко! Это всё твои фокусы! А ну-ка, поглядим, сколько в ней градусов, есть, наверное, на этикетке? Написано по-болгарски, может, и не поймём, но всё равно, скажи ей спасибо за подарок!

— Пожалуйста, скажите сами, в микрофон, а я запишу и передам ей.

— Да, правильно. Ванга, благодарско, благодарско, так кажется, говорят? Лучше переведите. И ещё скажите, что если её племяннице Ане понадобятся деньги или ещё что-нибудь, пусть она ни в коем случае не думает, что этим я оказываю ей какую-то услугу. Просто сделаю, как сделал бы для своей дочки, без лишних слов, и это её ни к чему не обязывает. Прошу вас, передайте обязательно. Скажите Ванге, что она может рассчитывать на меня целиком и полностью.

(Я молча показываю ему на коробочку с позолоченной чашечкой.)

— Ах, да, да. Ванга, я очень вас прошу, ту, другую, что осквернила чужая рука*, трудно будет отмывать от всякой дряни. Но примите от меня вторую, точно такую же, я её припрятал до поры до времени, она так и лежала в коробочке, никто к ней не прикасался, очевидно, сам Бог вразумил меня купить тогда не одну, а две, как знал, что с первой произойдёт неприятность... Желаю вам доброго здоровья, желаю вам долгих и светлых радостей. Я очень часто, почти каждый день думаю о Ванге.

* Как-то Ванга пожаловалась Леониду Леонову, что во время очередного обыска милиционер загасил окурок о блюдечко чайной пары, которую он ей подарил, и безнадёжно её испортил.

— ...и надеетесь на встречу, — подсказываю я.

— Да, и очень надеюсь увидеться с Вами в Москве. Тогда мы говорили, что увидимся вновь. Мне очень хочется встретиться с Вами и поговорить. Я не знаю болгарского языка, но, надеюсь, Вы найдёте добросовестного и верного переводчика. Ещё раз, желаю Вам здоровья! Спасибо за всё, спасибо за подарок! К сожалению, я не пью водку, но каждый раз, глядя на бутылку, мысленно буду выпивать по рюмочке. Спасибо! Привет Любе, привет всем!

— Но если капнуть в мастику водички, она превращается в молоко, — напоминаю я свойство напитка.

— Ха-ха-ха! Хорошо, это я уже понял. Так и поступим! Спасибо!

Когда я поехал в Петрич с кассетой и устным посланием писателя, то и не подозревал, что мне предстоит пережить самое странное из того, что я когда-либо испытывал в связи с Вангой. Приезжаем мы с другом, писателем-историком Пламеном Цоневым в Рупите тёплым солнечным днём и видим, что Ванга куда-то собирается.

— Ха, добро пожаловать, проходите, подождите меня немножко. В баньку вот собралась, вы пока погуляйте на полянке, а ровно через час увидимся, тогда и поговорим.

Мы пошли к протоке с горячей водой. Знали, что обнаружила её Ванга. Встретила она как-то геологов, сердитых — пробурили скважину, но без толку, нет там воды. Тогда она им и сказала: «Не там ищите, сюда давайте! Увидите, какая чудесная вода брызнет!» Они лишь отмахнулись, но всё же двое из бригады в выходные дни перетащили буровое оборудование к месту, указанному Вангой, и забил фонтан 76-градусной горячей воды. Яйца положишь — сварятся. Но и пальцы береги — вмиг ошпаришь.

По мере движения вода постепенно остывает. И вниз по течению, вдоль протоки, прямо на поляне построены маленькие кабинки, куда можно войти, раздеться, повесить одежду на гвоздик и, сев на мостки, погрузить ноги в воду. А можно встать прямо на дно, и тогда вода доходит до пояса. Если слишком горячо, можно пройти дальше по течению, где стоят такие же зелёные кабинки. Говорят, вода эта минеральная и целебная, и не случайно возле Дома отдыха, что рядом с железной дорогой, растёт дерево, на котором десятки больных оставляют за ненадобностью свои трости и костыли. Ещё бы, ведь мы на дне вулкана, неподалёку высится «малая» и голая Кожух-гора, и вода подогревается лавой.

