Антология одного рассказа
Италия

Джованни Верга

Волчица

Она была уже в годах — худая, смуглая и бледная, точно ее постоянно мучила малярия; только груди ее остались все такими же девически-крепкими и упругими. На бледном лице ее особенно выделялись свежие красные губы и большие, влекущие к себе, полные соблазна глаза.

В деревне ее прозвали Волчицей. Женщины крестились, когда она проходила мимо — всегда одинокая, словно затравленная сука, с повадкой голодной бродячей волчицы. В мгновение ока в нее влюблялись мужья и сыновья женщин, которые жили в этой деревне; ярко-красные губы и взгляд бесовских глаз словно околдовывали их, и они готовы были бежать следом за ней, даже когда молились пред Алтарем св. Агриппины.

К счастью, Волчица никогда не ходила в церковь — ни на пасху, ни на рождество, ни к мессе, ни на исповедь.

Падре Анджолино из церкви Санта Мария ди Джезэ, истинный слуга господень, погубил из-за нее свою душу.

Мариккья, бедняжка, — достойная, работящая девушка — плакала тайком: она была дочерью Волчицы и боялась, что никто не возьмет ее замуж, хотя в сундуке у нее было припасено хорошее приданое и была своя плодородная земля, не хуже, чем у любой другой девушки их деревни.

В один прекрасный день Волчица влюбилась в красивого юношу, который только что вернулся с военной службы и косил с ней на выгонах нотариуса траву. Она была по-настоящему влюблена в него, тело ее пылало и томилось под шелковой кофточкой, а когда она пристально смотрела ему в глаза, то чувствовала неутолимую жажду, как в июньский зной, когда солнце на поле немилосердно жжет. А он спокойно косил, поглядывая только на снопы, и по временам спрашивал ее:

— Да что вы хотите, донья Пина?

В бескрайних полях, где слышен был только стрекот подымающихся в воздух кузнечиков, когда солнце нещадно палило, Волчица неутомимо, без передышки вязала сноп за снопом, не разгибая спины, ни разу не пригубив фьяски с водой, только бы не отстать от Нанни, который косил да косил и время от времени спрашивал:

— Да что вы хотите, донья Пина?

Как-то вечером, когда мужчины, устав после долгого рабочего дня, дремали на гумне и в темноте откуда-то издалека доносился лай собак, она сказала ему:

— Тебя я хочу. Ты для меня прекраснее солнца и слаще меда. Хочу тебя!

— А я хочу вашу дочь, она девушка, — смеясь, ответил Нанни.

Волчица схватилась за голову; не ответив ни слова, она ушла и больше не появлялась на гумне. Но в октябре она снова встретилась с Нанни; это было время, когда из олив выжимают масло. Нанни работал рядом с ее домом, и скрип пресса не давал ей спать всю ночь.

— Возьми мешок с оливами, — сказала она дочери, — и иди за мной.

Нанни подталкивал лопатой оливы к прессу, подгоняя мула возгласом «оэ, оэ!», чтобы тот не останавливался.

— Хочешь мою дочь Мариккью? — сказала донья Пина.

— А что вы даете за ней? — спросил Нанни.

— Кое-что оставил ей в наследство отец, а я впридачу дам ей свой дом, только дайте мне угол на кухне, чтобы положить сенничок, на котором буду спать.

— Хорошо. Если так, поговорим на рождество, — сказал Нанни.

Нанни был грязный, весь вымазанный маслом от олив, оставленных для брожения, и Мариккья ни за что на свете и слышать о нем не хотела. Но мать схватила её за косы у очага и сказала, стиснув зубы:

— Не пойдешь за него — убью!

Волчица стала точно одержимая; о ней, посмеиваясь, говорили: «Черт под старость в монахи пошел...» Больше она не бродила по деревне, не сидела на пороге дома, поглядывая на проходящих своими бесовскими глазами.

Ее зять, когда она в упор смотрела на него, хохотал, но втихомолку, дабы отогнать искушение, вынимал ладанку и крестился.

Мариккья всегда сидела дома — кормила грудью детей, а мать ее уходила в поле; работала она не хуже любого мужчины — полола, мотыжила, ходила за скотиной, подрезала лозы в любую погоду: дул ли холодный январский ветер, или палящий сирокко в августе, когда мулы стоят, свесив головы, а люди спят, лежа ничком в холодке у стены.

