Тени прошлого

Владимир Гальперин

Прага, август 1968-го
(Глазами очевидца)

Август шестьдесят восьмого выдался сухим и жарким. Группа студентов Горного института находилась в Остраве, где мы работали на строительстве нескольких объектов. Отработав положенное время, получив неплохие деньги, мы поехали в турне по городам Чехословакии, в котором конечным пунктом была Прага. Мы побывали в Колине, Оломоуце, Градеце-Кралове, спустились в знаменитую расселину Мацоху в Липове Лазне, выплыв на поверхность по прекрасной подземной реке Пункве. Побывали мы и на знаменитом Пардубицком ипподроме, посетили красавицу Братиславу. Неописуемый восторг вызвала у нас церковь-музей Костница в Крута Горе, в которой из человеческих костей и черепов были выложены пирамиды, висели гирлянды, и даже герб города был выполнен из этих же костей.

galper1.jpg (14036 bytes)

У Пороховой башни. Прага, август 1968

Наконец Злата Прага. Потрясающий по красоте город, сочно описанный многими известными писателями.

Наш автобус остановился у высоченного здания «Интеротеля». На календаре значилось шестнадцатое августа. Мы быстренько расселились по номерам, пообедали в ресторане и в первый же вечер разбрелись по городу, рассматривая готику соборов, площади, памятники. Поразило многолюдие — молодые, одетые очень пёстро женщины с детьми, старики, сидящие в пивнушках за кружкою пива.

На следующий день нам устроили экскурсию по городу, и мы уже целенаправленно увидели знаменитые на весь мир и известные нам по книгам места Праги.

Внешне всё было спокойно. Правда в пивных, когда мы останавливались, чтобы перекусить, узнав, что мы русские, к нам обращались с различными вопросами, касающимися взаимоотношений между Москвой и Прагой. Но все беседы проходили в добросердечной обстановке.

Мы слушали наше радио. И чувствовалось, что грозовое настроение подогревается из Москвы. Местные газеты были наполнены всевозможными прогнозами, разборкой тех или иных событий, комментариями. Всюду шли дебаты на политические темы. И к нам в гости приехал какой-то профессор-политолог, от которого на версту пахло КГБ (только чешского).

Чтобы быть честным до конца, мы были политически плохо подготовлены, потому что все наши знания были почерпнуты из наших газет, которые, как сегодня выясняется, врали без конца. И волей-неволей мы были носителями советской идеологии: с пеной у рта отстаивали светлые идеи марксизма-ленинизма, спорили по поводу и без повода о правильности политики Брежнева. И наши дебаты с местными идеологами доходили порой до высокого политического накала. Обе стороны были бескомпромиссны и практически не сходились в мнениях на текущие события. А тут ещё начались гонения на Новотного и снизу, и сверху. Сейчас могу сказать с уверенностью, что мы были действительно близоруки, не понимали чаяний своих социалистических друзей. Местные газеты, а нам их читали чешские студенты и руководитель группы, нередко вызывали у нас возмущение. А тут ещё бездарный приезд Брежнева в Чиерну-над-Тисой, приезд, который не только не снял, а, наоборот, усугубил обстановку. Короче говоря, мы не смогли отделить истину от вранья. С обеих сторон.

Я особенно не лез в эти споры, хотя и был секретарём комсомольской организации факультета. Я знал, что среди нас есть стукач и что сказанное мною будет передано куда надо и в извращённом виде. Поэтому я с идиотским выражением лица предпочитал либо говорить лозунгами, либо молчать.

Восемнадцатого, после короткой экскурсии, мы вновь разбрелись по городу. Одни пошли в пивные, другие по магазинам делать закупки, благо денег хватало. Я был в числе последних, но предпочитал гулять один. Попил пива в знаменитой пивной «У цапа», сходил на Староместскую площадь и в другие исторические места.

День был тёплый. На улице полно народу, особенно молодёжи. Работали рестораны, пивные, лотки с пивом и напитками. Фалеристы выставили свои щиты-стенды со значками на тротуаре вдоль Вацлавской площади. Шла бойкая торговля воздушными шариками. Был обычный вечер, и ничто не предвещало каких-либо событий.

