Юбилеи

Сергею Ефимовичу Азинцеву — 60 лет

Сергей Азинцев

Крыльцо под Луной...

МИНИАТЮРЫ

ВЕЧЕР В ДЕРЕВНЕ

Соловей прокалывает ночь, булькает, захлебывается ее жидким бархатом. Паузы его страшат: затягивают в ничто, растворяют. Оттого и потуги — со времен царя Гороха...

Дело не в чернильном окне. Не в змеино-медленном колыханье. Не в обмане оптической свечи и свечном обмане оптики. Не в завороженном огнём пращуре, впавшем в древнюю летаргию.

Но, — ощущаю как бы со стороны попытку очнуться, — горячий, упорный зрак втягивает, плавит, распыляет...

И вот — разреженная до космической пыли мысль уже не способна уцепиться за свечу, за частность — в безграничьи целого, которое тут же — здесь, от которого бежать некуда, будучи всегда — посреди.

Но пугающая его тишина — тишина целого — странным образом не враждебна, как минимум, равнодушна.

Вместе с тем, что стало мною, — было мною? — оно смотрит глазом со всех сторон и изнутри вглубь себя, медленно бродит и творится...

Так же медленно, боясь спугнуть, перевожу дух — тоскующей грудью, и отвожу все же взгляд — к давно пронзившему меня с колен вертикальному взгляду кошки.

ПЕРЕХОД

Слабый порыв смазал вершинную графику леса.

Лепет листьев. Тремоло листьев.

По зеленоватому раствору неба ворона вяло машет растрёпанными на концах тряпками. Предвкушает зарытый слева восход.

Пейзаж, который не с кем разделить, — уместная приправа к одиночеству... Пока смотришь со стороны.

Но взгляд двусторонен: из тебя и наоборот...

И вот растворили — взяли к себе.

ДАЧА

Вслед за хозяином из «Москвича» вылез Михаил — сухой мужичок с огромными ладонями.

До сумерек рубил крыльцо. К фронтону хозяин припас рейки, но Михаилу не понравились — нарезал свои.

Со второй звездой хозяин налил да пошел спать, а Михаил вот уж треть ночи сидит на свежих досках крыльца, громко и спокойно рассуждает.

— Вот тоже белка, зверек, — говорит он, и глаза теплеют. Словно чувствует рыжую под заскорузлой ладонью.

Потом задумчиво смотрит туда, где в прогале чуть белеющих берез тускло угадывается озеро.

— А что? — предположительно говорит Михаил. — Пожалуй что, уж и с месяц... А то вот взять опять племяша да послушать колокольчик, когда сонная рыба...

Он снимает со стакана хлеб: хозяйское давно допито, заканчивает свое, хрустит луковицей.

— А вы-то чего? — обращается он к сочным звездам. — Ишь, рассыпались. Вон, вон... сгорела.

ОЗЯБЛИ

И разница-то между нами: один не получает маленькую зарплату, другой — большую, третьему и вовсе не положили, в связи с перекосом изма.

Впрочем, зима, и троллейбуса все нет, а перехватишь взгляд — еще холоднее.

Но перед торговкой семечками снег посерел и шевелит клювами — радиально в одну точку.

— Дала бы горсть.

— Уж сколь передавала.

— Бабка, почем воробьи?

И толпа заулыбалась, словно вспомнив что-то.

ЛУНА

— ...рядом с полутрупом этой вашей «любви», которую вы поинтересовались насиловать на глазах у мужа. Просто так вам не интересно. Просто так вы нам оставляете... То есть, это муж был на ее глазах: в модной нынче позе — с утюгом на брюхе. Это до того, как стали его расчленять: одни, стало быть, резать, другие — «любить», а уж потом наоборот. Экое наслаждение...

Тут говоривший помолчал, отщелкнул сигарету. Огонек пролетел сквозь прутья клетки, упал на белую под луной песчаную дорожку.

— Вы, видать, большие философы насчет удовольствий. Тут ведь и ужасом ее насладиться: от воплей мужа, от вашей «любви», да и от того о себе самой, что ей мучительно хочется считать неизвестным. А еще и то вас обжигает, что цари, что ходите за гранью безумия, посылая и уголовный кодекс, и всех архангелов, и за все про все еще, видите ли, куш причитается. Такой, стало быть, букет... Но штука не в том, братцы вы мои, что и у вас, как у всех: что приобрел, то и потерял — это ли наслаждение, иное... И даже не в том, что терять-то теперь побольше будет, то есть, неважнецкий у вас выходит бизнес-план. А тут ведь та еще история, что на самом-то деле вас не существует — вот что вам страшно. Оттого и гальванизируете свои трупы водкой да ножом, а отними — и что останется?

