И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он — твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие...»
И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шел молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг предержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,

как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

«Уже очень давно, еще во время Ветхого Завета, т.е. до Рождения Иисуса Христа, был установлен обычай, по которому родители приносили в храм к Господу своих маленьких новорожденных детей, чтобы Господь благословил их и принял бы их, как своих детей.

Детей приносили на 40-й день после их рождения. Богатые приносили при этом в жертву Богу ягненка, а бедные — пару голубей.

И вот, когда родившемуся Спасителю исполнилось 40 дней, Пресвятая Дева Мария в сопровождении Иосифа пришла в Иерусалимский храм и принесла Христа.

И так как они были очень бедны, то в жертву Господу Дева Мария и старец Иосиф принесли только пару голубей.

В то время жил в Иерусалиме очень старый человек по имени Симеон. Он был праведен и благочестив, ему было предсказано Богом, что он не умрет до тех пор, пока не увидит пришедшего на землю Христа. И вот, по внушению Божию, он пришел в храм в то время, когда Божия Матерь принесла туда Спасителя, и встретил Христа. Поэтому-то и праздник называется Сретение. Он взял на руки Христа, зная, что это Спаситель мира, и сказал: «Теперь Ты отпускаешь меня, раба Твоего, из этой жизни с миром, потому что видели очи мои спасение Твое, которое Ты приготовил перед лицом всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего, Израиля».

Тут же в Церкви была Анна, пророчица, вдова, достигшая очень большой старости, которая уже лет 60 жила при храме и постом и молитвою служила Богу день и ночь. И она подошла к Иисусу Христу, тоже узнала в Нем Спасителя и стала всем говорить о Нем, радуясь и хваля Бога и говоря, что вот пришел Спаситель, которого уже ожидали в Иерусалиме.»

(Из книги «Малая Церковь. Настольная книга прихожанина» Москва, «Русский мир», 1992)