Иван Краско (1876—1958) — крупнейший словацкий символист, представитель Словацкой Модерны. Его стихи, в основном собранные в двух небольших книгах, лаконичны и образно ёмки. Мы не будем здесь рассматривать ранние произведения поэта, остановимся на зрелой лирике, включённой в сборники начала ХХ в.

У Краско мало развёрнутых описаний, в том числе и пейзажных, но если и встречаются словесные картины, то они преимущественно связаны с природой. Исследователь творчества Краско Станислав Шматлак отмечал: «У Краско мы, по существу, и не найдём «природной лирики» в привычном смысле, т.е. как поэтического описания природы или как поэтического воссоздания «впечатлений» от наблюдения над природой».1 Это особенно заметно на фоне его предшественника (и одного из любимых поэтов), Гвездослава, мастера пространных и подробных пейзажных описаний. Пейзаж у Краско сродни инкрустации, полной тайного смысла.

Часто Краско пользуется одними и теми же пейзажными деталями, чтобы создать настроение или показать обстановку, в которой стихотворение разыгрывается, как маленькая пьеса. Обстановка эта главным образом таинственная, тревожная; обычно в ней есть движение, нередко медленное или однообразное, но много в ней застывшего, оцепенелого, словно ожидающего каких-то событий. Следовательно, пейзажные детали обладают у Краско очень большой смысловой нагрузкой. Повторяясь из стихотворения в стихотворение, различаясь эпитетами или накапливая одинаковые либо синонимичные определения, такие детали обретают характер символов — образов, разворачивающихся в глубину, к потаённому значению, данному в вечном приближении.

Словарь Краско (особенно в первом сборнике) как бы умышленно небогат, тяготеет к устойчивым словосочетаниям, повторам слов. С. Шматлак говорил об этом: «...Он сам себе создаёт назывные «клише» и тем, собственно, сужает лексические возможности. (...)... У него, как правило, повторяются слова, значения которых являются носителями «содержания», а порой эмоциональной атмосферы стихотворения».2

Краско называли поэтом «ночи и одиночества». Это заглавие его первого сборника — «Nox et solitudo» (1909). Ночь, сумерки, пасмурный день, закат и рассвет — вот основные «декорации» его стихов. Из других пейзажных символов следует назвать луну (солнце встречается реже), дождь, туман, облака, лес и отдельные деревья — прежде всего тополь, — горы (нередко как часть родного пейзажа), поле, долину, росу — и храм, придорожное распятие. В «национальном» отношении это пейзаж Центральной Европы, Чехии, где работал Краско, и родной ему Словакии. Местечко Клобуки, в котором Краско работал инженером-химиком, отличалось пейзажным однообразием: бесконечные поля и холмы, откуда можно было наблюдать за окрестностями. Жизнь одинокого молодого человека в таком «монотонном» окружении, вдали от родного дома, располагала к печальным философским раздумьям. Словацкий пейзаж появляется у Краско в воспоминаниях о доме — о матери, детских годах — и в мыслях о невесте, которой посвящён сборник «Стихи» (1912). Точнее будет сказать, что пейзаж Краско универсален; это характерно для символизма, стремившегося к синтезу, к проявлению сути, а не к копированию видимой действительности.

Нередко ночь, поле, горы упоминаются у Краско в назывной функции, лишь как пейзажный штрих, но в контексте книги они влекут за собой ассоциации, подходящие по тематике стихотворения. Ночь у Краско даже со звёздами не бывает великолепной, полной сладостных мечтаний, зовущей к полётам духа (как у Гвездослава). Вот его определения: «бурная, тёмная ночь», «чёрные небеса», «жизнь моя — пустая, чёрная ночь, мрачнейшая, глухая, тёмная до глубин»; встречается «лунная ночь» — и вновь «чёрная ночь», «тьма словно в склепе», «чёрная, страшная» ночь «как природный закон» (стихотворение в прозе «Ночь») и «глубокая, неспокойная ночь» (повторяется дважды) в стихотворении «Ты их видела», «глубокая ночь» («Рудокопы»). Ночь — символ неизвестного, неясно различимого, опасного, антипод света.

Сумерки наплывают медленно, поэт фиксирует этот процесс: «Смеркается, темнеет, к ночи склоняется...» В финале: «Ночь уж наполовину» («Смеркается»). «В сером настроении долго, долго вечереет», — «Песня» («Высится тоскливо грусть лесов...»).