Я устал и поэтому вернулся в отель. В номере соседей не было — все гуляли. Принял душ, попил в баре пивка и завалился спать.

Часа в два, а может быть, в три ночи меня растолкали товарищи: «Вставай! Скорей! Война! Наши в Праге!» Спросонья ничего не понял. Какая война? Какие наши в Праге?

galper2.jpg (13217 bytes)

Прага, август 1968

Выскочил на улицу. Город погружён в темноту. Ни огонька. На улицах пусто. Отовсюду слышен какой-то гул или рокот. Различил самолётный гул. Неожиданно мне стало страшно. Не только за себя, но и за товарищей — ведь многих ещё не было, не вернулись в отель. Где они? Куда их занесло?

— Всем ко мне в номер! Быстрее! Осмотритесь! Заприте дверь: мало ли что может случиться!

В отеле погас свет. Ощущение такое, что всех придавила темнота. Небо продолжало гудеть.

Все чувствовали себя неуютно. Мы понимали, что можно в любую минуту ожидать провокации — все знали, что в отеле живут русские. Надо было предпринимать какие-то меры безопасности, искать пути отступления.

Я выглянул в окно. Сквозь предрассветную темноту метрах в трёх от нашего этажа увидел крышу какого-то строения. Прямо под окном. Далее виднелись крыши более низких построек. Стало спокойнее — путь отступления на случай опасности был.

Вскоре подошли отсутствовавшие. Настроение у всех было ужасное. Они рассказали, что в городе творится что-то невообразимое, слышны выстрелы, грохочут танки, ревут БМП. Народу полно.

galper4.jpg (13917 bytes)

Прага, август 1968

Наступило утро. Я вышел на улицу. Редкие прохожие. Подошёл к телефонной будке и по справочнику нашёл телефон нашего посольства. Стал названивать. Пятнадцать, двадцать минут — занято, занято, занято. Наконец кто-то поднял трубку. Грубый мужской голос спросил, кто звонит. Я поспешно попытался объяснить, кто и откуда, но голос весьма недвусмысленно послал меня по «известному» адресу, сказав, что им не до нас, что у них проблемы государственной важности. Я был ошарашен. Я не ожидал того, что меня не только не будут слушать, но и пошлют куда подальше. Получилось так, что мы должны были сами решать свои проблемы, сами искать выход из сложившегося положения.

В ресторане нас встретили очень холодно, даже враждебно. Тем не менее нас покормили, и мы вернулись в номер. К счастью, в этот день чехи нас не бросили. Чешский студент Карел, который постоянно с нами общался, изложил ситуацию и посоветовал не высовываться, сидеть на месте ради нашего же блага. И ушёл. Больше мы его не видели.

Надо было что-то предпринимать. Время приближалось к полудню. Я решился, возможно, на глупый, но в том положении на самый правильный поступок — идти в посольство. Посоветовался с ребятами. Одобрили. По телефонной книге узнал адрес. У чёрта на куличках. Через весь город. Боязно. Меня вызвались сопровождать два наших товарища. Спортсмены, рослые ребята. Решили ни с кем не разговаривать, чтобы не выдавать себя.

Улицы полны народа. Мальчишки сновали и путались под ногами. Люди стояли на тротуарах. Молодёжь выкрикивала лозунги-проклятия советским оккупантам. То там, то здесь возникали стихийные митинги, на которых призывали к сопротивлению. То там, то здесь встречались группки людей разных возрастов, обсуждавших события. Пожилые вели себя сдержанно. Молодые — кипели справедливым гневом.

galper3.jpg (12173 bytes)

Прага, август 1968

По узкой улочке шли наши танки. По продольной оси машин была проведена широкая белая полоса. В этом заключалось отличие наших машин от чешских. Несколько крепких парней решили остановить колонну. Они подошли к легковушке, стоявшей около тротуара, и, схватив за передний бампер, развернули её поперёк дороги. Головной танк резко остановился. Из люка вылез усталый танкист и стал просить, чтобы машину убрали с дороги. Но парни только нахально смеялись и показывали непристойные жесты.