Из глубин теплой ночи донесся вой (волчий?), приглушенный толщей прозрачного лунного света.

— То есть, возможно, и я безумен. Чем объяснить, что вошел вот в клетку, без оружия, что-то такое разговариваю, словно надеясь, что утром почистите зубы да наденете галстуки. Что ж, считайте извращением, но ведь и мне не дано переходить улицу исключительно по размеченному, то есть просто взять вас да и расстрелять. Правда, это-то мое безумство, все же, признайте, с другого конца и с вашим вряд ли сомкнется... Вот ведь надобность: остаться здесь, и если доживу, то с утренним лучом пойти с вами, посидеть на знаменитых камнях Сада да и подумать...

«Если доживу», — печально уронил говоривший, не задевая ничьего взгляда.

Один все же не выдержал паузы: ткнул в его глаза растопыренными пальцами. Но рука прошла сквозь пустоту лица, больно ударилась о прут клетки.

ПОДДЕЛКА

Березы, сосны, осины. Розово-голубое детство дня. Пахнет грибами. Безветрие.

А закрой глаза — натуральный дождь. И открой — слышно. Это осенний лист сыплется без видимых причин, шурша в кронах.

— Ну и что? — говорит друг.

— А ничего.

— Но слова тогда зачем?

— Что ж, давай, как об анекдотах: № 37. Только что на это скажут отцветающий георгин, и птица сада, и речная — в просветах сосен — вода?

Ведь вот сидим и делаем вид, что чистим грибы, хотя это не все наше занятие. Еще с опаской поглядываем на затаившееся в воздухе яблоко, налитое зеленым чугуном, а мимо нашего взгляда прошмыгивает то дикоглазая кошка, то бочка с водой, а то и пыльный лопух.

На самом-то деле... Хотя никогда не сумеешь дать имя тому, чем занят в действительности. Не скажешь ведь: «занят жизнью» — сам себя не поймешь.

А потом... — ты помнишь, что будет потом? А если забыл, то «потом» уже и на этот раз настало. Мы вновь за пригнанными бревнами, якобы отгороженные от жизни, а на самом деле — отгородили ее.

Мы опять в полумгле — пользуемся специально для такого случая заготовленным обмылком луны, перекликающейся в стопках свечой да молчанием, в котором слышно, как в трубе свистят ветер и прожитые годы.

Так что, возможно, ты прав. Может, и не следует ничего произносить. Но что тогда со всем этим делать?

 

КАНАПЕ
(в смысле «бутербродики»)

* * *
Кончик мысли для знатока —
что для ценителя кончик кружев
и горлышко «Мартеля».

ФОРМУЛА ЖИЗНИ
Есть только две движущие силы —
страсть и любопытство.
И только два вида счастья:
когда они совпадают
или отсутствуют.

* * *
Душа — не отдаваемая дань Богу,
давшему жизнь.

* * *
Умный — это дурак вчера,
который остер
егся или рискнул.

* * *
Правду о себе говорят только лжецы.
Остальные — добросовестно заблуждаются.

* * *
С ЖЕНЩИНОЙ:
молния,
альпинистская вер
евка,
летучая осенняя паутина.

* * *
Недруги и лишения укрепляют и тренируют.
Но ежели непрерывно, то где ту, ради чего?

***
Добиться в жизни можно лишь новых желаний
и болячек — от прежних.

* * *
Если что-то логично и правильно
и не усматривается доза абсурда,
то с тобою не все
в порядке.

* * *
Размышления подобны тишине природы,
творящейся в себе.

* * *
Чем хуже почва, тем глубже корни.
Но те, что успели зацепиться.

* * *
Эмиграция — это способ потратить остаток жизни
на подготовку к новой.

* * *
Можно приобретать вещи,
а можно — свободу от них.
И, в отличие от первого,
это — конечное приобретение.

* * *
В «любви без памяти» много такого,
о ч
ем действительно стоит забыть.

ЛЮБОВЬ
Получаю удовольствие
от ее
приездов и отъездов.