Мы разделись и нырнули, потом полежали на поляне, изумляясь тому, что людей здесь совсем немного, зато индюков — пруд пруди, словом, радовались чудесному дню. Ровно через час оделись и вот мы уже в кухоньке у Ванги... Она ещё не вернулась, но там нас ждала Люба. Я показал ей кассету, она поинтересовалась, нет ли там чего-нибудь об Ане, её младшей дочери, и попросила послушать прямо сейчас, не дожидаясь Ванги. Ладно, думаю, я тоже не слышал её целиком, а ведь мне придётся переводить. После инсульта у Леонида Леонова изменился голос, и стоит ему хоть чуточку отдалиться от микрофона — его почти не слышно, так что некоторые места, видимо, придётся восстанавливать по памяти. А Люба знает русский, ей не надо переводить, может, только в тех местах, где плохо слышно. Так мы и прослушали кассету втроём — Пламен, Люба и я.

Вскоре вернулась Ванга, искупалась, раскраснелась, как наливное яблочко, даже немного обожгла её горячая вода. Показываю кассету и всталяю её в магнитофон, чтобы не терять даром времени — часовая беседа с писателем, да ещё с переводом, уйма времени уйдёт на прослушивание.

— Стой, что ты собираешься делать? — помешала мне Ванга.

— Хочу поставить кассету с Леонидом Леоновым.

— Так ведь уже слушали...

Я онемел. Слушать-то слушали, но вот свидетели — не было её в комнате. Она была не меньше чем в полукилометре отсюда. Но она уже начала отвечать на вопросы Леонида Леонова, причём точно в том порядке, в котором они были заданы.

Рассказав об этом Леонову, я попросил писателя ответить на вопрос — откуда и как могла узнать Ванга содержание нашей беседы, если она её не слушала, а я, естественно, не переводил? «Ванга знает всё», — сказал он.

Но на этом чудеса не закончились. Очень странной показалась мне и другая история. Как-то я поехал в Петрич со своим магнитофоном, но ни в Софии, ни в Благоевграде, ни в Сандански не нашёл батареек. Я знал, что у Ванги на кухне, где она обычно принимает посетителей, розетки нет, поэтому прихватил с собой штепсель со шнуром, правда, ещё довоенный, но, думаю, сгодится. Отвернул лампочку, намотал шнур на цоколь и снова закрутил. Ток шёл сверху, шнур спускался вниз, было не слишком красиво, зато удобно, потому что каждый входящий видел, что идёт запись, и не мешал, и нам удалось записать беседу с Вангой на самые разные темы. А сколько раз из-за таких внезапных визитов её рассказ прерывался на самом интересном месте, и я страшно злился, потому что, когда она входит в транс, то монологи её льются потоком, но стоит ей выйти из этого состояния, и пиши — пропало. Это похоже на ситуацию со сном. Снится человеку сон, а его внезапно будят, попробуй потом снова уснуть, чтобы «включить» и досмотреть тот же самый сон...

Перед записью я тщательно проверил, как работает аппаратура — ток идёт нормально, лампочка горит, кассета крутится, запись идёт. Проверил, не нажал ли по ошибке, мне было не впервой, волнения особого не было. На улице шёл дождь, Ванга сказала, что вряд ли кто-нибудь по такой распутице рискнёт ехать в Рупите, так что времени для обстоятельной беседы у нас было достаточно. А тема была очень интересная — что происходит с человеком после смерти, когда, в какой момент он теряет память? Как обычно, Ванга начала диалог в конфронтационной манере:

— Это ты меня спрашиваешь? У меня допытываешься? Сколько книг прочитал, два высших образования имеешь, это ты мне должен сказать, что происходит с человеком после смерти. Для меня смерть — это как в дверь выйти, из одной комнаты перейти в другую. Остальное ты объяснишь. Отвечай, чего молчишь?