В тот час, когда ни одна женщина не выходит из дому, донья Пина была единственным живым существом, бродившим по раскаленным камням узких дорог, по спаленному жниву беспредельных полей, терявшихся в знойной дали — там, далеко, далеко, близ окутанной туманом Этны, где небо у горизонта заволоклось тучами.

— Проснись, — разбудила Волчица Нанни, спавшего во рву у запыленной изгороди, положив голову на руки. — Проснись, я принесла тебе вина, — промочить горло.

Нанни приоткрыл сонные глаза и, будто сквозь дремоту, увидел ее перед собой — стройную, бледную, увидел ее девственные груди, черные, как угли, глаза и — протянул к ней руки.

— Нет, нет, ни одна женщина не выходит из дому в такой час, — рыдал потом Нанни, в отчаянье зарывшись лицом в засохшую траву в самой глубине рва. — Уходите! Уйдите! Не приходите больше никогда на гумно!

И Волчица ушла, заплетая свои чудесные косы, глядя черными, как угли, глазами на спаленное жниво, по которому она брела. Но на гумно она приходила еще не раз, и Нанни не говорил ей ни слова. Когда она запаздывала, он шел и ждал ее там, наверху, у белевшей пустынной тропинки, весь в холодном поту, а потом рвал на себе волосы, каждый раз повторяя: — Уходите! Уйдите! Не приходите больше никогда на гумно!

Мариккья плакала днем и ночью и глядела на мать, как волчонок, горящими от слез и ревности глазами, когда та возвращалась с полей бледная и молчаливая.

— Проклятая! — кричала ей дочь. — Будь ты проклята, мать!

— Молчи!

— Воровка! Воровка ты!

— Молчи!

— Я пойду к бригадиру. Пойду!

— Иди!

И Мариккья действительно пошла, забрав с собой детей, не страшась ничего, не пролив ни одной слезы, побежала как безумная, потому что теперь и она любила мужа, за которого ее выдали насильно, когда он был грязный, перепачканный маслом от оставленных для брожения олив.

Бригадир вызвал Нанни и угрожал ему каторгой и виселицей. Нанни рыдал, рвал на себе волосы, но ничего не отрицал, даже не пытался оправдываться.

— Это искушение, — говорил он, — дьявольское наваждение! — И он упал к ногам бригадира, умоляя отправить его на каторгу.

— Ради бога, синьор бригадир, спасите меня от этого ада! Прикончите меня, отправьте в тюрьму, только бы мне не видеть ее никогда!

— Нет, — сказала Волчица бригадиру. — Мы договорились, когда я отдавала дочери в приданое свой дом: угол на кухне — мой, там я сплю. Никуда я не уйду!

Вскоре мул ударил Нанни копытом в грудь, и он был при смерти. Приходский священник отказался принести святые дары, если Волчица не уйдет из дому.

Волчица ушла, и ее зять мог приготовиться к смерти, как истый христианин: он исповедался и причастился, и так сокрушался, так раскаивался в своих грехах, что все соседи и просто любопытные плакали у постели умирающего. И, пожалуй, лучше бы он умер раньше, чем дьявол снова стал искушать его и вселился в его плоть и душу, когда он выздоровел.

— Оставьте меня в покое, умоляю вас, — говорил он Волчице. — Ради бога, оставьте меня в покое. Я смотрю смерти в глаза! Бедная Мариккья то и дело плачет. Вся деревня ведь знает. Когда я вас не вижу — лучше и для вас и для меня!..

Он готов был вырвать свои глаза, только бы не видеть глаз Волчицы, потому что, когда она смотрела на него, он терял голову, не зная, как избежать искушения. Он заказывал мессы за упокой душ усопших, пребывающих в чистилище, умолял священника и бригадира помочь ему, поддержать его.

На пасху он пошел к исповеди и, выполняя наложенную на него эпитимию, на виду у всех прополз на коленях шесть пядей по булыжнику церковной паперти.

А когда Волчица снова стала соблазнять его, он сказал ей:

— Послушайте, не приходите больше на гумно, а если придете — как бог свят, я убью вас!

— Убей, — ответила ему Волчица, — все равно мне без тебя не жить!..

Он заметил ее издали, когда она шла среди зеленеющих полей, бросил работу на винограднике и, подойдя к вязу, снял топор. Волчица увидела, что он, обезумевший, бледный, с топором в руках, блестевшим на солнце, идет к ней навстречу. Она не отступила ни на шаг и шла к нему с пунцовыми маками в руках, жадно глядя на него ненасытными черными глазами.

— Да будет проклята душа твоя! — чуть слышно произнес Нанни.

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 15.10.02 20:51