Но колонне надо было двигаться дальше. Обиженный танкист спустился в танк и закрыл люк. Взревел мотор. Вероятно, поступила команда двигаться дальше, потому что танк, выплюнув клуб чёрного дыма, нерешительно тронулся с места и полез на легковушку. Та хрупнула, как орех. И вся колонна прошла по ней, размазав по булыжной мостовой.

Парням, видимо, понравилось происшедшее. Они быстро забежали вперёд колонны, нашли ещё одну машину, развернули её, и операция повторилась. А возмущённые горожане махали кулаками вслед уходящим танкам, словно они были виноваты в случившемся.

На Вацлавской площади творилось что-то невообразимое. Народу прорва! Проехали несколько грузовиков, в кузовах которых стояли молодые ребята с национальными флагами и лозунгами в руках. Они пели песни, кричали, размахивали флагами и флажками.

Постамент памятника Святому Вацлаву был в щербинах, оставленных пулями, и словно перевязан — оклеен разными транспарантами и листовками, призывавшими к неповиновению Советам. Мне запомнился огромный транспарант, на котором чёткими чёрными буквами было написано: «Гусак, Билак, Индра... — не верьте им! Они — коллаборационисты!»

Одна из листовок на улицах Праги в августе 1968 года

Хрипели репродукторы, невесть откуда появившиеся на столбах и крышах домов, а также с автомобилей, что добавляло шуму. «Говорит свободный Пльзень! Советский Союз захватил Прагу! Болгары с ним! Немцы в Карловых Варах! Сопротивляйтесь оккупантам! Мы ещё пока говорим, но скоро за нами придут! А пока слушайте голос свободного Пльзеня!» Радио передавало краткие репортажи о событиях в разных городах страны, различные призывы типа: «Свободу Дубчеку и Смрковскому!», «Долой советских оккупантов!» Вскоре оно сообщило, что Дубчек и Смрковский схвачены и увезены в советском автомобиле неизвестно куда. Это вызвало новый взрыв негодования на площади.

Время от времени рупоры передавали обращение президента республики Людвика Свободы, который призывал к спокойствию, просил не поддаваться на провокации, не оказывать войскам сопротивления.

Юркие мальчишки сновали в толпе, раздавая газеты. Один из разворотов газет был пустой, тем самым символически показывая, что свободной Чехословакии наступили на горло.

galper6.jpg (13846 bytes)

Прага, август 1968

В общем шуме иногда слышались автоматные очереди. За спиной у Святого Вацлава из-за домов поднимались клубы серо-чёрного дыма. Оттуда же слышалась стрельба. Как потом выяснилось, штурмовали знаменитый Дом радио.

Из подвала большого дома, выходившего фасадом на площадь, наши солдаты вывели под автоматами несколько десятков мужчин с поднятыми руками. Их куда-то увезли под свист и улюлюканье толпы.

Снова по площади загрохотали танки. На них сидели солдаты, небритые, невыспавшиеся. Танки ушли в сторону Дома радио.

galper7.jpg (15882 bytes)

Прага, август 1968

Мы молча двигались в толпе, постепенно удаляясь от Вацлавской площади. На наше счастье, к нам никто не обращался, поэтому мы чувствовали себя относительно свободно. Чем дальше мы уходили от центра, тем было спокойнее, тише. Меньше машин, меньше людей, не слышны крики протеста. Видимо, площадь была эпицентром человеческого водоворота.

На перекрёстках стояли танки, где по одному, где по два. Как правило, их окружали пражане. Если на броне кто-то сидел, то сразу же возникала полемика. Горожане спрашивали солдат, зачем они сюда пришли, как они посмотрят в глаза своим матерям, когда вернутся домой. Солдаты либо хмуро молчали, либо что-то невнятно бормотали в своё оправдание, будто они были в чём-то виноваты. Их положению позавидовать было трудно.