— Раз спрашиваю, значит, правда, не знаю. Уж не думаешь ли ты, что я решил тебе экзамен тут устроить или допрос? Так и запишем? Если б я знал ответ, то и не спрашивал бы. Я слышал, что в момент смерти человеческое тело становится легче на 60 граммов, причём неважно, умирает ребёнок или старик, мужчина или женщина, худой или толстый. Слышал, что какое-то время после остановки сердца мозг продолжает работать, воспринимать окружающее, но не отвечает, потому что не работают жизненные системы...

— Постой, постой! А как в природе? Зерно помнит, что было колосом? И в какой момент оно теряет память? Берёшь пшеничное зёрнышко и сажаешь, оно набухает, прорастает, пробивает почву, тянется вверх и стремится — куда? В космос! Растёт-растёт, образуется стебелёк. Но оно всё ещё зерно. Начинает колоситься. А дальше? Каждое новое зерно готово опять уйти в землю, забрать у неё силу и повторить всё сначала. Так?

— Так.

— Как просто. А у человека как? Зёрнышко тоже прорастает в животе у матери, растёт, образуется маленький человечек. Как рождается, через сколько времени — каждому известно. Но откуда берётся душа? А душа спускается по солнечному лучу с неба из космоса, поселяется в плоде, и он начинает жить собственной жизнью, неважно, что он ещё в животе и связан с матерью пуповиной. Когда это происходит, когда зажигается эта искорка? За 21 день до рождения. Как он туда спускается, этот лучик, этот огонёк — трудно сказать, но если этого не будет, ребёночек родится мёртвым...

После этих слов в запись проникла как-то музыка. Сначала я подумал, может, мне продали бракованную кассету или старую, уже использованную. Но нет, по Радио Софии начинаются вечерние новости — чередуются голоса дикторов, мужской, потом женский. Их голоса записываются одновременно с голосом Ванги, накладываются и заглушают её. Смутно улавливаю то, что она говорит. Но, признаюсь, поскольку я понадеялся на технику, то не слишком старался запоминать, о чём она говорила, временами слушал рассеянно, больше думая о том, как бы навести её на ещё какую-нибудь интересную тему. Так вот, там, где новости читает женщина, голос Ванги прослушивается, хотя и слабо. Но там, где говорит мужчина, его мощный баритон заглушает всё.

По содержанию новостей я понял, что старой записи на плёнке не было, что всё записывалось в данный конкретный момент. Новости начинались сообщением о вчерашнем землетрясении в районе Чёрной горы, о нём мы с Вангой тоже говорили. Но вообще-то, темы, которые мы обсуждали с ней потом, интересовали не только и не столько меня, сколько Леонида Леонова. Но почти ничего из того, о чём он меня просил, на кассете не записалось. Как ему объяснить?! Кто знает, как и почему у него зародилось сомнение, переросшее в подозрение, что я нарочно испортил запись, чтобы он не мог услышать того, что говорила о нём Ванга. Дело в том, что не так давно скоропостижено скончалась его супруга, и он был убеждён, что Ванга знала об этом заранее и наверняка говорила что-то по этому поводу, а я просто-напросто от него скрыл.

Все мои оправдания и уверения были напрасны — он мне не верил. Я говорил ему, что никогда у нас с ней и речи не заходило о болезнях Татьяны Михайловны. Мы знали, что болен он — пережил тяжёлый инсульт, полностью от него так и не оправился, перенёс тяжёлую операцию — у него был рак горла, к счастью, операция прошла успешно. А его жена выглядела здоровой на его фоне, только раз я застал её с перебинтованной до локтя рукой, но писатель даже не объяснил, что с ней случилось, а лишь махнул рукой: «А, ничего серьёзного!»

Что я только не делал, чтобы очистить запись, хотя бы от музыки. На Радио Софии есть специальная аппаратура, с помощью которой можно устранять шумы и наложившиеся на запись звуки-паразиты, но и там не смогли помочь. Хотя люди старались, им тоже было интересно послушать, что говорила петричская ясновидящая о жизни, но увы!

