Литературные мосты Венгрия—Грузия—Россия

Нодар Хатиашвили

Мари

— Опять утро. Как трудно вставать каждое утро так рано, — ворочаясь в кровати, бурчала себе под нос Мари, женщина средних лет с припухшими глазами. — Хорошо, что солнечно сегодня... всё, ещё пять минут и...

Вскоре она действительно решилась встать. В комнате было холодно, сыро. Ещё лежа в кровати, Мари протянула руку, схватила старенький халат, аккуратно сложенный на стуле, и торопливо начала натягивать его на свитер, в котором она спала.

Встав, первым делом поставила чайник на газовую плиту, зажгла газ и только после этого решила умыться. Ополоснув слегка лицо ледяной водой, пристально посмотрела на своё изображение в старом, с изъянами, зеркале. Мари увидела уставшую, с чуть припухшим от алкоголя лицом, когда-то интересную женщину. Слеза медленно покатилась по её щеке, и когда докатилась до губ, Мари языком слизнула её. Вкус слезы, видно, ей что-то напомнил, лицо стало ещё печальнее, слёзы опять навернулись на глаза и она расплакалась бы навзрыд, если бы не засвистел чайник. Свист чайника заставил её вздрогнуть, придя же в себя, она вытерла лицо полотенцем и направилась в комнату будить сына. Подойдя к кровати сына, мгновение постояла там, затем ласково тронув его за плечо, позвала:

— Яно, пора.

Мальчик крепко спал. Мари жаль было его будить, но и времени оставалось в обрез. Разбудив-таки сына, пошла готовить завтрак. Всё это она делала молча, изредка поглядывая на мальчика, который всё делал не очень ловко, ещё не проснулся окончательно, видно. Побросав книги в ранец, он подошел к Мари, поцеловал её и подсел к столу. Наспех съели по куску хлеба, запив его чаем. Не убирая со стола, Мари помогла Яно надеть пальто, затем сама надела старенькое пальтецо, и они вышли из дому. На перекрёстке распрощались. Яно побежал в школу. А Мари, посмотрев некоторое время ему вслед, пошла в другую сторону. Вскоре она была у знакомого магазина, и, войдя в него, направилась к отделу, в котором торговали мясом. Подойдя к прилавку и увидев нового продавца, собралась уйти, но, сделав несколько шагов по направлению к выходу, она передумала и вернулась. Очередь была небольшая: всего три человека. Первая женщина покупала свинину, вторая долго выбирала курицу, наконец подошла очередь Мари.

— Целую ручки. Что желаете? — произнёс заученную фразу довольно упитанный продавец.

Опустив глаза, чтобы не смотреть на заученную улыбку, делавшую продавца комичным, она невнятно сказала:

— Простите, а Томаш здесь больше не работает?

— Нет. А я чем могу служить?

— Бумагу.

— Простите, что вы сказали? — переспросил её продавец.

— Бумагу, — краснея и злясь на себя, медленно проговорила Мари.

— Бумагу? — лоснящееся лицо продавца вытянулось и стало совершенно глупым. — Какую ещё бумагу?

— Вот эту, — и Мари указала ему на большие листы обёрточной бумаги.

— Сколько?

— Сколько не жаль.

Продавец как-то неуклюже взял несколько листов бумаги и, ещё не придя в себя от удивления, протянул их Мари. Та, поблагодарив, бережно взяла смятые листы и вышла из магазина.

Придя домой, положила листы на кровать, включила утюг и, сняв пальто, повесила его на вешалку. Она очень тщательно готовила обеденный стол для глажки и только после того, как убедилась, что всё в порядке, тронула мокрым пальцем утюг. Он ещё не был готов, она присела на стул. В холодной комнате утюг нагревался медленно, но у Мари не хватило терпения, и она начала ещё не совсем горячим утюгом гладить листы бумаги. Очень тщательно разглаживала лист и, когда поверхность бумаги казалась ей безупречно гладкой, крепила её на подрамник.