Внезапно улица окончилась. Перед нами открылся огромный зелёный пустырь — газон перед стадионом «Дукла». На газоне в беспорядке стояли несколько вертолётов, а перед ними — двумя кольцами, внутренним и внешним, было оцепление из солдат в малиновых беретах с «калашами» на шее. Едва мы подошли к оцеплению, на нас замахали руками, показывая, чтобы мы убирались прочь. Но нам-то надо было идти вперёд, к посольству!

Мы стали убеждать воинов пропустить нас, но они и слушать не хотели. Причём даже не удивились тому, что мы изъясняемся на чистом русском языке.

Появился молодой офицер, капитан, в полевой форме. Мы к нему. Он нас тоже послал... Тут уж я не выдержал и, послав всю дипломатию подальше, выдал ему такие словоупражнения, что капитан просто опешил. И, как ни странно, это подействовало. Капитан махнул рукой и сказал солдатам:

— Это точно наши, советские. Пропустите их!

Мы пересекли пустырь. Нас иногда останавливали, но, получив краткие, исчерпывающие объяснения, пропускали дальше.

Наконец, с горем пополам, мы добрались до посольства. Я не помню улицу, где оно находилось. Помню только высокую ограду, деревья и прорву военной техники. Опять внешнее кольцо автоматчиков, за ним БТРы, дальше, как бы сами по себе, — несколько танков. И снова нас не пропускают, снова не хотят с нами разговаривать. Снова нас «посылают»... И снова я упражняюсь в «русской словесности». И снова мои матюги звучат как пароль.

В посольстве бедлам. Все бегают, снуют, как тараканы, носятся с какими-то бумагами. На нас «ноль внимания». Пытаюсь остановить одного клерка, другого. Бесполезно: отмахиваются, как от мошкары. «Не до вас!»

Наконец, удалось остановить одного пожилого, весьма симпатичного мужчину. Услышав, кто мы, отвёл в сторонку, чтобы мы не мешали броуновскому движению дипломатов. Выслушал внимательно. Потом сказал, что очень сожалеет, но ничем помочь пока не может, то есть им здесь, в посольстве, частностями (нами) заниматься некогда. Посоветовал вернуться в отель, предварительно зайдя на вокзал. Надо было найти коменданта вокзала, полковника имярек, и у него отметиться, то есть встать на учёт. Двадцать первого ожидают отправки в Союз первого поезда, чтобы быстро вывезти всех, скопившихся на вокзале. Нам следовало наладить чёткую связь с комендантом, чтобы попасть в число отъезжающих в первую очередь. Для этого я оставлю одного из сопровождавших, который должен был по команде руководства привести нас на вокзал с вещами.

Обратный путь прошёл без препятствий. Стадионная охрана нас сразу же узнала и пропустила без задержки. Правда, капитан поинтересовался, где я научился так красиво изъясняться, и с ехидной улыбочкой попросил списать слова. Я, естественно, с такой же улыбочкой послал его подальше, куда обычно посылают. Он засмеялся — парень как парень, мой одногодок.

На улицах нам совали в руки разные газеты, листовки, как рукописные, так и отпечатанные на машинке. У меня и по сей день в особой папке хранятся фотокарточки, газеты и листовки. На память. Удивляюсь, как мне удалось провезти их через границу. Правда обычного пограничного досмотра не было. Обошлись без шмона.

На вокзале, забитом до отказа, творилось чёрт знает что. Военные бегают взад и вперёд. Залы полны людьми, главным образом теми, кто уже пожил в Праге. Но много было и вновь прибывших, главным образом туристов. Последние, удобно расположившись на скамьях, пили водку и матерились почём зря. Местные же «труженики», работавшие по контрактам, в основном молчали и хмурились. Им было что терять.

Коменданта я нашёл с большим трудом. Нервным. Затурканным. Казалось, что он весь искрился от напряжения. Сначала он хотел от нас сбежать, но мы втроём его окружили, отрезав путь к отступлению, и он волей-неволей нас выслушал. Узнав, что наш отель в нескольких кварталах от вокзала, он что-то черкнул у себя в блокноте, а потом предложил кому-то из нас подойти к восемнадцати, чтобы оценить ситуацию.