Леонов приехал в Софию с дочерью, чтобы окончательно выяснить, что же я от него скрываю? И чего он себе только не напридумывал! Наконец, я ему сказал:

— Леонид Максимович, мне никогда и в голову не приходило, что Татьяна Михайловна может умереть, никогда и ни с кем я об этом не говорил. Никогда не знал, что у неё рак, и не знал бы, если бы Вы мне не сказали. Это страшная болезнь, о ней не спрашивают, о ней не говорят.

— Да, но у жены Ивана Аржентинского тоже был рак, Ванга его предупредила, он принял меры, в результате чего продлил ей жизнь на девять лет! И если бы ты не скрыл от меня, что тебе говорила Ванга, Татьяна Михайловна могла бы быть сейчас жива...

Мне неудобно писать об этом, но пожилой человек при этих словах разрыдался. Тяжёлая картина! Невыносимая! Неужели я бы не раскаялся, если бы чувствовал за собой хоть долю вины?

— Леонид Максимович, о таких вещах не принято говорить, даже если о них знают. Допустим, я бы узнал, хотя это не так. Что я должен был вам сказать? «Дорогой Леонид Максимович, ваша супруга скоро...» Мог ли я произнести такие слова! Ни по-русски, ни по-болгарски не знаю, как это можно сказать.

— Ага, вот ты и сознался! Так я и знал! И всё же мы были такими близкими людьми, не знаю, стоит ли сейчас об этом говорить, но я даже хотел доверить Вам не только публикацию отрывка из моего романа, что вы уже сделали, не только издать том моих статей, над которыми мы с вами вместе работали. Мне даже приходило в голову, а не доверить ли вам ещё одно дело: мой роман похож на разобранный часовой механизм, и у меня просто нет сил собрать его... Но чтобы вы мне не сказали! Но я уверен, что вы знали...

— Не знал я, я сказал условно — предположим, что знал. Как бы я вам сказал, как бы у меня язык повернулся говорить об этом! Вот, давайте попробуем поменяться местами. Например, вы узнали, что моя жена Невена умрёт. Пожалуйста, скажите мне, я хочу услышать, какие бы вы нашли для этого слова, как бы Вы это сделали? Скажите, я хочу услышать!

Он онемел, но лишь на мгновенье. Его окликнула дочь, он огрызнулся, раскричался на неё и выгнал из комнаты. (Мы беседовали в гостинице «Рила», где писатель снял апартамент.)

После возвращения из Петрича он вроде перестал меня обвинять. Расплакавшись перед Любой по поводу того, что Ванга не предупредила его о смерти жены, он услышал в ответ, что прорицательница его предупреждала. Как? Когда? Через кого? Она послала ему (однако не через меня) одну кофейную чашку, а не две. Он должен был догадаться, что таким образом Ванга намекала, что он останется один. «А я не понял. Чашку получил, не помню, кто мне её привёз, не ты.»

Теперь мы беседуем у него дома, в гостиной. Всё на прежних местах, нет только огромного фикуса, который занимал слишком много места. Писатель кому-то его подарил, потому что он напоминал ему о Татьяне Михайловне, которая ухаживала за цветком. Я не знал, что ему и сказать. Он прислал мне письмо, что если буду в Москве, чтобы непременно зашёл в гости, как когда-то... Говорит, звонил в гостиницу «Пекин», разыскивая меня. Администратор передал мне, как только я приехал. Но Москва всегда так меня закружит, что и не знаю, с чего начать и чем кончить. Потом мне позвонили друзья из журнала «Москва» — писатель был членом редколлегии журнала. И я поехал.

Он начинал расспрашивать, ездил ли я в Петрич? Слышал ли что-нибудь о Ванге? Я ему сказал, что в последний раз много рассказывал ей о Джуне, с которой мы подружились и у которой я частенько бывал. Они хотя и незнакомы, но относятся друг к другу с большим уважением. Как-то Джуна ей позвонила и сказала, что хочет попытаться поднять её жизненный тонус, влить в неё силы по телефону. «Говорит, приложи трубку к тому месту, где у тебя болит, — рассказывала мне Ванга. — Да есть ли у меня хоть одно такое место, где не болит?» Но всё же немного отпустило. Хотя последствия недавнего инсульта всё же сказались на её трудоспособности. Она и сейчас продолжает принимать людей и помогать им. Но лицо покрылось морщинами, постарело. А до недавнего времени было совершенно гладким, с кожей, как у ребёнка — бело-розовой.