* * *
В жизни бывает лишь одна женщина:
до не
е — пробы, после — подмены.
Но между «до» и «после» не дано знать, она ли это.
Так что в жизни не бывает ни одной женщины.
Есть подозрение, что по этим причинам
в жизни не бывает вообще ничего.

* * *
Объективное — это субъективно задавленное субъективное.
Субъективное — это независимое от нас объективное.

* * *
Самая плодотворная из творческих идей —
идея собственного благополучия.

* * *
Желание — это неосознанная необходимость.
То есть попранная свобода.

* * *
Проживая время и задумываясь о нем,
мы состоим из разного материала
и с собою не совместимы.
Несмотря на общую оболочку.

* * *
Зрелость чувств взывает к пылкости,
которая, неловко тычась,
мечтала о зрелости.

* * *
В отличие от металла, усталость от жизни
возникает от недостаточной е
е интенсивности.

* * *
Не дожив до рождения,
в потугах совести и ума
уходим незаверш
енным эскизом.

ФОНОНЫ
(в физике — порции энергии, которыми обмениваются парные частицы, обеспечивающие сверхпроводимость)

* * *
Правда —
это ещ
е не вскрытая ложь.

Всякая часть правды есть ложь.
Следовательно, правда состоит из лжи.

* * *
В химеры должно верить не только в желтом,
но и в Белом доме.

Очарования опасны.
Поэтому разочарования полезны.

* * *
Женщина тонко вышивает по канве намерений.

Женщина отдается взаймы.

* * *
За свободу расплачиваются?
Значит, чего-то стоит.

Не знающий, что делать со свободой,
приковывает себя к потребностям.

* * *
Героизм и продуманную сделку
легко различаю по окупаемости.

Жертва — это шахматный ход.

* * *
Оценив женщину, то есть свои ресурсы,
всегда ошиб
ешься.

В браке важна совместимость размеров.
Например, любви и бедности.

* * *
Чувство долга — это фермент,
превращающий реакцию удовольствия
в реакцию отвращения.

Удовлетворение желаний
его не приносит.

* * *
Совесть — благо.
Но благосостояние —
это состояние без совести.

Совесть бывает и незапятнанной.
После стирки в соображениях.

* * *
Сводить концы с концами
противоестественно.

Живут в основном те,
кто этого не умеет.

* * *
Деньги делают деньги.
А их отсутствие — их отсутствие.

Убежденность в том,
что деньги тебя не испортят,
стоит на уверенности,
что их не будет.

* * *
Любовь «с первого взгляда»
и «на первый взгляд»
оказываются синонимами.

Вечная любовь —
это временная запись поверх предыдущей
на том же носителе.

* * *
Наука — это способ превращать очевидное
в невероятное, а потом — наоборот.

Понимание — это разменная монета
между мозгом и миром.

* * *
Иметь привилегии
следует в интимной обстановке.

Мы живем ради того,
что того не стоит.

* * *
Законы природы — это то,
что о них известно.

Защита диссертации —
это овладение темой в изощр
енной форме
с уче
том вкусов вожделеющих старцев.

* * *
Женщина молит о защите от мужских объятий,
прячась в них.

Стремясь защитить,
мужчина нападает на женщину.

* * *
Вера ограждает от мысли свои несуразности.

Вера — пристанище мало- и много образованных.

* * *
Старость —
это экзамен самодостаточности
духовных накоплений.

Со временем толпа гостей,
составляющих «истинное я»,
рассасывается.

* * *
Время — это транспорт,
который мы не заказывали.

Коротаем время,
сетуя на его быстротечность.

СТИХИ

ПРИЗРАК
Я слышу не себя:
Меня меж вами нет —
То повседневный фрак
Да шляпа из привычек.

Я ускользнул опять,
Оставив вам сюжет
И ваших правил знак
Не своего обличья...

Как ящеричный хвост.

РЕКВИЕМ
Однажды я проснусь от внеземных мелодий,
К которым вознеслась вечерняя струна:
Взмывала в никуда при плачущем народе,
Забрезжило — со мной
оставлена она.

Однажды я проснусь — один на новом свете:
Оборваны концы
привычною рукой,
Однажды я проснусь, но зайчик на паркете
Уж не внес
ет весну в нездешний мой покой:

Не тронут мыслью лоб, ушли потуги слова,
И страсти вычерпаны до сухого дна,
Но если суждено мне возродиться снова,
За грань со мной уйдет
лишь музыка одна.

