Размышления о книге Ч. Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба» с комментарием Густава Шпета, издательство «Независимая газета»Идея издания этой уникальной книги принадлежит директору издательства «Независимая газета» Ольге Васильевне Морозовой. Сказалась её давняя любовь к творчеству Густава Шпета.
Невероятная по сложности работа в конструировании, наборе, редактировании и корректуре рукописи и оригинал-макета этой книги продолжалась несколько лет.
Редакция журнала поздравляет издательство «Независимая газета» и всех, кто принимал участие в этом проекте, с успешным его завершением и выходом в свет прекрасно изданной книги Чарльза Диккенса и Густава Шпета.
Рекомендуем её нашим читателям.
Если рецензент посоветует начать чтение книги с 577-й страницы (а всего фолиант вмещает в себя их свыше восьмисот), то его примут за дешtвого провокатора или за напичканного комплексами и пытающегося кособоко оригинальничать «критикуна». Но торопиться с выводами, тем более имеющими резко атакующий характер, не надо. Книга, о которой пойдёт речь, весьма и весьма необычна. Броско оригинальна. Красива по исполнению по всем без исключения параметрам. На общий дизайн исключительно положительно влияет даже система нескольких структурно чередующихся шрифтов, не говоря уж о продуктивно работающих форзацах и фронтисписе. Приплюсуем блестящие, без всякого преувеличения, иллюстрации. А над всем этим оформительским пиршеством незримо витает дух человеческой Мысли. Хотя объективности ради необходимо тут же поправиться, возразить самому себе: «А почему, собственно, незримо? Бессмертная человеческая Мысль потому и витает, ощущается, чувствуется и познается, что выражена через Слово». И эту Мысль, и это Слово — все через прописную букву — создал, сотворил, воплотил Густав Густавович Шпет. Русский поляк. Польский «русак». Кстати, как и М.А.Булгаков, родившийся в Киеве, только раньше по времени — в 1879 году. Представитель могучей когорты философов русского «серебряного века». Шпет не уехал в 1922 году, как многие его коллеги, на печально знаменитом «философском пароходе». А поэтому, когда вышел его однотомник в приложении к журналу «Вопросы философии» (1989), в предисловии этой книги имеется знаковое вкрапление: «...умер в заключении, точная дата и место смерти неизвестны». Зато ныне хорошо известно высокое и достойное место, которое Шпет занимает в русской философии XX века. Да и не только в любомудрии. В психологии. В эстетике. В языкознании. А комментарии Шпета к «Пиквикскому клубу» Ч.Диккенса являют нам уникального литературоведа, который органично и естественно впитал в себя еще и глубокого историка, страноведа (Англия), дотошнейшего (в самом положительном смысле!) истолкователя любой незначительной, казалось бы, «бытовинки-пылинки». Мне уже приходилось читать, что Шпет «обладал фантастической эрудицией и начитанностью... мог писать длиннейшие обзоры существовавших когда-либо точек зрения по самым разным проблемам». Но то, что Густав Густавович сотворил с Диккенсом и его знаменитым «Клубом» в обстоятельнейших Комментариях, плюс объяснительный Список действующих лиц и вставных эпизодов, плюс тщательный Указатель слов, отмеченных в тексте романа звездочкой, а также терминов, номенклатуры и имен собственных... Это, это... И тут невольно сбиваешься на штамп (а куда деваться!) — это подлинное пиршество Ума, Интеллекта, всеобъемлющих Знаний! Вот почему настоятельно советую чтение этой книги начать с 577-й страницы, когда в дело вступают Комментарии. Если внимательно их проработать (а они так изысканно-изящно-легко-красиво-вдохновенно созданы, что невозможно оторваться!), то роман для каждого без исключения россиянина станет близким, интимным, родным, личным, единственным. Неповторимым. (Здесь сделаю несколько грустное, хотя и честное признание. В ранней юности «Пиквикский клуб» у меня «не пошел». Я потом к нему так и не возвращался. После штудирования Комментариев Шпета я проглотил его залпом, взахлеб, наслаждаясь многочисленными художественными тонами и полутонами прозы Диккенса. Спасибо Вам, Густав Густавович.) Ей-богу, в общем-то верный термин — Комментарии — раздражает какой-то, по отношению к уровню мастерства Шпета, ущербностью, однобокостью, узостью. Только представим себе, что эта часть книги (назовем ее хоть таким образом!) состоит из восьми разделов, которые вмещают в себя 61 часть. Разделы, в силу их «малого количества», можно перечислить все, как их озаглавил сам творец:Дальше хотя и следует римская цифра IX, но это совершенно иная рубрика, а именно: Действующие лица. Здесь Шпет применил совсем другое исследовательское «сито», через которое он «просеивает» реалии «старой доброй Англии». Да и чисто графически в Содержании книги последняя 61-я часть стоит над Действующими лицами. (В данном случае следует особо подчеркнуть, что дизайн книги абсолютно конгениален историко-социально-литературоведческому шедевру Шпета.) ...А вот части Комментариев воспроизведём выборочно, наиболее притягательные из них по названиям, «вкусные», не ставя перед ними порядковые номера:I. Биографические данные.