В который раз писатель возвращается к неприятной теме по поводу болезни Татьяны Михайловны. И причитает: «Как же я не понял намёка, когда она одну чашку прислала! Это была её метафора».

В интересах истины надо сказать, что Ванга нередко удивлялась, почему Леонид Леонов задаёт ей одни и те же вопросы, не верит ей, что ли?

Похоже, и сам писатель уловил некоторое недовольство Ванги, потому что вдруг разоткровенничался и поделился очень личным, что объясняло его нетерпеливое ожидание любой весточки из Петрича.

Он считал, что творческий процесс чреват для него необъяснимыми последствиями. Когда он написал свой первый роман «Вор» и издал его в 1927 году, стоило ему прикоснуться к новой книге, как у него отнялись кисти рук. Когда в 1936 году он издал второй роман «Дорога на океан», руки отнялись по локоть. После третьего романа «Русский лес», напечатанного в 1953 году, руки парализовало полностью. Он не мог ими пошевелить. «Я кормила его с ложечки, как ребёнка», — добавила жена. И сколько времени может такое продолжаться? По-разному, от двух до трёх недель.

— Теперь вы понимаете мои опасения? У меня такое предчувствие, что после того, как я закончу и издам своё последнее произведение, меня полностью парализует и я умру. Понимаете, мне мои произведения дороги, как дети, они мои создания. Но жизнь мне ещё дороже! Я не хочу, чтобы она обрывалась после какой бы то ни было книги. И теперь просто не знаю, что делать с романом? С одной стороны, и издавать вроде бы надо, с другой — мне просто страшно его заканчивать. Придётся оставить или в виде одного из вариантов, или в виде рукописи, доведённой почти до финала. Но я бы и этого не стал делать, если бы не получил надёжных гарантий от Ванги, что буду жив и здоров, что увижу роман изданным, что буду держать его в руках. Я не хочу задавать ей эти вопросы в лоб, и вам-то говорю вовсе не для того, чтобы вы ей передали, хотя она должна бы знать и наверняка знает, что со мной происходило... Так как она сказала в последний раз, что я напишу ещё одну книгу, или что издам ещё одну? Есть разница!

— Передаю дословно: «Вижу, что он держит в руках не одну, а две книги».

— Это дело другое! Это уже совсем другое дело! Эти две книги — фактически оба варианта моего незаконченного романа. Их два, оба — в машинописном виде, потому что почерк у меня очень мелкий и неразборчивый, я и сам-то не всегда разбираю свои каракули. Но так уж пишу всю жизнь. И не хочу, чтобы моя рукопись попала в чьи-то чужие руки, чтобы кто-то раньше времени прочитал, что я там написал.

В марте 1992 года здоровье Леонида Леонова ухудшилось, особенно зрение. Поэтому письмо Ванге он надиктовал своей дочери Наташе: «Не теряю надежды, что кто-нибудь из моих друзей выберет время и если будет у Ванги, ещё раз спросит её о сроках, тематике, а одновременно и о тех сотрудниках, которые после меня завершат окончательную редакцию слишком затянувшейся книги.»

В том же году Наташа Леонова посетила Вангу в Петриче. Прогнозы предсказательницы сбылись. Весной 1994 года роман Леонида Леонова «Пирамида» был наконец-то напечатан. Автор взял в руки своё долгожданное детище и вскоре скончался.

Валентин Распутин рассказывал мне, что был у писателя дней за десять до его кончины. Он был полностью поглощён мыслью о том, будет ли восприняты его предупреждения человечеству в ту страшную эпоху, в которую мы вступаем, когда человечность оказалась в состоянии тяжёлого кризиса, а социальная справедливость — на грани исчезновения.

Перевод с болгарского Элеоноры Мезенцевой

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Болгария"]
Дата обновления информации (Modify date): 11.01.04 18:34