Только после того, как были готовы подрамники, Мари решила немного отдохнуть. А скоро началась самая ответственная работа — грунтовка закрепленной на подрамниках бумаги. Время промелькнуло незаметно. Она ещё не закончила «колдовать» над первым подрамником, как вернулся из школы Яно. Увидев мать на привычном месте, он поцеловал её и положил на стул булочку, принесённую для неё из школы. Мари в знак благодарности провела рукой по спине уходящего сына и снова принялась за работу.

Иллюстрация Татьяны Полищук

Вечерело, когда Мари закончила грунтовать последний подрамник и, прислонив его к стене, облегчённо вздохнула. Увидев булочку на стуле, она отломила от неё кусок и с удовольствием начала есть. Яно, сидя на кровати, весь укутанный в плед, учил стихотворение Лёринца Сабо «Лето».

Всю ночь лил дождь. Под утро Мари проснулась от грохота. Обвалился потолок на кухне. Когда она поняла, что произошло, в мгновение ока оказалась на кухне. На трёх из четырёх подрамниках бумага была уничтожена. Она схватила уцелевший лист и отнесла в комнату, положив его на свою кровать. Затем вернулась на кухню и, присев на корточки, начала очищать грязные листы. С потолка капала грязная вода, одна капля упала ей на щёку и как слеза покатилась по её лицу.

Закончив работу, она вернулась в комнату. Взяв подрамник и положив его рядом с кроватью, она присела, спать уже не хотелось. И так, сидя на кровати, она обдумывала, какую же из пяти предполагаемых картин следует нарисовать. Как матери трудно выбрать из своих детей лучшего, так и ей было трудно решить, какой из замыслов должен быть реализован на единственном оставшемся подрамнике. Все были по-своему хороши и дороги ей. Она взяла подрамник. Смотрела на него долго, надеясь, что отгрунтованная бумага поможет ей в решении, но... кроме грязных капель — ничего не увидела. Мари лёгким прикосновением начала чистить поверхность, сначала пальцами, затем платком. Это её отвлекало от решения, и хотя она злилась на себя, но всё же продолжала чистить. Бой часов вывел её из этого состояния, она встала и, пройдя на кухню, поставила чайник на газовую плиту. Включила газ, зажгла спичку. Пламя охватило чайник. Долго смотрела на пламя. Затем, убавив газ, она медленно подошла к кровати, взяла подрамник и начала рисовать.

Засвистел чайник. Заварив чай, она разбудила Яно. Выпроводив его в школу, опять принялась рисовать.

Этот день прошёл, как и вчерашний. Она работала. К двум часам пришёл Яно. Поцеловал её, положил сэндвич — часть школьного завтрака — на стул рядом с ней. В знак благодарности она рукой провела по спине уходящего Яно. До темноты работала, затем накормила Яно. Чуть отдохнув, опять принялась за работу.

Следующий день начался как предыдущий. Она встала рано и начала рисовать. Накормив и отправив Яно в школу, снова принялась рисовать. В полдень она перестала рисовать. Хотя работа ещё не была законченной, ей она нравилась, но... Она встала со стула, отошла от картины и снова посмотрела на неё, затем, подойдя к столу, где лежали её рисунки, выбрала несколько и, свернув их в рулон, положила в небольшой старенький чемодан, где лежало несколько картин в самодельных рамах. Взяв чемодан, вышла из дому и пошла по хорошо знакомому маршруту: дом — базар.

На базаре было мало народа, а желающих купить её работы — ещё меньше. Вокруг неё крутились подростки. Когда они наконец подошли к её картинам и начали их рассматривать, ей стало приятно. Улыбка появилась на её уставшем лице. Она даже попыталась с ними заговорить, но разговор не получился. Они то подходили к её работам, рассматривая их, то отходили. Так повторялось несколько раз. Иногда, отойдя от неё, они начинали смеяться. У неё возникло ощущение, что они смеются над её картинами, но никак не могла понять, что же их могло рассмешить в этих работах. По её мнению, тут и несовершенство рисунка, и изъяны бумаги, на которой они исполнены, но ничего смешного в них она не находила. Вскоре, устав от напряжения, она решила прогнать их, если они подойдут ещё раз. Они как будто почувствовали её решение и вновь подошли к ней. Не успела она открыть рот, как один из подростков спросил её:

— Сколько стоит вот этот рисунок? — и он указал на рисунок возле её ног. Она настолько растерялась, что сразу и не нашлась, что ответить.