II. Исторический фон.
III. «Пиквикский клуб».
IV. Права и администрация.
V. Судьи.
VI. Путешествия.
VII. Лондон.
VIII. Некоторые бытовые особенности.
Думается, что просто необходимо привести хотя бы незначительные выдержки из объяснений Шпета. Диккенс в Четеме (ч. I), например, начинается следующим подробным и емким абзацем: «Чарльз Джон Хафем Диккенс родился 7 февраля 1812 г. в семье клерка флотского казначейства, на островке Портси, в городке Лендпорте, чуть севернее города Портсмута, главной морской базы Англии. В 1816—1817 гг., после кратковременного пребывания в Лондоне, семья Диккенсов переезжает в Четем (ч. 44). (Это Шпет отсылает нас к номеру той части, где мы узнаем о городе Четеме. — Г.Ц.) Здесь Диккенсы живут около семи лет и в 1823 г. возвращаются в Лондон». Еще один симптоматичный пример из рассуждений Шпета в ч. 12, озаглавленной им следующим образом — Возникновение «Пиквика» и писательские особенности Диккенса. Дух захватывает от своеобычности, смелости, нестандартности, логичности и глубины размышлений философа: «...Диккенс стал писателем в самом процессе писательской работы. Теоретического понятия о «романе» у него не было, но зато у него был некоторый воображаемый идеал писателя, по которому он воспитывал себя и ради достижения которого работал. Этот идеал в его фантазии сложился точно так же, как складывались в его фантазии образы его героев. Поэтому писательское место Диккенса очень индивидуально и может быть охарактеризовано прямо противоположными суждениями. Читатель обыкновенно принимает его без оговорок, а критик или исследователь его творчества сплошь и рядом в недоумении: исследователя смутят и язык, и стиль, и отсутствие чувства меры, ложные приёмы, небрежности, штампы и т.п. Поэтому так трудно подвести творчество Диккенса под какое-нибудь одно принятое школьно-литературное определение. Характеристика творчества Диккенса поневоле становится такою же противоречивой, антиномической, как и само это творчество. Диккенса называют реалистом. Но если сравнить его приемы с методами подлинных реалистов, как Бальзак, Флобер или Толстой, Диккенс — реалист очень плохой. Он прежде всего и до конца — фантазер. Его фантазии легче переходят в мечтательность, чем поддаются суровой дисциплине реалистических требований». Работа, которую проделал Шпет, являет собой идеальный пример научного подхода в области литературоведения. Стиль его исследования совершенно отличен от манеры Бахтина, Эйхенбаума, Томашевского, Тынянова, Жирмунского. Но, честно говоря, во многом помогает увидеть «особинку» Шпета оформление книги. К иллюстрациям, подобранным самим Густавом Густавовичем, научный и литературный редактор Марина Тюнькина тонко и абсолютно естественно добавила свой видеоряд. Научной строгости и тщательности нисколько не убавилось, а вот человеченки и мягкой теплоты стало куда как больше. Эпоха Диккенса стала четче и слышна, и видна, и объемно познаваема. М. Тюнькина «подчистила» и перевод текста «Пиквикского клуба». А что касается появления в 1934 году «диккенсовского» исследования Шпета, то лишний раз оно подтверждает мощь человеческого духа. Дело в том, что еще в 1927 году на философа начались гонения. Его научная позиция была поставлена под идеологическое подозрение. Густаву Густавовичу запретили заниматься философией. В 1930 году Шпет пишет в определенные органы «оправдательное письмо». Он хочет прорваться в другие, менее