В красках заката поэт подчёркивает красное, кровавое как цвет страдания. «Красное солнце» садится за горы в стихотворениях «Романетто» и «Баллада о грустной даме...», быстро угасает заря в стихотворении «Сегодня зори...». В одной из «Баллад» Краско представляет солнце как пылающий корабль «в кровавых водах, где, казалось, утопало» и «кровь брызгало из волн,вздыбленных неподвижно». Такой же образ — солнце-корабль — пылает в «кровавых водах» в «Отцовском поле». Названная «Баллада», включённая в сборник «Nox et solitudo» при переиздании, вся пронизана метафорами «солнечный закатный свет — кровь»: вспаханное поле — «матери-земли открытая рана», и придорожное распятие тоже «тихо кровоточит» — связь с жертвой, со страданием подчёркнута, хотя драматичность этой баллады, драма двоих, так и не проявлена. «Сюжет» баллады растворился в картине заходящего солнца, страдальчески залившего светом-кровью окрестности.

Луна — частый атрибут природных «декораций» Краско. Обычно она всходит из-за гор (горного леса) и заходит за них — в картине уже есть движение. Приведём несколько цитат, заменяя, где надо, русское «луна» на «месяц»: «Над горами возвышается большой месяц, немой, бледный, словно облик мертвеца» («Уже поздно»), «Тучки... покрывают месяц дымками», «месяц садится за горы» (там же); «луна бледная тихонько садится за чёрную гору» («Смотри, луна бледная...»); «Так тихонько поднимает месяц белый лоб», «большой месяц светит с горных глыб» («Песня»); «Без нежности выходят луны вечеров холодных» («Аскеты»); «Луна из-за горных лугов напуганно вышла, на водах заросших болот боязливо дрожала» («Так нетерпеливо»); «как луна серебром белым» («Лишь тебе»); «возможно, выйдет месяц красный, развеселит», месяц «красный, невесёлый», «в тёмно-красном горе» («Сегодня зори»). Как видим, луна у Краско чаще всего бледная, молчаливая, большая , тихо движется по небу, порой напугана чем-то; её цвет — белый, серебристый, но иногда красный. Красная луна и резко блестящий иней («Сегодня зори») подчёркивают настроение тревожной печали, когда двоим надо сказать друг другу что-то очень важное и от невозможности высказаться в их душах мучительно жжёт горечь. Здесь вполне можно говорить о «пейзаже души»: месяц приобретает багряный цвет страданий, иней сверкает резко, словно ранящие мысли. Главное — красный месяц и сверкающий иней становятся символами решающего объяснения двоих, которым мешает говорить некая загадочная «горечь», неизвестно откуда взявшаяся в душах и словно «заклятая» пейзажем-предзнаменовением.

Дождь у Краско может стать «персонажем» целого стихотворения — «Дождь идёт, дождь идёт». Разумеется, и здесь мы не встречаем описания, скажем, намокших деревьев, крыш, дорог и т.п. Дождь соответствует мыслям лирического героя о печальных вещах, о старости и смерти.

Дождь и дождь однообразный...
Как лицо земли стареет,
вянет, бледнеет молодой женщиной,
обманутой, покинутой!

(Пер. подстрочный. — Н.Ш.)

Частое для Краско олицетворение природы подчёркивает близость человеческих переживаний и состояния окружающего мира. Дождь у поэта, как правило, плачет (слёзы подспудно ощущаются и в цитированной строфе). В стихотворении «Робкий аккорд» лирический герой завидует тому, что «роняют слёзы эти чёрные небеса». Стихотворение «На новый год» показывает нам «серое небо» с невыплаканными печалями. Дождевое небо — чёрное ночью и серое днём. Как солнце и луна, небеса в характерную печальную погоду обретают свои устойчивые цвета. Мир полон печали и страдания, мольбы и отчаяния — так прочитывается восприятие природы у Краско, особенно в первом сборнике.

Туман — очень важный образ в системе Краско. Это прежде всего реальный туман, который получает символические значения. Основное значение — туман как завеса, скрывающая суть вещей. Символ намечен в стихотворении «Мои песни» — «туман-повседневность» — и обретает гносеологический смысл в произведении «Я»: «широко расползшийся седой туман», — скрывший в себе загадки жизни, веры и безверия. Туман может означать просто печаль, которая обволакивает душу неясным томлением: «В долине туман ползёт, ползёт серой дымкой, расстилается как грусть души покоем» («На кладбище»). Из-за этого тумана кто-то (возможно, умерший) зовёт лирического героя. «Туман снов» («Лишь тебя») вновь означает неясность видимого, невозможность распознать чёткие контуры. Даже как неразвёрнутое определение или обстоятельство, туман в стихотворениях Краско задаёт эту тональность неопределённости и скрытой загадки: «туманами дня», «туманные дали», «когда туман исчезнет с дола». Нежный, щемящий оттенок смысла придаёт стихам Краско роса («Песня», «Сегодня»).