— Что ты сказал? — переспросила его Мари, чтобы прийти в себя.

Подростки рассмеялись, увидя её замешательство, и повторили вопрос уже в два голоса. Это ещё больше смутило её и, залившись краской стыда, она пробормотала:

— 1000 форинтов.

Видно, цена их не совсем устраивала, поэтому они начали узнавать цены остальных. Она постепенно пришла в себя, прежняя раздражённость исчезла, она почувствовала, что сорванцы действительно хотят купить у неё рисунок, но не понимала — какой. Наконец они остановились на портрете мужчины. Немного поторговавшись с ней, купили его.

Положив деньги в карман, она с облегчением вздохнула, ведь она до прихода этих юнцов уже собиралась домой, не надеясь сегодня продать хотя бы одну из своих работ. Она мысленно начала перебирать, что она именно купит сегодня... а хотела купить и мясо, и... цветы: так давно она не держала в руках живые цветы. Правда, Яно очень любит шоколад, и она ему, конечно, обязательно купит, но потом... Она достала деньги из кармана, пересчитала и, убедившись в том, что это не сон, засунула их поглубже в карман и начала складывать работы в чемодан. Смех подростков снова приковал её внимание. Ещё не видя и не понимая, чем он вызван, она вся натянулась как струна, почувствовав что-то недоброе... Она инстинктивно сделала несколько шагов по направлению к ним. Дойдя до мальчишек, которые стояли вокруг одного, державшего её рисунок, и весело смеялись, она увидела, что к портрету пририсованы очки и усы — и пририсованы совершенно бездарно. Это её возмутило до глубины души, и она, каким-то чужим голосом прошипела:

— Ты что делаешь?!

— А что хочу, то и делаю... — спокойно ответил мальчик.

И когда Мари потянулась за рисунком, все на мгновение застыли, как будто были пойманы врасплох, но не успела она дотянуться до портрета, как подросток отскочил от неё и, как бы в защиту от её посягательств, крикнул:

— Это вещь моя: я её купил у тебя...

— На твои поганые деньги, — крикнула Мари и, не помня себя от гнева, бросила деньги ему в лицо.

Подростки убежали шумной ватагой. Деньги, разбросанные вокруг, Мари стыдно было собирать. Постояв в нерешительности некоторое время, она вздохнула и поплелась к своим вещам, чтобы продолжать укладывать свои работы в чемодан. Когда, всё уложив, она подняла старенький чемодан, к ней подошла женщина и протянула собранные на земле деньги:

— Не стоило вам так горячиться...

— Возьмите их себе, — пробормотала Мари тоном, не терпящим возражений, и, смотря только себе под ноги, направилась по знакомому маршруту: базар—дом.

Яно уже был дома. Мари, поцеловав его в щёку, плюхнулась на первый подвернувшийся стул и замерла от усталости и ещё чего-то... Яно сидел за столом и что-то писал. Раздался звон разбитого стекла. Яно вздрогнул, оглянулся, но, ничего не увидев, поёрзал на стуле и продолжал писать. Мари ничего не услышала, только почувствовала, что что-то случилось, а так как в комнате кроме Яно никого не было, она решила, что он её позвал. Ведь не могла же она представить, что стекло в рамке её портрета в молодости, оберегавшее её смеющееся лицо от пыли уже несколько десятков лет, могло не выдержать и лопнуть. Пройдёт время, прежде чем она случайно обратит внимание на диагональную трещину, как бы перечёркивающую её улыбку, и, удивившись, даже не сможет вспомнить, когда же это произошло. Ну а теперь, гонимая материнским чувством, она встала и направилась к единственному своему сокровищу. Подойдя к Яно и наклоняясь для поцелуя, увидела, что он пишет письмо. С удивлением прочитала:

Пришлите, пожалуйста, мне Лего-крепость. У меня совсем нет игрушек. Я очень прошу вас...»

Дальше Мари читать не могла... Поцеловав его в макушку, спросила:

— Ты думаешь, они поймут тебя?

— Конечно! Ведь у них столько переводчиков...

* LEGO — всемирно известный производитель игрушек (Прим. ред.)

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 08.06.01 22:54