идеологизированные сферы научной деятельности. Отсюда искренний пафос и достойная гордость им при «показе» своих интеллектуальных возможностей: «Я прожил жизнь суровую. От уличного, почти нищего мальчишки через революционную школу и до профессора университета при старом режиме лежал путь нелегкий. А смею утверждать, что для ученого я сделал больше, чем требовалось по средней мерке профессора. Кроме специальных знаний в своей основной области в философии я знал достаточно, чтобы мое мнение ценилось в ряде других научных областей: в истории, литературе, искусствоведении, математике, языкознании. Я читаю не только свою специальную, но и художественную литературу почти на всех европейских языках. Но вот итог всех итогов моей жизни на сегодняшний день: на революцию я хотел и хочу работать, мои специальные знания, однако, признаны ненужными. Но когда, лишенный возможности научно работать, я предложил государственному учреждению свои услуги по переводам хотя бы с «редких языков» (скандинавских, польского, испанского и т.д.), мне сказали: что же это — бойкот из боязни сделать вызов общественному мнению? Оказываются ненужными и те мои знания, которые могут служить делу хотя бы элементарной культуры... Два года назад я еще работал полным темпом, хотя до того не знал ни каникул, ни домов отдыха, ни отпусков для отдыха, а мне было уже 49 лет... И вот сегодня, когда я поставлен перед угрозою не иметь возможности принести на ужин картошку моим собственным детям, я все-таки говорю: не верю, чтобы остатки моих сил не могли найти применение в нашей стране, не верю, чтобы здесь, в центре советской культуры, где бесконечна потребность в знании и культуре, мои знания и моя культура были объективно бесполезны и ненужны». В результате долгих и утомительных ходатайств Шпету была предоставлена возможность переводческой, редакторской и литературоведческой работы. Классическая литература Англии, Польши, Германии, скандинавских стран — горизонты его деятельности по-прежнему необозримы. Впрочем, удивляться этому особенно не приходится: учёный мог переводить литературу с 17-ти языков. ...В ночь с 14 на 15 марта 1935 года Шпета арестовали. После окончания следствия его приговорили к пяти годам ссылки и отправили в Енисейск. В ноябре этого же года по ходатайству актеров МХАТа, озабоченных его трагически сложившейся судьбой (Густав Густавович ряд лет был постоянным членом художественного совета МХАТа), опального ученого переводят в Томск. В октябре 1937 года Шпет арестован вторично и печально знаменитой карательной «тройкой» НКВД приговорён к 10 годам без права переписки, что автоматически означало смерть. Больше о земной жизни выдающегося учёного ничего не известно. Посмертно же судьба его научных завоеваний и открытий в самых различных областях, к счастью, продолжается в «большом времени». Выход в свет этой книги — яркое и убедительное тому подтверждение.Диккенс в Четеме. Диккенс на фабрике. Адвокатская контора. Репортерство. Иллюстраторы «Пиквика». Некоторые недостатки плана. Фабричная система. Формирование новых классов. Реформированный парламент. Анахронизмы в «Пиквикском клубе». Джентри и некоторые титулы. Города. Полиция. Личная безопасность. Специальные суды. Бристоль и Эдинбург. Тюрьмы в Сити. Места жительства мистера Пиквика. Напитки.
[На
первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления
информации (Modify date): 25.07.01 21:23