Облака и тучи у Краско обычно «летят», движутся по небу, иначе оно названо просто «серым». Это может быть деталь, создающая настроение, — «редкие тучки тянутся по небу» («Уже поздно»). Силы природы могут помогать лирическому герою в его фантастических грёзах («Ты их видела»): «В облачном вихре к тебе струилось дождём желанье...» (пер. наш — Н.Ш.). Так облака и дождь становятся неоромантическим выражением страстных чувств лирического героя. В целом же стихотворение является символистским, поскольку вся пейзажная зарисовка в нём — символ тревожной и необычайно сильной любви героя к девушке, с которой он разлучён. Основа символа — глаза лирического героя, светящиеся во тьме и летящие вслед за воображаемым кораблём возлюбленной.

Из деревьев у зрелого Краско чаще всего встречается тополь, символизирующий то самого лирического героя, то его странных спутников, вестников судьбы («Тополя»). Другие деревья — ивы, склонённые над неподвижной водой, «грустящие старые ели», сосновый лес, «клён рассечённый», «наши синие пихты», истлевшая груша, душистая липа, а также библейская смоковница. Деревья часто символизируют человека с его печалью, скорбью, утратами. «Наши пихты» в стихотворении «Сегодня» наводят на мысль о нации, которая поддерживает лирического героя. «Трухлявые деревья» в стихотворении «Сонет» входят в картину «несуществующего» пейзажа — выжженного бесплодного поля, руин заброшенного замка, где обитают змеи, и т.п. Символическим, то есть получающим «перспективу» значения, может быть и обычный среднеевропейский пейзаж, и вымышленная (до известных пределов) картина.

Тополям посвящено одноимённое стихотворение. Построенное по изысканной ритмико-строфической схеме, с постоянными повторами заглавного слова, стихотворение это обозначает загадку гордых, высоких тополей, стойко выносящих невзгоды жизни, похожих на призраков или духов из иного мира, на заговорщиков, на обладателей тайного знания. С ними лирический герой сравнивает свой дух. Мятежность и неподвижность, некая важная мысль и молчание — эти противоречия составляют драму лирического героя, такого же одинокого «тополя». В стихотворении «Печаль» Краско противопоставляет редкий для себя солнечный, ласковый, радостный пейзаж с буйно бегущим свежим ручьём своему внутреннему состоянию, которому соответствует «молодой тополь, высохший, боязливый и голый», уже не способный чувствовать боль: ведь «в чёрных родных горах» «моя молодость мёртвая в белом на пажити лежит». Это нечастый случай контрастного использования пейзажа. Светлый, полный разнообразных красок пейзаж (в том числе с тополем) был у Краско в стихотворениях «Мои песни» и «Сердце моё», но он заслонялся «туманом-повседневностью» и печальными мыслями, скрывался от лирического героя.

Горы в стихах Краско — как правило, «чёрные». Это устойчивое определение сродни сказочному. Из-за гор выходит месяц, за горы садится солнце. Сказочная формула «за горами, за долами» встречается в «Старом романсе». Важны и такие определения, как «чёрные родные горы» («Печаль») или «наши горы» («Жизнь»). Горы либо усиливают загадочность происходящего (некая декорация-преграда), либо напоминают о гористой родине — и тогда уже становятся «своими», не страшными. Пейзаж родины обычно наиболее развёрнут («Vesper dominicae», «Сегодня», «Дома»). Даже деталь — цветы с родных гор, посланные невестой, оказывается «символом надежды и белой невинности» («Горные цветы вянут»). Цветы символизируют обоих любящих (лирический герой словно умирает в разлуке на чужбине, как цветы в вазе). Главной становится здесь неумирающая любовь, которая вспыхнет огнём вопреки телесной недолговечности. Ностальгия, воспоминания цветов о «далёком лесе», придаёт словацкий колорит трогательной любовной истории.

Поле также упоминается у Краско в разных сочетаниях — от назывных через развёрнутый образ в «Балладе» вплоть до символического стихотворения «Отцовское поле». Поле могло быть просто «широким», «синим» в сумерках, «болотистым». «Отцовское поле» — символ родины, покинутой сыновьями, находящейся в руках недругов; эта земля впитала в себя кровь и пот многих поколений, поэтому она всегда влажна. Стихотворение приобретает социальный подтекст в традициях словацких романтиков.

Итак, символика в стихах Краско создаётся зачастую с помощью пейзажных деталей — немногочисленных, устойчивых, повторяющихся. Подчёркивая душевное состояние лирического героя или (редко) контрастируя с ним, пейзаж Краско помогает воссоздать поиски света и гармонии в однообразно-печальном окружающем мире. Именно «света полное утро» из стихотворения «Сегодня» влечёт к себе поэта, бегущего от «ночи и одиночества».

Примечания:

1. Smatlak S. Vyvin a tvar Kraskovej lyriky. — Bratislava, 1976. S. 159.
2. Ibidem. S. 149.