Наконец, мы в отеле. Рассказали всё, что с нами было, велели быстро собраться и завалились на кровати. Пять часов на ногах даром не прошли. Ожидаем вечера.

В восемнадцать тридцать вернулся наш посланец и велел срочно выступать. И мы, обременённые чемоданами, поплелись по улице к вокзалу. Два квартала как-то растянулись и по расстоянию и во времени. Наконец приковыляли. Уже выставлено оцепление. Нас не пускают. И снова «проверенный способ» проходить кордоны — сработало. И вот мы уже на вокзале.

Ни о какой регистрации речи быть не могло. Не до нас. С трудом нашли свободный закуток, отыскали скамейку и расположились около неё. От общего зала нас отрезал ряд тележек с цинковыми или алюминиевыми коробками для перевозки типографских матриц. На одной тележке мы сдвинули цинки, и один из наших, подстелив куртку, примостился. Было прохладно. Открытые двери вызывали лёгкий сквозняк.

Стемнело. Мы сидели и травили анекдоты. Потом стали дремать. Около часа ночи в залах зашумели, задвигались, забегали. Снаружи послышалось несколько автоматных очередей. Протопало несколько солдат с автоматами. Через двадцать минут всё стихло. Утром сказали, что была попытка местных вылезти через канализационные люки, но их загнали обратно. Отстрелялись.

Опять тихо. Дремлют. И вдруг грохот! Звонко металлический. Все вскочили, словно полоумные. Ничего не понимаем. Что произошло? Откуда этот грохот?

Потом раздался нервный хохот вперемежку с матюгами. От души. Наш парень, спавший на тележке с цинками, неловко во сне повернулся и толкнул стопку ящиков, которые упали на пол, вызвав этот грохот. С учётом того, что пол был каменный, акустика хорошая, получился неплохой «взрыв».

Снова все успокоились. Уже до утра.

Захотелось есть. У нас был НЗ — несколько банок тушёнки и две буханки хлеба. На двадцать человек. Не зная, что нас ожидает дальше, я велел их не трогать. Да и не так уж сильно мы были голодны. Ребята куда-то сбегали, принесли банку воды, все попили, и голод временно был усмирён.

Около десяти утра. Двадцать первое августа. Полная неясность о будущем. Мы спросили проходившую мимо чешку-железнодорожницу, не ожидают ли они поезд для нашей отправки. Она на нас злобно посмотрела. Но мы её обступили, зажали в кольцо. Сначала она обозвала нас фашистами, оккупантами. Потом успокоилась и рассказала, что во время заварухи, вчера, под наш танк попали и были раздавлены двое мальчишек. Естественно, что все кипели от возмущения, хотя причина случившегося доподлинно известна не была. Просто был факт гибели. Под танками.

Всё-таки мы допытались, что к двенадцати ожидают подачу состава. Мы сразу же оперативно насторожились.

Подошли три солдата с мешками и выдали нам четыре буханки хлеба, пять банок тушёнки и около полукилограмма сахара. Всё из расчёта на команду из четырёх человек (а нас было двадцать!). Мы всё располовинили, часть съели, часть отправили в НЗ.

В двенадцать действительно подали пассажирский состав. Все встрепенулись, зашевелились и стали пробиваться к перрону на посадку. Но комендант всех рассаживал по имевшемуся у него списку. О нас он вспомнил, и вскоре подошедший лейтенант привёл нас к вагону, на посадку.

На двадцать человек мы получили два купе. Кое-как втиснулись, утрамбовались. Без обычных шуток и подначек. В душе мы чего-то боялись.

В тринадцать ноль-ноль переполненный до отказа состав выполз из-под сводов вокзала и направился в сторону Остравы. Начался путь домой. Но это уже совсем другая история.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Чехия"]
Дата обновления информации (Modify date): 23.03.03 17:21