* * *
Плыву: опять звучит «Токката»:
От родника спускается покато,
Чтоб из партера вынести к закату
То, что с пел
енок полагалось кораблем
(Маршруты — музыкой, и рифмой, и угл
ем),
Но стало щепкой — вычерпан за
ем...
Ах, не суди меня ты, музыка, предвзято!

ХРОНОС
Вершинной хвои островки —
Туманной пленники реки —
Смогли опутать, придержав
Малинно выкативший шар...
Свой курс ещё он не наше
л:
Доверчив, заспан и тяж
ел.

Трава росы ссыпает жемчуга
В гостеприимный раструб сапога,
Ручей любовно принимает утку,
А белый гриб затеял шутки:
То спрячется, а то — эге! —
Кот
енком ластится к ноге...

Снесет рассвет потоком дней...
И вся судьба, как ты, ручей,
Меж берегов струит та
ежно:
Не разных —
противоположных.

РАЗЛУКА
Твой поцелуй под звук виолончели,
Что плыл вином и медом пчельим, —
С челом, поникшим в книжной келье,

Вдруг вспомнил... впрочем, сам возник,
Как сом из омута, чтоб через миг
Глаз напряженно повернул к постели.

БАЛТИКА
Гребни волн — пенными пальцами пианиста —
С листа, бегло по клавиатуре рыская,
Устав, и наконец-то вытянув овалы шей,
Расслабленно умирают в песчаном туше...

Камень, околдованный среди братьев,
В м
ертвой думе не имеет иного занятия,
Как голо подставиться под пенные руки,
Коими Бог неустанно его баюкает.

Серые гуси, в той жизни стихию отринув,
Пристроились к небу, что сходится клином
С сереющим морем, где стынет вода:
Так было, так было, так будет всегда.

НА КРЫЛЬЦЕ
Рукой сверчковый звон разлит,
Хмельной рассудок млеет,
Пол-мира тайно зеленеет
В безлунных сумерках Земли.

В стекле над крышею — опал
(То ведьмин глаз, не так ли?),
К ноге слетел звезды кристалл —
Подж
ег на астре каплю.

Обманная забыта синь,
И ночь стоит такая,
Что во хмелю, но постигаю
Смещение земной оси.

Когда под небом я один,
То что-то (среди прочего)
В виду имеет Господин,
Забросив в эту точку...

СУДЬБА
Секунды, вы капели сердца:
Покуда не затянут кран,
И ночь, и день сочится вечность
Сюжетами подлунных драм.

Быть может, вечность только через
Мою кровавую капель
Осуществляется, прицелясь
В поде
рнутую тайной цель.

Быть может, я всего лишь стремя,
Пришпорив коим бездну лет,
Господь одушевляет время,
Но, смертного, сведе
т на нет...

И лишь в молекулярном виде,
Рассеясь за земной предел,
Душой, на зв
ездный луч навитой,
Постигну бывший свой удел.

* * *
Заблудившись в судьбе,
Я в е
е переулке
Повстречался с собой,
И теперь сам не свой:
После встречи немой
Длится памяти мука:
В разных «я» заплутал,
И ненастной порой
Не хожу в переулки —
Край внезапных зеркал.

ВСТРЕЧА
Стоит карельская сосна,

Как цапля, посреди залива.
Поправ четыре валуна,
Своим подножием, пугливо
Косит с высокой синевы
На лодку. Ну а захотите вы
К ней в гости (ноги промочив), —
О
на дичится и молчит.

ЗАКУРГАННАЯ
Каюсь: на судный миг

В белом пока не собрался,
Но научился без масок —
Собственных да чужих.

Мне на семи ветрах
Дышится много привольней,
Чем на семи застольях
С рюмкой согласья в руках.

Нормы изгрызла мышь,
Страсть загустела одна,
Нет одиночеству дна —
Есть только Неба крыша.

* * *
Каждый сумрачный вечер Господь,
Как возница заблудшего «Шапито»,
Над пустой колее
ю проселка
Разворачивает свой шат
ер.
И в осевшем безмолвии крон
Накаляет размноженною звездой
Ослепительно-страстный л
ед...

Лишь полевка шмыгнет стерней,
Не рискуя поднять свой взор
К этому страшному великолепию,
Этой праздничной роскоши смерти.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 27.09.02 10:14